Читать интересную книгу Семья Тибо.Том 1 - Роже Мартен дю Гар

— Его преосвященство по доброте своей предложил довезти меня на автомобиле, чтобы мы могли поговорить дорогой, — пояснил он.

Тут он заметил усталую, хмурую физиономию Антуана.

— Бедный мой друг, да вы, должно быть, совсем без сил. Столько народу… Все эти речи… Однако позже этот день войдет в анналы вашей памяти как одно из величайших воспоминаний… Очень жалко, что Жак не мог присутствовать…

Антуан начал было объяснять, что при данных обстоятельствах отсутствие брата на похоронах кажется ему вполне естественным, но аббат не дал ему договорить:

— Понимаю, понимаю… Действительно, лучше, что он не пришел. Вы сообщите ему, сколь эта церемония была… назидательной. Сообщите, да?

Тут Антуан не выдержал.

— Назидательной — возможно. Для всех прочих — да, а вот для меня — нет, — буркнул он. — Поверьте мне, эта пышность, это официальное красноречие…

Взгляд его встретился с глазами аббата, и Антуан уловил, что в них вспыхнул лукавый огонек. Аббат придерживался точно такого же мнения относительно надгробных речей.

Поезд подошел к перрону.

Они выбрали плохо освещенный, зато пустой вагон и устроились там.

— Не курите, господин аббат?

Священник торжественно поднес указательный палец к губам.

— Искуситель, — сказал он, беря сигарету.

Прижмурив веки, он закурил, потом вынул сигарету изо рта, с удовольствием оглядел ее и выпустил через ноздри струйку дыма.

— В таких вот церемониях, — добродушно продолжал он, — неизбежно есть одна сторона, — воспользуемся словами вашего друга Ницше, — человеческая… слишком человеческая{109}… И все-таки коллективное проявление религиозного чувства, чувства высшего порядка, всегда действует волнующе, и вряд ли кто может остаться к этому равнодушным. Разве не так?

— Не знаю, — осторожно ответил Антуан после паузы.

Потом повернулся к аббату и молча уставился на него.

За двадцать лет Антуан уже успел изучить эту кроткую физиономию, и этот мягкий, но настойчивый взгляд, и этот доверительный тон, и эту манеру держать голову склоненной к левому плечу, а руки на уровне груди, отчего казалось, что аббат постоянно сосредоточен. Но нынче вечером Антуан обнаружил, что их отношения чем-то изменились. До сих пор он рассматривал аббата Векара только как производное от Оскара Тибо, — для него аббат был лишь духовным наставником отца. Смерть уничтожила это средостение, исчезли причины для более чем разумной сдержанности. Сейчас они с Векаром были просто два человека, сидевших друг против друга. И так как после целого дня испытаний Антуан уже с трудом подбирал подобающие выражения, он даже с каким-то облегчением заявил без обиняков:

— Признаюсь откровенно, такие чувства мне полностью чужды…

В голосе аббата прозвучала насмешка:

— Однако ж религиозное чувство, если не ошибаюсь, весьма распространено среди прочих человеческих чувств… Что вы об этом скажете, друг мой?

Антуан и не думал шутить:

— Никогда не забуду одну фразу аббата Леклерка, директора Эколь Нормаль, который сказал мне, когда я учился на философском отделении: «Существуют люди вполне интеллигентные, но полностью лишенные чувства артистизма… Так вот, возможно, и вы лишены религиозного чувства…» Понятно, наш милейший аббат хотел просто сострить, но мне кажется, что в тот день он проявил недюжинную проницательность.

— Ежели это так, бедный мой друг, — возразил Векар, не складывая, однако, оружия мягкой иронии, — ежели это так, вас можно только пожалеть, ибо половина мира для вас закрыта! Да, да, человек, который подходит к большим проблемам без религиозного чувства, осужден на то, чтобы понимать лишь малую толику. Красота нашей религии в том… Чему вы улыбаетесь?

Антуан и сам не знал, почему он улыбнулся. Быть может, просто такова была нервная реакция после целой недели тревог, после сегодняшнего дня долготерпения.

Аббат тоже улыбнулся.

— В чем же тогда дело? Значит, вы отрицаете красоту нашей религии?

— Нет, нет, — шутливо отнекивался Антуан. — Готов признать, что она «прекрасна». — И добавил задорно: — Только чтобы сделать вам приятное… Но все-таки…

— Что все-таки?

