В беседе с Кулондром Гитлер и на этот раз пытался заверить его, что является другом Франции, что сам он «окончательно отказался от притязаний на Эльзас-Лотарингию и признал франко-германскую границу». Войны с Францией он не хочет; он желает дружбы с ней. Воевать с Францией из-за Польши было бы для него очень тяжело; однако он больше не может терпеть польских провокаций. «Сейчас в Германии находится более 70 тысяч беженцев из Польши; всё это — жертвы польских зверств. Гражданские самолёты Германии, пролетающие над Польшей, подвергаются обстрелу. В Лодзи и других городах происходят погромы немцев… Я не хочу воевать с Францией, — выкрикивал Гитлер, — но, если она ввяжется в конфликт, я буду воевать до конца… Передайте всё это Даладье».
Кулондр попытался заверить Гитлера, что французское правительство даёт Польше самые миролюбивые советы. «Я верю, — ответил Гитлер, — я даже убеждён в умеренности таких людей, как Бек, но они уже не хозяева положения». По заключению Кулондра, Гитлер вовсе не стремился предотвратить войну. Война была для него делом решённым. Он пробовал лишь разъединить союзников, устроить «второй Мюнхен» против Польши, получить Данциг путём шантажа и угроз, а затем по-своему расправиться и с Польшей.
В те же критические дни папа римский и Рузвельт обратились к Германии и Польше с призывом воздержаться от войны и договориться о мирном разрешении спора. Польское правительство выразило готовность повести переговоры с Германией. Однако правительство Гитлера не внимало ничему. Ему нужно было свести свои счёты с Польшей.
26 августа Гендерсои вылетел в Лондон. Он вёз новые предложения Гитлера, который требовал передела колоний, обмена национальными меньшинствами и передачи Германии Данцига. 28 августа посол вернулся в Берлин и вручил Гитлеру ответ английского правительства. Чемберлен заявлял, что правительство Великобритании горячо желает полного и прочного соглашения с Германией. Англия готова приступить к обсуждению условий этого соглашения, лишь бы мирно был разрешён германо-польский спор. Жизненные интересы Польши должны быть ограждены соглашением, обеспеченным международными гарантиями. «Такое мирное решение спора открывает путь ко всеобщему миру, — гласил английский меморандум. — Если же оно не будет достигнуто, возникнет война между Германией и Англией, которая охватит весь мир. Это значит разразится катастрофа, небывалая в истории». Вручая Гитлеру меморандум своего правительства, Гендерсон заметил, что оно не торопит фюрера с ответом. «Но я-то спешу», — бросил ему в ответ Гитлер. 29 августа Гитлер передал Гендерсону письменный ответ на английский меморандум. Германское правительство соглашалось на прямые переговоры с Польшей, — оно требовало лишь, чтобы польский представитель явился в Берлин уже на следующий день с необходимыми полномочиями. Гитлер подтвердил, что настаивает на передаче Германии Данцига, Польского коридора и Верхней Силезии. Тут же он подчеркнул, что после этой операции остаток Польши едва ли можно будет рассматривать как самостоятельное государство. Затем фюрер пустился в изображение перспектив «золотого века» англо-германской дружбы.
Польская мобилизация. В тот же день к вечеру было получено сообщение о мобилизации в Польше. 30 августа 1939 г. на границе Германии с Польшей начались акты террора и диверсии, организованные германскими фашистами. На железных дорогах банды диверсантов производили взрывы и покушения. Гендерсон явился к Риббентропу с предложением немедленно прекратить эти провокации. В ответ он получил надменное заявление, что провокации и саботаж идут только со стороны поляков. Германский министр иностранных дел не может разговаривать на эту тему с английским послом.
