Через темный ил реки, как громадный краб — процеживая столетия тайн, ибо дно древней реки записало множество сказаний на слоях и слоях осадков. Заросшие водорослями сети на снастях затонувших судов, всяческая рухлядь и россыпи балластных камней, ряды запечатанных сосудов, всё хранящих свое жалкое содержимое. Повсюду — гниющие кости, в особенности там, где завихрились течения, в омутах и еще глубже, в иле, поглощенном и спрессованном темнотой, кости, расплющенные давлением, превратившиеся в кристаллы, скелеты, ставшие узорным камнем.
Даже в смерти, понимал демон, нет покоя. Глупцы — смертные, короткоживущие и одержимые яростью, думают иначе, проносясь с быстротою мысли над терпеливым танцем земли и камня. Конечно, вода умеет заполнять все разрывы и несоответствия ритмов сущего. Она может бежать, обгоняя все иное, а может казаться недвижной. Это выражение священной силы богов, хотя сама вода, конечно же, неразумна.
Демон знал, что ее силу можно обуздать. Боги делали так, становясь владыками морей. Но моря питают реки. А их истоки — в скалистых родниках. Воистину морские боги подчинены богам рек и озер. Демон, древний дух — бог некоего родника — желал восстановить равновесие. Перед ожидающей его под городом силой склонятся даже боги морей.
Он смаковал эти мысли с необычайной ясностью — ясностью, которой демон, казалось, давно уже лишился. Может быть, это вкус реки, быстрые течения, богатые выделения берегов? Его разумность возрастала.
Какое наслаждение…
* * *
— Чудная пробка.
Она резко обернулась. Теол невинно улыбнулся.
— Если ты соврал, Теол Беддикт…
Он поднял брови: — Я никогда не посмел бы, Шерк. — Теол встал с пола и зашагал по тесной комнатушке. — Селаш, вы имеете право гордиться. Как вы загнули кожу около камня — ни складочки не заметно…
— Пока я не нахмурюсь, — сказала Шерк.
— Даже тогда, — отозвался он, — это будет скромная… морщинка.
— Ну, тебе лучше знать.
Селаш торопливо совала свои принадлежности в мешок. — Я так и знала, что кончится ссорой.
— Вырази свою благодарность, Шерк, — посоветовал Теол.
Потрогав пальцами камень в серебряной оправе, закрепленной во лбу, Шерк Элалле нерешительно вздохнула: — Спасибо, Селаш.
— Я не о той ссоре, — сказала многокосая женщина. — О Тистеанцах. Они идут. Летер завоеван, и я боюсь перемен. Попомните мои слова — в моду войдет серая кожа. Но я должна действовать прагматично, — внезапно просияла она. — Я уже смешала множество красителей, чтобы добиться такого призрачного эффекта. — Помедлила, бросив взгляд на Шерк. — Работа над тобой была очень полезной. Так и просятся на язык стихи. «Мертвая воровка в темноте ночной…» Круто?
— Мило.
— Но не думай, что получила права на часть моих доходов, Шерк.
— Мне и во сне не мерещилось.
— Мне пора идти, — сказала Селаш, положив мешок на плечо. — Намерена спрятаться в подвале на несколько ближайших дней. Советую то же самое и вам двоим.
Теол огляделся: — У меня нет подвала, Селаш.
— Ну, главное — подать добрый совет. Прощайте. — Она исчезла, прошелестев занавеской.
— Сколько сейчас?
— Почти утро.
— А где твой лакей?
— Не знаю. Думаю, где-то.
— Ты уверен?
Теол хлопнул в ладоши. — Идем на крышу. Поглядим, не изменит ли моему молчаливому стражу спокойствие, когда он узрит твою красоту.
— А что он там делает все это время?
— Похоже, стоит прямо над люком, на тот случай, если появится нежелательный гость. Чего, к счастью, пока не случилось. Едва ли можно счесть таковым девушку — вестницу от Брюса.
— И что он сможет сделать, если стоит сверху, а нападающие появятся внизу?
— Думаю, спорхнет вниз в вихре мечей, ножей и дубинок, в мгновение ока забив пришельца до потери сознания. Или так, или же он завопит, начнет карабкаться вниз по лестнице — и поспеет как раз вовремя, чтобы отомстить врагу над нашими трупами.
— Твоим трупом. Мой…
— Да уж, моя ошибка.
— Я не удивлена твоему смущению, Теол. — Шерк обеими руками откинула густые волосы за спину, отчего вызывающе выпятилась ее грудь. — Учитывая удовольствие, полученное тобой от моих прелестей.
— Твоих прелестей. Отличное слово, ведь оно может значить много чего. Так пойдем приветствовать рассвет?
— Если настаиваешь. Я долго не останусь. Аблала начнет беспокоиться.
— Харлест ему расскажет, что мертвые не помнят времени. Нет нужды торопиться.
— Последний раз он бормотал что-то о расчленении Харлеста.
Они взбирались по лестнице. Шерк полезла первой.
— Я думал, он заключен в саркофаге, — сказал Теол.
— Но слышать его мы можем. Драматическое шипение и шуршание когтями по крышке. Пойми меня, оно так раздражает…
— Ну, надо надеяться, что Аблала не успел сотворить ничего нехорошего…
Небо побледнело на востоке, но воздух оставался холодным. Телохранитель молча смотрел на них, пока не привлек внимание. Тогда указал в сторону реки.
Всю ее загородили эдурские суда. Сотни рейдеров и транспортов, темное море парусов. Передние корабли выпустили весла. Высадка сможет начаться уже через звон.
Теол поглядел на них — и повернулся к северо-западу. Белые колонны дымов вчерашней битвы рассеялись, хотя от разоренной крепости еще тянулись облачка, окрашенные зарей в розовый цвет. Над западной дорогой клубилась пыль, вздымаясь все выше.
Не сразу Теол и Шерк смогли заговорить.
— Мне надо идти.
— Затаись.
Она помедлила на краю люка. — А ты, Теол Беддикт, оставайся здесь. На крыше. С телохранителем.
— Звучит привлекательно.
— Герун Эберикт придет за тобой, дай только шанс.
— И за тобой.
Отчаянный звон от далеких западных ворот возвестил о прибытии эдурской армии.
Воровка скрылась в люке.
Теол смотрел на запад. Спину уже припекало. Он понимал, что денек выдастся жаркий.
* * *
Рука Низали оставалась на плече короля; но Брюс видел, что Первая Наложница близка к обмороку. Она стояла около Эзгары Дисканара всю ночь, как будто любовь способна сама собой защитить его от всех угроз. Утомление заставило короля уснуть. Он сидел на троне словно труп, съежившись, откинув голову. Упавшая корона уже давно валялась на тронном возвышении.
Канцлер Трайбан Гнол ушел с последней сменой стражей. Столь внезапно потеряв королеву и принца, он за день стал казаться ужасно состарившимся и высохшим.
Финед Мороч Неват куда-то исчез, хотя Брюс был уверен: в нужное время мастер меча объявится. Этот человек остался храбрым, несмотря на перенесенные испытания. Брюс считал, что все обвинения по поводу его действий у Высокого Форта не стоят слюны, потраченной на их произнесение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});