предназначенной для суда. Юлий видел, как претор кивнул центуриону и подал знак судьям, чтобы те заняли свои места рядом с ним.
Вот эти люди были достаточно знакомы Цезарю, и он вздохнул с облегчением – никто из них не принадлежал к фракциям сената. Больше всего Юлий боялся, что судьи будут из сторонников Катона. Его удивило, когда один из них неожиданно улыбнулся ему.
Народный трибун занял место последним, как самый старший из судей. Толпа радостными криками приветствовала своего представителя, и он поднял руку в ответ. Трибуна звали Сервий Пелла, – это все, что Юлий о нем знал. У него были седые волосы и близко посаженные глаза, казавшиеся черными в тусклом свете факелов. Цезарь мельком пожалел, что не успел встретиться с этим человеком на одном из заседаний сената, но он отогнал эту мысль прочь. Если его унизят, он потеряет не только дом, который принадлежал Марию, но и значительную часть своего влияния в сенате и в городе. Он не мог сожалеть о тех усилиях, которые предпринял в процессе подготовки к суду. В конце концов Марий заслуживал большего.
Юлий посмотрел туда, где сидел Катон, и встретился с тяжелым взглядом сенатора. Как всегда, рядом с ним сидели Бибилий и Катал. Возле Светония находился его отец. К их лицам словно приклеились высокомерные, презрительные улыбки. Выражения лиц были настолько похожи, что, даже не зная этих людей, можно было с уверенностью предположить: они родственники.
Цезарь отвернулся, предпочитая не демонстрировать гнев, который горел в его душе после того, что ему рассказала Корнелия. Сторонники Катона в свое время познают страх, когда он сломает все опоры их влияния, одну за другой.
Квинт похлопал Юлия по плечу и сел вместе со своими помощниками. Толпа придвинулась ближе и зашепталась, почувствовав, что процесс вот-вот начнется. Цезарь опять посмотрел на щиты, проверяя, достаточно ли плотна ткань.
Медленно встал претор, разглаживая руками складки тоги. Он жестом приказал погасить факелы, и все присутствующие ждали, пока один за другим их не затушили. Теперь только серый рассвет освещал Форум.
– Высокий суд приступает к работе на девяносто четвертый день консульского года. Давайте выполним формальности. Я прошу всех присутствующих перед лицом богов говорить только правду – под угрозой изгнания из Рима. Если кто-то произнесет слово лжи, ему будет отказано в огне, соли и воде, он будет выслан навечно, без права возвращения, в соответствии с действующим ныне эдиктом.
Претор сделал паузу, посмотрев сначала на Антонида, потом на Юлия. Оба опустили головы, чтобы показать, что все поняли, и претор продолжил. Его резкий голос пронзительно звучал над притихшими рядами.
– Кто является истцом в данном деле?
Антонид выступил вперед:
– Я, претор. Советник Антонид Север Серторий. Я протестую против незаконного захвата своей собственности.
– Кто будет выступать от твоего имени?
– Руфий Сульпиций – мой адвокат, – ответил Антонид.
Его слова вызвали взволнованный шум в толпе, и претору пришлось бросить в ее сторону строгий взгляд.
– Ответчик, выйди вперед, – громко приказал он.
Юлий сошел с платформы, на которой стояли щиты, и встал напротив Антонида:
– Я, Гай Юлий Цезарь, ответчик в этом суде. Я требую права на собственность. За себя буду выступать я сам.
– Есть ли у тебя здесь и сейчас часть собственности, которая послужит символом доказательства?
– Да, претор, – ответил Юлий.
Он повернулся к ряду задрапированных щитов и быстро сдернул покрывало, открыв взору суда один из них. Толпа ахнула, затем последовал одобрительный шепот.
Щит получился как раз таким, как ждал Цезарь. Александрия постаралась на славу, надеясь, что перед судом и сенатом она в один день сделает себе имя.
Щит обрамляла бронзовая чеканка, но все внимание было привлечено к лицу главной фигуры – Мария. Одобрительные крики из толпы раздались громче: люди хотели показать свою симпатию мертвому полководцу.
Антонид что-то яростно прошипел своему адвокату. Тот встал и откашлялся, чтобы обратить на себя внимание суда. Шум становился слишком громким, и претор подал знак центуриону охраны суда. Один из солдат вышел вперед и наполовину вынул из ножен меч – толпа затихла. Руфий – костлявый хищник, одетый в темные одежды, – с усмешкой указал на щиты:
– Достопочтенный претор. Мой клиент настаивает, что это… доказательство не имеет никакого отношения к вопросу о доме. Это нельзя назвать символом, поскольку данное изделие не является частью собственности.
– Я знаю законы, Руфий. Не надо учить меня, – резко ответил претор и повернулся к Юлию. – Ты можешь ответить?
– Это правда, что, пока Антонид незаконно владел домом Мария, такие щиты не висели на стенах, но они были повешены сегодня утром и являются не чем иным, как символом спорной собственности. Я могу представить доказательства, – спокойно сказал Юлий.
Претор кивнул:
– В этом нет необходимости, Цезарь. Я даю согласие на то, чтобы щиты рассматривались в качестве символа оспариваемой собственности.
Он нахмурился, когда из толпы донесся одобрительный шум, и сделал движение, чтобы подать еще один знак стражникам, что сразу утихомирило людей, которым было хорошо известно: лучше не испытывать терпение претора.
– Истец и ответчик, приблизьтесь к символу и завершите церемонию спора, – громко возвестил он.
Антонид вышел вперед с тонким копьем в руке. Юлий поднялся на платформу следом за ним с абсолютно невозмутимым выражением на лице.
Цезарь коснулся своим копьем маленького металлического кольца на щите, потом отступил назад. Антонид проделал то же самое, поджав губы, потому что из толпы послышались насмешки. Потом он повернулся к Юлию спиной и возвратился на свое место рядом с Руфием. Тот стоял, скрестив руки, совершенно спокойный и нисколько не взволнованный происходящим.
– На рассмотрение суда выдвинута спорная собственность. Мы можем начинать, – объявил претор, устраиваясь поудобнее.
Его участие в процедуре было закончено, пока не придет время завершить процесс. Трое судей встали и поклонились ему; один из них откашлялся.
– Адвокат истца выступает первым, – сказал судья Антониду.
Руфий отдал легкий поклон и вышел на три шага вперед, чтобы все хорошо видели его.
– Претор, судьи, сенаторы, – начал он. – Дело простое, хотя наказание, предусмотренное законом, может быть очень суровым. Пять недель назад ответчик привел в город вооруженных солдат для осуществления насилия. Подобное преступление наказывается смертью или ссылкой. Мало того, ответчик использовал своих людей, чтобы ворваться в дом истца, советника Антонида. Последнее наказуется простой поркой, но после смертной казни она может показаться излишней жестокостью.
Он немного помедлил. По скамьям пронеслась волна сдержанного смеха. Стоящая толпа безмолвствовала.
– Грубая сила была применена к слугам и стражникам дома, а когда вернулся хозяин, ему теми же солдатами было запрещено