— Но все-таки, быть «прекрасным» — это еще не значит, что не нужно быть при этом разумным!

Аббат осторожно поиграл пальцами.

— Разумным, — пробормотал он с таким видом, будто это слово подняло целый океан вопросов, о которых он считал ненужным говорить в данную минуту, хотя знал их разгадку.

Он подумал и продолжал уже более напористо:

— Очевидно, вы принадлежите к числу тех людей, которые воображают, будто для современных умов религия теряет свой авторитет?

— Чего не знаю, того не знаю, — признался Антуан; и его сдержанный ответ удивил аббата. — Возможно, и нет. Возможно даже, все усилия современных умов — я имею в виду и тех, кто наиболее далек от веры как таковой, — смутно тяготеют к конструированию каких-то религиозных принципов, к увязыванию понятий, которые в совокупности своей образовали бы некое целое, не так уж сильно отличающееся от того представления, какое многие верующие создают себе о боге.

Священник охотно подхватил слова Антуана:

— А как же иначе? Нельзя забывать условия человеческого существования. Единственно только одна религия может уравновесить дурную сторону наших инстинктов, ощутимую для нас самих. Это единственный критерий достоинства человека. И также лишь она одна способна дать человеку утешение в его муках, стать единственным источником смирения.

— Вот это верно, — иронически воскликнул Антуан, — лишь малое количество людей готово поступиться своим личным комфортом ради истины! А религия как раз — это сверхкомфорт, конечно, морального порядка! Простите на слове, господин аббат. И тем не менее существуют такие умы, для которых важнее понять, нежели верить. И они-то…

— Что они-то? — возразил священник. — Они неизменно становятся на позицию, весьма шаткую, куцую — интеллекта и рассудка. И не способны подняться над ними. Мы можем лишь жалеть их, мы, чья вера живет и развивается совсем в иной области, бесконечно более обширной: в области воли, в области чувств… Разве не так?

Антуан снова двусмысленно улыбнулся. Но вагон был освещен так плохо, что аббат ничего не заметил, он продолжал свое, и именно эта его настойчивость свидетельствовала о том, что он не так уж сильно обманывается насчет этого самого «мы», только что им произнесенного.

— В наши дни воображают, будто желание человека все «понять» само по себе есть свидетельство его силы. А ведь верить — это понять. А понять — это верить. Или, проще, скажем так: «понимание» и «веру» нельзя мерить одною меркой. В наши дни кое-кто не желает считать истиной то, чего не в силах охватить его разум, недостаточно к тому подготовленный или же совращенный односторонним воспитанием. Но это просто означает, что люди топчутся на месте. А ведь вполне возможно достоверное познание бога и доказательство его существования с помощью разума. Еще со времен Аристотеля, который, прошу помнить, был учителем святого Фомы Аквинского, разум доказывает, и весьма убедительно…

Антуан не прерывал аббата, но и не спускал с него скептического взгляда.

— Наша философия религии, — продолжал аббат; ему уже становилось не по себе от этого молчания, — дает нам по таким вопросам доказательства, самые точные, самые…

— Господин аббат, — вдруг весело прервал его Антуан, — а имеете ли вы право говорить: религиозное мышление, философия религии?

— Право? — недоуменно переспросил аббат Векар.

— Да-с, именно право! Собственно говоря, вряд ли существует религиозное мышление, коль скоро мыслить — значит прежде всего сомневаться…

— О, мой милый друг, так мы с вами бог знает до чего договоримся, — воскликнул аббат.

— Я отлично знаю, что церковь такими пустяками не смутишь… В течение сотни, даже больше, лет она всячески изощряется, чтобы установить связи между религией и философией или религией и современной наукой, но, простите на слове, все это очень смахивает на ловкий трюк, поскольку то, что питает веру, то, что является ее предметом и столь сильно привлекает к ней натуры верующие, — это как раз и есть то сверхъестественное, которое отрицают и философия и наука!

Аббат пошевелился на скамейке: он начинал понимать, что дело пошло всерьез. И поэтому в голосе его прозвучала досада:

— Вы, очевидно, совершенно не учитываете того, что именно с помощью интеллекта, с помощью философских рассуждений большинство молодежи в наши дни приходит к вере.

— О-го-го! — бросил Антуан.

— Что? Что?

— Признаюсь вам, я лично могу воспринимать веру лишь как слепую и идущую от интуиции. А когда она заявляет, что опирается на разум…