Читать интересную книгу Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Курт Давид

Я так в нее влюбился, что мне даже страшно стало, а не случится ли с ней чего худого по дороге в орду. У кого она жила в темном закутке, кому прислуживала вместе с другими слугами? Был ли ее хозяин груб с ней, измывался ли над ней только потому, что она была пленной, да еще вдобавок из племени меркитов?

Пошел дождь, теплый и ласковый; со стороны озера донеслось что-то похожее на тоненький звон.

Я снова забросил в озеро свою уду.

И рыба пошла на приманку, одна большая рыба за другой. Дождь не холодил моего разгоревшегося лица, и я подумал еще, что Золотой Цветок обрадуется, увидев, сколько рыбы я наловил.

Когда дождь перестал и капли его стекали только по длинным стеблям камыша, а солнце подсушило уже мокрые камни, я лег на прибрежный мох, вытянулся во весь рост и опустил свои голые ноги в воду. Яркий небесный свет заставил меня смежить веки. Я снова увидел бредущих за запряженными яками повозками пленных, и среди них Золотой Цветок. Босоногая, она мелко семенила по теплой земле. Она была не такой усталой и грустной, как остальные, и глаза ее не были прикованы к колесам повозки, нет, она вертела головой по сторонам: то на кого-то из пленных бросит быстрый взгляд, то без страха посмотрит прямо в лицо одному из наших стражников, то поднимет глаза и долго не сводит их с синего неба, будто успевшего шепнуть ей: «Несмотря на все твои страдания, жизнь все-таки прекрасна!» А то она неожиданно нагнулась и сорвала на ходу красную, огненную лилию, отломила длинный стебелек и воткнула цветок в свои черные волосы. Я испытывал удовольствие всякий раз, когда она вдруг поднимала голову и смотрела на меня своими темно-карими глазами. Ее темные веки были покрыты мелкой желтоватой пылью, которая покрывала и длинные косы девушки, свисавшие на груботканое льняное платье, а потом эта желтая пыль легла даже в чашечку краской, огненной лилии.

Золотой Цветок!

Я уснул и взял ее в свои сновидения.

Не могу сказать точно, отчего я проснулся и сколько времени проспал, но произошло что-то чудесное: рядом со мной лежала Золотой Цветок. Я не решался пошевелиться, я едва дышал. Нет, правда, она лежала рядом со мной во мху, глаза ее были закрыты, и сама она была так красива, что даже нелепое порванное платье ничего от этой красоты не отнимало. Меня так и подмывало поцеловать ее мягкие губы, по-девичьи нежную шею и тонкие загорелые плечи, видные сквозь прорехи в платье. Но я не осмелился, не желая разрушить то, от чего пришел в трепет и что заставило меня испытать чувство счастья. Я боялся, что мой жадный взгляд разбудит ее, сила моего желания оскорбит.

Я потихоньку встал и пошел собирать тонкие веточки и сучки для костра, на котором собирался поджарить пойманную рыбу.

Озеро опять разгладилось, и в нем снова отражались камыш и деревья. И еще порхавшие над ним птички. У меня из-под ног вспорхнула пара щеглов.

Я поспешил обратно.

Золотой Цветок сидела на песчаном берегу и чистила рыбу. Мы разожгли костер. А когда мы поели, она сказала, смеясь:

— А я совсем и не спала!

Мы рассмеялись, как дети, и она, пробежав по камням, юркнула по воде в камыши. Я пошел по ее следам неслышно, как преследовал бы газель. Когда я догнал Золотой Цветок, она посмотрела на меня с невысказанной мольбой, вся дрожа, и я поцеловал ее мягкие губы, ее по-девичьи нежную шею и тонкие загорелые плечи. Она медленно сползла по мне, и мы упали на колени. Золотой Цветок плакала от счастья. Одна лишь щетинница да высокое небо слышали, что мы друг другу обещали.

Когда из-за горы выплыла луна, я отнес Золотой Цветок в долину Черного Сердца под кров моей войлочной юрты.

Глава 9

СНЕЖНО-БЕЛАЯ КОРОВА

Наша любовь была жаркой, как лето.

Поначалу меня, правда, мучила мысль, что Золотой Цветок могла думать, что должна быть мне покорной, потому что она всего лишь рабыня, которая не имеет права ни пожелать чего-то, ни отказаться, если хочет остаться в живых. Хотя я и не допускал мысли, будто она согласилась перейти в мою юрту, лишь бы не быть в услужении у других и жить там в темном закутке. И все-таки любовь, которая заставляет человека, стоящего на низшей ступени, любить человека, стоящего на высокой ступени, казалась мне чувством унизительным. Поэтому я взял Золотой Цветок себе в жены: теперь каждый из нас будет равен другому. Наша любовь росла, крепла и расцветала, потому что проистекала из одного чувства и одной плоти…

Когда минули год и еще полгода, мы в день Красного Диска, в шестнадцатый день первого месяца весны, откочевали из долины Черного Сердца, чтобы найти новые пастбища.

