Читать интересную книгу Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Курт Давид

Темучин ответил:

— Если Небо и впрямь отдаст мне царство монголов, я поставлю тебя начальником тумена.

На что Хорчи возразил:

— Если ты поставишь человека, который принес тебе такую важную весть, князем над десятью тысячами воинов, какая мне от этого радость? Но если ты все же поставишь меня всего лишь начальником или князем одного тумена, то дай в придачу еще тридцать жен и право выбирать их из самых красивых девушек царства.

После присоединения отдельных родов в нашу орду начали приходить целые племена со своими вождями и просили принять их.

Мы откочевали к озеру Санггур, что у горы Гурелгу, потому что в старом лагере места уже не хватало.

Когда поток вновь прибывающих начал иссякать, Темучин велел мне пересчитать число юрт и кибиток.

— Тринадцать тысяч, — доложил ему я.

И мне вспомнилась наша маленькая орда у Бурхан-Калдуна и та ночь, когда мы, объятые тоской, выехали с Темучином в степь вдвоем на одной лошади. «Мне нужно в тысячу раз больше воинов…» Теперь у него тринадцать тысяч воинов, тринадцать тысяч!

Вечером того дня благородные мужи пригласили Темучина в свой круг. Они надели самые дорогие платья, и огонь костров освещал их красные, синие, зеленые и желтые праздничные наряды из блестящего шелка, которые привозили торговцы из далекого китайского царства и выменивали на наши лучшие товары. Почти все эти благородные мужи были старше Темучина, у некоторых седые волосы спадали на загорелые щеки, а седые пряди — признак мудрости.

Я сидел вместе с Бохурчи, сияющие глаза которого, казалось, уже видели, что вот-вот произойдет, во втором ряду, за благородными мужами; мы хотя и ближайшие друзья Темучина, но происхождения низкого.

— Мы хотим сделать тебя ханом, — сказали благородные и мудрые. — Если ты, Темучин, согласишься стать нашим ханом, все мы, острие твоего копья, вонзимся в земли твоих врагов, отнимем у них самых лучших женщин и девушек и их дворцовые шатры, мы пригоним к тебе их крутозадых и быстроногих холощеных жеребцов. Когда ты, Темучин, будешь охотиться на дикого хитрого зверя, мы, весь наш круг, первыми будем подгонять тебе его. Мы сгоним к тебе все пасущиеся в степи стада. Мы приведем к тебе все табуны отъедающихся на сладкой траве лошадей. А если мы в дни битвы не подчинимся твоему приказу, вырви у нас из рук все наше добро, отними жен и наложниц и брось наши черные головы на землю! Если мы в дни мира нарушим наш союз, оторви нас от наших воинов, наших жен и детей и сошли в безлюдные земли. Мы хотим сделать тебя с сегодняшнего дня нашим ханом, и пусть имя тебе будет Чингисхан.

Темучин поднялся со своего места, покрытого белой лошадиной кожей, и ответил:

— Все вы, собравшиеся здесь, решили прийти ко мне и избрать своим ханом. Если Небо будет хранить меня и ниспошлет мне помощь, то все вы, мои первые сторонники, станете моими счастливыми соратниками.

В знак благодарности Темучин, который отныне будет носить имя Чингисхан, повелел привести в круг белого жеребца, которого разрубил мечом на две половины. После этого обряда жертвоприношения Вечному Синему Небу вперед вышли повара и сказали по обычаю нашего народа:

— Да не иссякнут утренние яства и напитки, да не будет конца и пиршеству вечернему!

В круг входили все новые люди, славили молодого хана и предлагали ему свою силу, свою ловкость и свое трудолюбие.

Один из них сказал так:

— Я буду варить суп из двухлетнего барана и утром приносить его не слишком рано, а к вечеру не слишком поздно. Я буду стеречь меченых овец и следить, чтобы повозка с едой для хана всегда была полным-полна.

Другой поклялся:

— А я позабочусь о том, чтобы осевые шкворни закрывающихся повозок никогда не вываливались, чтобы повозки, идущие по колее, никогда не ломались. Я буду следить, чтобы все юртовые повозки всегда были в целости и сохранности.

Третий предложил:

— Я буду надзирать за приставленными к юртам слугами.

— А я, — воскликнул длинноволосый юноша, — размозжу грудь любому непочтительному наглецу!

За ним из толпы в круг пробился низкорослый, крепко сбитый человек средних лет:

— Я буду собирать твое добро, как крыса. Как черная ворона, буду приносить к юрте все, что лежит снаружи несобранным. Я буду укрывать тебя от холода, подобно теплому войлочному одеялу. Я огражу твою юрту от всех ветров, подобно круговому войлочному щиту.

