третьего января дороги к Адрианополю днём и ночью пестрели самым разнообразным народом – от воинов и купцов с тяжело нагруженными обозами до монахов с нищенскими сумами, набитыми золотишком, и босоногих женщин с плачущими детьми на руках. Всё это нуждалось в защите и утешении. Большой город, стоявший среди холмов, не мог вместить всех, и нищенский лагерь беженцев разрастался вокруг предместий. Надо ли говорить, что в нём воцарились болезни, голод, отчаянье? Городские власти даже не утруждались туда заглядывать.
Двадцать пятого января, очень ранним утром, в Адрианополь пожаловал молодой красивый чиновник верхом на столь же красивом, смирном коне. Это был Никифор Эротик. С ним были спутники и поклажа, которую везли лошади. Поручив всё это градоначальнику, секретарь поспешил в ставку Варды Склира, которая находилась между отрогами двух высоких лесистых гор, в десяти минутах ходьбы от северных ворот города. Сам же город, со всех сторон окружённый пригородами и сёлами, также располагался на очень большой возвышенности. Стоял он так высоко, что с юго-восточной башни его крепостной стены в ясную погоду за скалами и лесами был виден голубой отсвет морской поверхности. А до моря было почти сто семьдесят миль.
Никифор хотел говорить с самим Вардой Склиром. Но оказалось, что это не так-то просто – палатки военачальников находились под оцеплением. Стража сдерживала толпу знатных горожан, купцов и чиновников. У них всех была только одна цель: пожелать магистру, доместикам и начальникам схол победы в сражении. Да, помощнику логофета, что называется, повезло – в час его приезда на горизонте стала видна вражеская армия. И сейчас, находясь примерно на расстоянии пяти миль, посреди равнины, она заканчивала своё построение. Возле гор точно так же строились в боевой порядок пешие и кавалерийские части ромейской армии. Развевались знамёна, блестели на солнце шлемы, играли трубы, перекликались связные вестники. Варда Склир, выйдя из палатки, сел на коня. Внимательно глядя вдаль, он что-то обсуждал с братом, патрикием Константином, и остальными доместиками. Подобно ему, они все сидели на защищённых латами лошадях и, конечно, сами были в доспехах. Никифор к ним подошёл, отвесил поклон. Схоларии пропустили его, потому что знали в лицо. А кроме того, он им предъявил конверт с гербовой печатью красного цвета. Военачальники поглядели на молодого чиновника с удивлением.
– Что случилось, протоспафарий? – спросил его Варда Склир, – тебя к нам прислал логофет? Или император? Ты, я надеюсь, прибыл не с дурной вестью?
– Наоборот, почтенный магистр, – сказал Никифор, вторично кланяясь и протягивая конверт, – приказ василевса не может быть дурной вестью. Разве не так?
– Истинная правда.
Прежде чем взять письмо, командующий избавился от стальных перчаток и передал их оруженосцу. Затем он бережно вскрыл конверт, развернул пергамент, и, пробежав глазами несколько строк, начертанных торопливой рукой Цимисхия, бросил взгляд на своих товарищей по оружию. Константин спросил:
– Нам следует удалиться, Варда? Приказ секретный?
– Нет, он касается всех, – произнёс магистр и умолк. Казалось, ему мучительно трудно было найти слова, чтоб продолжить. Вложив письмо обратно в конверт, он сунул его под панцирь, снова окинул взглядом равнину, где были вражеские войска, опять натянул перчатки и глухо, мрачно заговорил, комкая поводья, – благочестивый повелевает нам уклониться от столкновения с князем руссов и предоставить секретарю Никифору провести с ним переговоры. А после этого царь приказывает нам всем вернуться в Константинополь, ибо дела на западе осложнились. Верно ли я трактую волю царя, Никифор Эротик?
– Да, абсолютно правильно, – подтвердил молодой сановник, кланяясь ниже прежнего. Полководцы начали перешёптываться. Их лица под поднятыми забралами выражали лишь удивление. Но Никифор Эротик очень хорошо знал, что это – не самое безобидное чувство. Две армии, между тем, закончили построение. Схолы ждали приказа броситься на врага, который уже приближался обычным строем: посередине – сомкнутая фаланга пехоты, на флангах – конница. Этот строй был растянут на целые три версты. Доместики ждали, какой приказ даст командующий. Магистр медлить не стал. Решительно взявшись за рукоять меча, он удостоверился, что клинок выходит из ножен без заедания, и продолжил:
– Я повторяю: благочестивый повелевает нам уклониться от боя со Святославом. Но перед нами – не Святослав. И его дружины там нет!
Теперь удивление появилось и на лице Никифора. Он вскричал, забыв про почтительность:
– Что такое? Как так – не Святослав? А кто ж там, по-твоему?
– Полагаю, его союзники. Святослав перед битвой не выжидает. Он атакует сходу, как я сейчас это сделаю!
И великий доместик пришпорил лошадь. Прочие высокопоставленные наездники, испустив ликующий возглас, последовали его примеру. Войска слегка расступились. Как только военачальники оказались впереди армии, трубы смолкли – кроме одной, серебряной. Она весело заиграла сигнал к атаке. Тогда раздался зловещий лязг вырванных из ножен клинков, опустились копья и задрожала земля от мерного топота. Четырёхугольники фем с развёрнутыми знамёнами, убыстряя шаг, двинулись на угров, варягов и печенегов. Те уже были близко. Никифор мог ясно различить, какие на них доспехи и что у них за оружие. И когда две армии встретились с оглушительным и протяжным звоном щитов, когда заострённая сталь вонзилась в тела и потекла кровь, секретарь, не помня себя от ужаса, вместе с целой толпой таких же зевак устремился в город – не для того, чтобы наблюдать за ходом сражения со стены, где уже давно было тесно, а сам не зная, зачем.
Сражение длилось долго. Десятки тысяч людей следили за ним, столпившись на крепостных укреплениях, на холмах, на крышах домов. В городских церквах служили молебны. И было за что молиться – чаша весов долго колебалась. Даже после полудня не сразу стало понятно, на чьей стороне победа. Аштар, Михась, Илдей, Гейза, Стефан и их воины устремлялись в бой героически. Им сперва даже удалось потеснить могучие крылья ромейской конницы. Но хватило их часа на два. Выучка взяла верх над доблестью и геройством. А вот с варягами дело обстояло иначе. Они сражались умело, пользуясь коваными щитами, копьями и секирами. Их двадцатитысячную фалангу пробить было невозможно. Эрик и Харальд недаром слыли очень дорогостоящими наёмниками и лучшими мастерами своего дела. Они давали товарищам пример стойкости. Когда угры и печенеги были все перебиты, варяги вдруг усилили натиск и перешли в наступление, чтобы втиснуть ромеев между отрогами и не дать себя обойти. Но их наступление захлебнулось – численный перевес ромеев стал подавляющим. Коннице удалось обойти варягов. Те продолжали сопротивление, только это была уже битва не за победу и не за жизнь, а за нечто большее. Почти все они полегли. Ромейская армия возвращалась в город с десятком пленных, которые истекали кровью. Эрик и Харальд, уже едва стоявшие на