Того же 30 августа после полуночи Гендерсон попросил нового приёма у Риббентропа. Посол только что получил ответ британского правительства на ноту Гитлера. В ответе сообщалось, что правительство Великобритании согласно с необходимостью повести переговоры в ускоренном порядке; при этом оно выражает пожелание, чтобы во время переговоров не предпринимались никакие военные действия и чтобы до разрешения спорных вопросов в Данциге сохранялось status quo. Принимая английского посла, Риббентроп держал себя самым вызывающим образом. Дело дошло до того, что даже Гендерсон, остававшийся до конца восторженным поклонником Гитлера, не выдержал. Он заявил министру, что немедленно сообщит своему правительству о его поведении. Риббентроп не моргнул глазом. Открыв письменный стол, он извлёк из него пространный документ, содержавший целых десять статей. Без дальних слов Риббентроп скороговоркой стал читать его вслух Гендерсону. Английский посол выразил желание сам прочитать документ; на это последовал категорический отказ Риббентропа. Германский документ содержал новые предложения по польскому вопросу. Они сводились к тому, что Данциг немедленно возвращается Германии; вопрос о Польском коридоре решается плебисцитом, в котором участвуют немцы, жившие на этой территории до 1 января 1918 г., родившиеся там, а также высланные оттуда. Польские власти, чиновники и полиция должны быть удалены из этой области к моменту плебисцита. Было совершенно очевидно, что немцы вовсе не рассчитывают на возможность принятия их предложений. Немецко-фашистской, дипломатии нужно было лишь как-нибудь отмахнуться от англичан, чтобы немедля приступить к расправе с Польшей.
Выйдя от Риббентропа, Гендерсон отправился к польскому послу Липскому, чтобы ознакомить его с новыми немецкими предложениями. В качестве последнего средства предупредить войну Гендерсон предлагал Липскому организовать немедленную встречу Рыдз-Смиглы и Геринга. Липский просил дать ему время, чтобы переговорить по этому поводу с Варшавой. В полдень 31 августа Гендерсон сообщил германскому Министерству иностранных дел, что польское правительство поручает дальнейшие переговоры в Берлине своему послу Липскому. После полудня состоялась встреча Липского с Риббентропом. Но Липский заявил министру, что пришёл к нему не как чрезвычайный уполномоченный, а как посол. В таком качестве он и сообщает, что польское правительство согласно на непосредственные переговоры с правительством Германии. Формальное уведомление в этом смысле будет передано Министерству иностранных дел в самое ближайшее время. На это Риббентроп заявил, что он может вести переговоры только с чрезвычайным уполномоченным и что срок ожидания таких полномочий из Варшавы уже истекает.
Вернувшись в своё посольство, Липский попытался переговорить по телефону с Варшавой. Однако оказалось, что связь с ней уже прервана. На помощь Липскому пришли Гендерсон и Кулоидр. Они телефонировали в Париж, чтобы Бонна немедля связался с Варшавой и ускорил присылку Липскому полномочий и инструкций. 31 августа, в 12 часов 10 минут, Бонна телефонировал Кулондру, что Липский через несколько минут1 должен получить директивы. Действительно, в 2 часа Липский уже имел указания из Варшавы и звонил Риббентропу, прося: его о приёме. В 7 часов 45 минут вечера посол был принят министром. Риббентроп зловеще подчеркнул, что с получением полномочий дело явно затягивается. Это не может не отразиться вредно на переговорах. Липский поспешил заверить, что полномочия на ведение переговоров будут им скоро получены. Пока же польское правительство вновь подтверждает своё согласие на прямые переговоры.
Как выяснилось потом, давая указания Липском, Бек предупредил его, что посол не должен принимать от Риббентропа предложений, имеющих характер ультиматума. Тут же Бек сообщал, что сам он не собирается ехать в Берлин. Он не желает подвергнуться пыткам и претерпеть участь чехословацкого президента Гаха.
Провокационное сообщение германского правительства. В 7 часов вечера немцами было опубликовано явно провокационное сообщение. Оно гласило, что германское правительство уже два дня тщетно ожидает польского уполномоченного и что немецкие предложения фактически отклонены. В 9 часов 15 минут Вейдзекер официально передал это сообщение Кулондру и Гендерсону.
Не подлежало сомнению, что немецко-фашистская дипломатия спешила развязать себе руки, чтобы уклониться от переговоров с Польшей. Был у Риббентропа и другой мотив. Немцам нужно было отделаться и от непрошенного вмешательства Муссолини, который в решительный момент оробел перед перспективой войны с двумя великими державами. Через французского посла в Риме Франсуа Понсэ Муссолини предложил созвать при посредничестве Италии конференцию Англии, Франции, Германии и Польши, при условии, что французское и английское правительства согласятся пойти на уступки по тем статьям Версальского договора, которые вызвали «нынешнюю тревогу». Кроме страха перед войной, дипломатия Муссолини руководилась и расчётом на некоторый шантаж. Используя общий перепуг и смятение, Муссолини пробовал вырвать от англичан и французов те уступки, которых Италия тщетно добивалась ещё в период обсуждения Версальского договора.