ногах от множества ран, но не прекращавшие драться, были прикончены Вардой Склиром и его братом.
Так завершился бой под Адрианополем. Очевидцы, в отличие от хронографов, не переоценили его значение. Беженцы не спешили покинуть город – ведь Святослав и его дружина так и остались во Фракии. Варда Склир с остатками корпуса возвратился в Константинополь, где его ждал василевс. Никифор Эротик, узнав от пленных, что Святослав, скорее всего, занял Филиппополь, на другой день помчался вместе со своей свитой туда. Ему нужно было любой ценой заключить с русским князем мир или перемирие.
Глава тринадцатая
В Филиппополе Калокир почувствовал себя плохо. И это не было удивительно, потому что во время последней ночной стоянки, когда уже гнали пленных, он весь продрог и сразу подумал, что заболеет. Ему совсем не понравился Филиппополь. Он походил на Преслав – такой же невзрачный, серый, большой, запуганный, тихий. Радовало лишь то, что в нём оказалось целых три сотни юных монахинь со всей округи, искавших себе спасения под защитой высоких каменных укреплений. Овладев городом, руссы сразу выгнали из него всех беженцев, отобрав у них скот, зерно и муку. Оставили также юных монахинь. Воинов гарнизона вместе с начальником Святослав велел заковать и держать в подвале под большой церковью на Соборной площади города. Пленных, взятых на поле боя, заперли под другими храмами, поручив заботу о них священникам. После этого Святослав и его ребята, приняв подарки от горожан, выбрали себе дома для отдохновения и расположились в них с присущей им простотой и весёлостью. Разумеется, напились. Предложили выпить юным монахиням. Те испуганно согласились. Не отказались они и потанцевать. Иные из них, как выяснилось, владели искусством танца немногим хуже Кремены. Одна из таких прелестниц – тонкая, белокурая, с полубессознательными глазами сказочной глубины, приглянулась всем, особенно князю. Звали её Кристина.
Стоит оговориться, что Калокир во всех этих славных делах никак не участвовал. У него был жар. Его поселили в небольшом домике с тёплой печкой и предоставили ему лекаря, от которого он решительно отказался. Тогда ему предоставили двух монахинь. Он согласился на них с условием, что они не станут плясать или раздеваться. Узнав об этом условии, Святослав заменил обеих этих монахинь одной Кристиной, рассчитывая на силу её полубессознательных глаз. Они, как ему казалось, были способны даже воскресить труп, не то что спасти от смерти живого. И если он ошибался, то незначительно. Полубессознательная монахиня по утрам приносила патрикию замечательную баранину, овощи и вино. Он, лёжа в постели, очень любил наблюдать, как она стряпает у печки, слегка нагнувшись. Затем Кристина подсаживалась к его постели, ставя на столик кушанья, и они завтракали вместе. Также они делили обед и ужин. Было им весело.
– Человек, надеющийся на Бога, подобен дереву, что растёт около ручья, – часто говорила она ему, поднимая палец, – знай, Иоанн, что такое дерево никогда не засохнет!
– Меньше всего я хочу быть подобным дереву, а тем более вечному, – прозвучал ответ, но лишь на четвёртый день, когда Иоанну стало получше. Первые трое суток он склонен был соглашаться с яркой библейской метафорой. Его бунт случился тридцатого января. Оценив ответ, Кристина легонько щёлкнула вольнодумца по лбу и рассмеялась. Сразу же после этого она быстро ушла куда-то. Точнее, к князю.
Часа через полтора к патрикию заглянул очень неожиданный гость. Это был Никифор Эротик. Сев у постели, он поинтересовался, как Иоанн себя чувствует.
– Хорошо, – сказал Иоанн, стиснув кулаки, – быстро убирайся отсюда на …!
– Да я бы с радостью, – проскулил секретарь голосом котёнка, – здесь нет ничего хорошего! Грубость, пьянство, разврат, насилие! Представляешь – меня два часа назад приняли за девушку и схватили уже! Пришлось объяснять всем этим безумцам, что я – мужчина! Больше того – посол императора!
– Я надеюсь, что это их не остановило?
– Хватит шутить, Иоанн! Тут дело серьёзное! Я – в беде, я на краю пропасти! Меня ждёт ужасная смерть, если Святослав откажется заключить с Цимисхием мир. Я говорил с князем. Он отказался. Я предлагал дары, убеждал, просил. Нет, всё бесполезно! И это – просто конец! Если я вернусь с пустыми руками в Константинополь, этот ужасный Цимисхий мне оторвёт башку!
– Я ему за это воздвигну шикарный надгробный памятник, когда сяду на его место, – пообещал Калокир. Секретарь вскочил. Лицо его стало прямо-таки трагической маской. Кажется, он хотел яростно забегать из угла в угол, но отказался от этой мысли и опять сел. Было очевидно, что он пытается выдавить из глаз слёзы.
– Мне что, позвать сюда воинов, чтоб тебя отдубасили, потом вышвырнули пинками за городские ворота? – спросил патрикий, – я это сделаю! Ты предельно мне опротивел.
– Ты забываешь о том, что у Святослава осталось всего лишь семьдесят тысяч воинов, – подал скорбный голос Никифор.
– А у Цимисхия?
– Того меньше! И у него горит вся Империя.
– Прямо вся?
– Можно сказать, да. Арабы берут провинции на востоке, а Варда Фока – на западе. Ты – на севере. Херсонес готов объявить себя независимым.
– И объявит. Я в этом не сомневаюсь. А ты зачем мне сейчас рассказываешь о том, что вас скоро всех повесят? Решил улучшить мне настроение?
– Нет, патрикий. Наоборот – испортить. Если твой князь сейчас овладеет Константинополем и посадит тебя на трон с горем пополам, то тебе придётся тушить пожар, какого ещё нигде и никогда не было! Предоставь Цимисхию это делать. Против него бунтует восток и запад. Знай, что тебя ударит по голове не просто какая-то там провинция с гарнизонами и не просто Адрианополь и Херсонес, а краеугольный камень Империи – потому что ты, дурак, приведёшь в оплот христианства варваров! А их мало. Их очень мало. Всего лишь семьдесят тысяч!
– Чего ты от меня хочешь? – лениво спросил патрикий, – говори ясно.
– Дай нам полгода! Через полгода нам будет проще в пять раз, а тебе – в пятнадцать. Ты ведь способен это понять, Иоанн! Подумай об этом.
– Я сказал – нет! Убирайся к чёрту! Ты опостылел.
Никифор встал и ушёл. Когда дверь за ним закрылась, Иоанн медленно повернулся лицом к стене. Ему начало казаться, что у него опять появился озноб, которого сутки не было. Неужели болезнь стала обостряться? Потом он сообразил – нет, это другое. Его просто лихорадило от приятных и смелых мыслей. Краеугольный камень! Да сколько можно стучаться об него лбом? Может быть, пора взять да вынуть этот краеугольный камень? Действительно ли огромна цена того, что на нём стоит?
Иоанн уже начинал дремать, видя в полусне этот камень, когда внезапно со скрипом открылась дверь, и кто-то вошёл. Судя по шагам, это была женщина. Если женщина, то Кристина. Только она