Все возвеличивали молодого хана, прославляя на все лады его хитрость и мужество, и кумыс лился потоками. Около полуночи Темучин выбрал из храбрецов тринадцать военачальников, и среди них Бохурчи, которого вместе с дюжиной других поставил командовать тысячей воинов.

Глаза Бохурчи засверкали, и он воскликнул:

— Мой хан и все, кто стал с ним рядом! Пойдемте к озеру Санггур. Я хочу показать вам, какой клятвой мы клянемся.

И все благородные мужчины, женщины и дети последовали за Бохурчи, все собрались у озера Санггур, любопытствуя узнать, какая клятва пришла на ум пылкому Бохурчи.

Небо было безоблачным, звездным. Бледный серп месяца поглядывал на нас с высоты. Недвижные кусты и травы стояли в каплях росы.

Собравшиеся молчали.

Бохурчи приблизился к берегу и столкнул в воду носком сапога свисавший у невысокого кустика ком рыхлой земли, который сразу развалился на несколько частей, намок и затонул. Сначала на поверхности озера в этом месте еще плясало несколько пузырьков, но их быстро унесло течением.

— Пусть так будет с каждым из нас, кто нарушит священную клятву! — проговорил Бохурчи.

Он выхватил из ножен свою саблю, и остальные двенадцать военачальников поступили так же. Тринадцать сабель блеснули в лунном свете и со звоном коснулись поднятой сабли Чингисхана.

Потом привели злого юртового пса, у которого, как и у всех юртовых псов, были отрезаны уши, чтобы волки не могли в драке в них вцепиться. Бохурчи отрубил псу голову и швырнул ее в Санггур, сказав при этом:

— Пусть эта судьба постигнет каждого из нас, кто нарушит священную клятву!

И снова со звоном соприкоснулись тяжелые сабли.

Торжественную тишину нарушил только вой нескольких волков, донесшийся из мрачных теснин у горы Гурелгу.

Чингисхан сказал:

— Наш шаман Гекчу, наш умудренный годами прорицатель, прочел однажды ночью у костра по бараньей кости имя Чингисхан. У того же костра мы узнали, что скоро явится герой, который сплотит вокруг себя распавшиеся монгольские племена. А потом к нам пришел мудрый Хорчи и рассказал о снежно-белой корове, а от безрогого приблудного быка мы узнали, что небо и земля сошлись на том, что владыкой будущего царства станет Темучин. Поэтому я соберу все живущие в войлочных юртах племена в единый монгольский народ. В степи установится порядок, после долгих войн наступит вечный мир. И люди из далекого китайского царства, торговцы, похожие на вороватых сорок, хитрых и жадных, не смогут нас больше обманывать и насмехаться над нами только потому, что мы живем в юртах и кибитках и кочуем от пастбища к пастбищу, а они — в больших городах, в каменных домах и за каменными стенами.

Люди возликовали при этих словах сына Есугея, молодого героя, который дал слово установить в степи порядок и принести ей мир.

И вдруг Чингисхан заметил среди толпы меня. Его глаза словно сказали мне: «Как я мог совсем забыть о тебе! Прости меня!» Что правда, то правда, в последнее время у нас было мало общих дел и забот. Может быть, потому, что круг его друзей стал куда шире. А может быть, еще и потому, что я дни и ночи проводил с моим Золотым Цветком. Но я не считал, будто обо мне забыли, не чувствовал себя ущемленным и уж тем более ни в чем его не упрекал; я уважал его за справедливость и ум, как мой отец уважал Есугея. Выходит, я следовал примеру моего отца. На что же мне было жаловаться?

Чингисхан приблизился ко мне, пройдя сквозь расступившуюся перед ним толпу, распростер объятия и громко проговорил:

— Кара-Чоно, прости меня, мой друг!

Все сразу умолкли.

Когда Чингисхан обнял меня, его синий шелковый халат зашелестел и затрещал.

— Прости меня, — повторил он.

— Мне нечего прощать тебе, дорогой друг, — ответил я. — Мы друзья, и я верю, что ты не сделаешь ничего такого, что было бы мне во зло или было мне не по душе, как и я никогда не сделаю ничего, что тебе не понравилось бы или причинило зло.

— Разве ты не надеялся, что я и тебя поставлю над тысячей моих воинов? Что ты станешь одним из моих военачальников?

— Тебе лучше знать, почему ты этого не сделал!

Обернувшись к толпе, Чингисхан сказал:

— Это Кара-Чоно, Черный Волк. Он сдержан, молчалив, он не сорит словами. Но когда говорит, слова его на вес золота. Он сражается как тигр, но после боя подвигами не похваляется, он стоит в первом ряду моих сподвижников, которые освещают мою жизнь солнечными лучами, но никогда не старается быть на виду, он предпочитает замешаться в толпу, где его легко не заметить или забыть. Я хочу назначить его начальником моей личной охраны. И чтобы его юрта всегда стояла рядом с моим дворцовым шатром!