И никто в целом мире не узнал бы сейчас в этом благообразном и сухом старике вчерашнего сияющего белизной одежд и сверкающего драгоценностями могущественного бога алтайцев Ак-Бурхана! Он удовлетворенно рассмеялся и поднял голову, чтобы, не мигая, взглянуть в ослепительный лик солнца.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
НЕБЕС СИЯНЬЕ — ПРАХ ЗЕМНОЙ
Так надобно ли нам, червям и тлям ничтожным и гнусным, уповать на благо лона господня?
Из проповеди Иоанна Крондштадского
Глава первая
НОВЫЙ ДРАКОН
Надвигалась ночь, а Техтиек не знал еще, как и где он ее проведет. Своей армии он больше не верил, с опаской посматривал на полководцев, больше похожих на конокрадов, жуликов и убийц, чем на честных и действительно преданных ему людей. Они слишком долго колебались, а взяли его сторону, когда вопрос был поставлен прямо и жестко: обнажать хану Ойроту меч или еще подождать? Лишь тогда они дрогнули и надвинулись на толпу следом за ним… Да, в других условиях он бы охотно затянул на шее у каждого из пятерых хорошую моченцовую веревку из конского волоса, заставив предварительно под страшными пытками вывернуться наизнанку!..
Кто-то ведь успел уже пустить змеиное шипенье в их ослиные уши! Если есть змеиное шипенье, значит, есть и змея? Где же она? Как найти ее до наступления ночи, чтобы заставить на глазах у всех подавиться собственным жалом?
— Великий хан! Не пора ли поставить людей на отдых? Темь.
— Небо еще полно солнца!
— Да, великий хан. На чистом месте-светло, а здесь, в лесу, уже темь!
Теперь люди шли за Техтиеком не бесформенной толпой, как утром, а разбитые на пять колонн, во главе со своими командирами, повинуясь ходу белого коня хана Ойрота, как нить повинуется движению стальной иглы сквозь ткань или кожу.
— Привал был недавно. Люди не могли устать так быстро.
— Так темь же! Скоро лбы начнут расшибать о деревья!
Далась ему эта темь! Темь… Такого и слова нет у теленгитов! Но где-то он эту сокращенную монгольскую форму слышал… Где же?
Техтиек знал много способов проверки людей, но не один из них не годился сейчас для поимки шептун… кому из них может мешать посланец самого неба? Зайсанам, баям, попам, чиновникам, полицейским, некоторым русским купцам и алтайским камам… И — много, и — мало! Значит, если в его войско пробрался соглядатай врагов, то он непременно должен чем-то отличаться от всех остальных. Что говорил хан Ойрот о заповедях неба, чего требовал от Чугул и Чета Чалпана, от всех алтайцев? Уничтожения оружия насилия, всего чужого и чуждого, изгнания кошек, сохранения родов, отторжения русских от алтайцев… Стоп! Значит, если соглядатай послан врагами из русских, то он вряд ли будет носить косу на затылке; если врагами из алтайцев, то его ничем от других не отличишь! И все-таки надо их всех заставить обнажить головы и склонить их! Перед ним, ханом Ойротом!
Сейчас должна открыться поляна. Нет, чуть дальше.
— Солнце садится, великий хан! Люди ропщут Техтиек скосил глаза. Опять этот добровольный телохранитель! А где же второй? Их же было двое услужливых, заискивающих, готовых на все и вся… Еще там, на спуске с перевала, они начали активно и старательно опекать его, покрикивая на всех, кто закрывал крупами своих коней спуск: «Дорогу! Дорогу хану!»
— Еще рано.
Солнце, действительно, уже перекатилось через Ануйский хребет. Ну и что из того? Понадобится — и ночью идти будут! Лишь бы уйти от русских и от бурханов!
Интересно, и зачем этим двоим позарез нужен привал, когда настоящая темнота еще не наступила? И полководцы Шамбалы молчат. Кто же тогда ропщет?
— Пусть прибавят шаг! Не на тропе же становиться. Вот и поляна, кедры с затесами. Кажется, склад не тронут…
Техтиек остановил коня, развернулся навстречу своей армии, пятью колоннами входящей на поляну по лесной тропе. Полководцы оторвались от своих колонн, спешились, подошли к своему небесному и земному вождю, склонили обнаженные головы. У всех — косички.
— Разрешаю зажечь ночные костры!
Отпустив повелительным жестом полководцев, подозвал своих назойливых телохранителей:
— Ну а что будете делать вы, алыпы?
— Сторожить вас, великий хан! — поспешно отозвался первый, который постарше.
Искренен. Не подобострастен и не лукав.
— Прислуживать вам, хан Ойрот! — гордо расправил широкие плечи второй.
Самоуверен, а в голосе — вина и страх.
Техтиек вытянул руку в сторону кучи земли и камне, поросших мелким кустарником и густой травой:
— Там склад Техтиека, алыпы. Надо его вскрыть.
Телохранители изумленно переглянулись и разом упали с седел.
— При-и-и-и-вал!!!
В считанные мгновения безмолвная, глухая поляна в глубине Чергинского урмана превратилась в человеческий муравейник: трещали сучья, ломаемые мускулистыми руками для постелей; хрустел валежник и выдирался из земли сушняк для костров; ножами срезалась трава, обнажая землю; глухими ударами тяжелых камней вгонялись в неподатливую почву колья для очагов; ржали кони, радуясь отдыху и знакомясь друг с другом…
Техтиек медленно отступил конем за стволы деревьев, на которых уже гасла вечерняя позолота ушедшего на покой солнца, добрался до подлеска и пошел знакомой ложбинкой вниз, к реке, где вскоре его ноздри уловили дымок костра, щедро приправленный запахом хорошо проваренного баданового чая. Если он не набредет на парней Анчи, то будет гостем у костра таежных охотников, что тоже в его положении неплохо!
Он забыл о своем одеянии, о мече, усыпанном драгоценными камнями, о белом коне и богатом убранстве его, о своем громком имени… В былые времена Техтиек не боялся подходить к людям у любого костра, где чаще его принимали за купца-чуйца, реже величали зайсаном или баем, и только очень у немногих он вызывал подозрение и страх. Но сейчас ему следовало бы опасаться случайных встреч: голова хана Ойрота оценена русскими властями куда дороже головы разбойника Техтиека! Впрочем, об этом он тоже забыл — тоска по нормальным людям, усталость от бурханов, от непривычной и слишком уж грозной роли окончательно выбили его из колеи. Еще немного, ион начнет вздрагивать от каждого резкого звука!
Сверкнул далекий огонь между деревьями. Техтиек сдержал размеренную поступь коня. Кто хозяева костра, кто зажег его? Русские солдаты или стражники Булаваса, спешащие в долину Терен-Кообы? Православные дубиноносцы или двуперстники? Монашеский чулышманский отряд, сбившийся с пути? Заплутавшие в урмане охотники, которым завтра выходить на первую добычливую зорю? А может, самые желанные для него люди — парни Анчи, сбежавшие из Аркытской западни?!