Темучин скакал бок о бок с Джамухой, а мы с Бохурчи сразу за ними.

На третий день Джамуха сказал:

— Давайте станем лагерем вплотную к горам. И тогда табуны лошадей смогут пастись там, а их пастухи спать в кибитках. Да, а еще лучше нам расположиться между горами и озером. Тогда и пастухи овечьих отар смогут передохнуть и отъесться.

Темучин, ничего не ответив, придержал коня. Мы с Бохурчи остались рядом с ним, а Джамуха с колонной повозок отправился дальше. Когда мимо нас на повозке проезжала Мать Тучи, Темучин попросил ее задержаться и сказал:

— Друг Джамуха предложил мне: «Давайте станем лагерем вплотную к горам. И тогда табуны лошадей смогут пастись там, а их пастухи спать в кибитках. Да, а еще лучше нам расположиться между горами и озером. Тогда и пастухи овечьих отар смогут передохнуть и отъесться». Как мне, матушка, понять эти слова? Я ему ничего не ответил, хотел спросить сначала твоего совета.

Прежде чем Оэлон-Эке успела ответить, жена Темучина проговорила:

— Джамуха всегда считался ненадежным другом. Настал час, когда мы ему надоели. То, что друг Джамуха сказал тебе, относится прямо к нам. Мы не станем разбивать здесь лагерь, мы расстанемся с его людьми и будем идти дальше всю ночь. Так будет лучше всего.

А Мать Тучи добавила:

— Твоя Борта правду сказала, Темучин. Джамуха низкого рода: у него всегда были одни овцы да бараны, а он хочет указывать нам, где мы станем лагерем. Выходит, ему незнакомы наши законы и обычаи. Он вот что хочет своим приказом сказать: пастухи лошадей станут лагерем у горы, а пастухи овец — у озера. Значит, он хочет расстаться с нами. Потому что под пастухами лошадей он разумеет нашу орду, а под пастухами овец — свою. Будет хорошо, дорогой сын, если дальше мы пойдем без него.

— Нас опять станет меньше, — сказал Темучин. — Вождь тайчиутов Таргутай может воспользоваться этим разладом, матушка.

Оэлон-Эке усмехнулась. И Борта тоже усмехнулась. Мне подумалось, что женщины уже раньше обсуждали возможность расставания с Джамухой. А Борта сказала даже:

— Нас станет больше, Темучин, намного, намного больше. Не кто иной, как низкий Джамуха, повинен в том, что самые знатные и высокородные представители старых монгольских родов отошли от нас. Они не хотят служить никаким выходцам из низких сословий, они хотели бы служить сыну Есугея.

— Тогда мы расстанемся, — сказал Темучин.

И те, что уходили с Джамухой, свернули влево, а остальные, оставшиеся с Темучином, — направо. Той ночью на небе месяца не было, и во мне родилось такое чувство, будто он скрыл свой лик за темными тучами, чтобы не видеть, как два друга расстаются врагами.

Но обе женщины оказались правы.

Весть об этом пронеслась по степи и всем ее теснинам и лесам, горам и холмам быстрее ветра: уже на другой день утром к нам прибились первые пастухи и охотники. А в последующие дни приходили целые роды и большие семьи, знатные и вовсе нет, родственники Темучина и братья Борты, бывшие друзья и много-много незнакомых, которые последовали за теми, с кем они жили раньше и с которыми собирались жить впредь. Среди них был и некий Хорчи, который сразу по прибытии сказал Темучину:

— Все мы происходим от женщины, которую похитил святой Бодончар, мы с Джамухой из одного и того же материнского чрева, из одной с ним зародышевой воды. Нам бы всегда быть вместе с Джамухой! Но нам явилось небесное видение, которое стоит у меня перед глазами, как ты сейчас: это была снежно-белая корова, которая обошла вокруг Джамухи и боднула повозку с его сложенным шатром, а потом боднула и самого Джамуху и сломала один из своих рогов, так что у нее теперь один рог кривой. «Верни мне мой рог!» — ревела она на Джамуху и била изо всех сил копытом о землю, так, что пыль курилась. А потом появился безрогий белый бык с привязанной к спине деревянной опорой от шатра. Он пришел по широкому следу, оставленному тяжелой двухколесной повозкой Темучина, и взревел еще пуще коровы: «Небо договорилось с землей, что господином нашего царства будет Темучин! И вот она, опора этого царства, на мне!» Вот какому откровению я свидетель, вот что я видел собственными глазами. А теперь ответь, Темучин: когда ты станешь господином нашего царства, чем ты порадуешь меня за это предсказание?