Но я не размышляю над стихом,
И, правда, никогда – не сочиняю».
В 1926 году начались съёмки фильма «Стеклянный глаз», о котором Лили Брик написала:
«Эту пародию на коммерческий игровой фильм, которыми были тогда наводнены экраны, и агитацию за кинохронику я сняла вместе с режиссёром В.Л.Жемчужным на студии "Межрабпромфильм" по нашему с ним сценарию».
Нам этот фильм интересен тем, что на одну из главных ролей…
Аркадий Ваксберг:
«На одну из главных ролей была приглашена никому тогда ещё не известная молоденькая и необычайно прелестная Вероника Полонская, дочь одного из известнейших актёров дореволюционного русского кино Витольда Полонского. Лиля очень ей протежировала, как всегда это делала, встречая способных и нуждающихся в поддержке людей…»
Запомним эту «молоденькую и необычайно прелестную» актрису! Через три года и Владимир Маяковский обратит на неё внимание.
Сталин и Моисей
В октябре 1926 года Маяковский вновь отправился в Ленинград и 5 числа выступил там с докладом «Как делать стихи?». Вечерний выпуск ленинградской «Красной газеты» на следующий день сообщил:
«Час своего времени и внимания поэт подарил совершенно зрящному делу: разносу дрянной книжки Шенгели о стихотворчестве. Ну стоит ли ездить по городам Союза, выступать перед всякими аудиториями, чтобы… стрелять из пушек по воробьям? Право, молоть большими жерновами маленьких пауков и тараканов не дело большого поэта».
Как видим, опять лекционная деятельность Маяковского названа стрельбой «из пушек по воробьям».
«Красная газета»:
«Остальное время было поделено между перерывами, записками и стихами. Это большая радость – слушать прекрасное чтение автора, улавливать его интонации, проникаться его образами, сливаться с его ритмом и вдруг понять какую-то большую цельность задуманного и словесно воплощённого куска переживаний поэта… Маяковский-поэт убедителен, как стихия, которую он чувствует и умеет неподражаемо передать».
Тем временем в стране произошло чрезвычайное событие – 23 и 26 октября состоялся ещё один Объединённый пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), который вывел из членов политбюро Льва Троцкого, а из кандидатов в члены политбюро – Льва Каменева. Таким образом, все три лидера «Новой оппозиции» перестали быть вождями большевиков.
Откликнулся ли на это судьбоноснейшее для страны событие Маяковский?
Прямых свидетельств на то, что такой отклик существует, нет. Но в октябрьском номере журнала «Крокодил» было помещено стихотворение Маяковского под названием «Три хулигана». Начиналось оно так:
«По улицам, / посредине садов,
меж сияющих клубных тетерей
хулиганов / различных сортов
больше, / чем сортов бактерий.
Из мордоворотной плеяды их
я выбираю троих».
Последние две строки в «Крокодиле» напечатаны не были.
О каких же «хулиганах» писал Маяковский? После приведённого нами вступления в стихотворении говорится:
«По окончании / рабочего дня,
стакан кипячёной зажав в кулачике,
под каждой крышей Союза бубня,
докладывают докладчики.
Каждая тема – / восторг и диво —
вмиг выясняет вопросы бытья…
Иди и гляди – / не жизнь, / а лилия.
Идиллия».
Эти строки явно намекают на политическую ситуацию в стране, когда Троцкий тянул всех в одну сторону, Зиновьев с Каменевым завлекали народ в другую, а сталинское «большинство ЦК» звали страну отправиться по совсем иному пути. Троцкисты заявляли, что только они приведут СССР к процветанию. Зиновьевцы рекламировали свой вариант развития событий. А с ними со всеми категорически на соглашались «цекисты», сторонники генсека Сталина, указывая на третью дорогу. То есть стихотворение Маяковского представляло читателям как бы три типа «докладчиков».
Дальше следовали такие строки:
«А пока / докладчики преют,
народ почему-то / прёт к Левенбрею».
«Левенбрей» – это марка популярного в те годы пива. И Маяковский описывал одного из наиболее характерных представителей народа – простого рабочего парня. У него…
«… один кулак – / четыре кило…
Мат, / а не лекции / соки корней его…
Лозунг дня – / вселенной в ухо! —
всё, что знает башка его дурья!
Бомба / из матерщины и ухарств,
пива, / глупости / и бескультурья».
Этот парень был одним из тех троих, кого имел в виду Маяковский, называя своё стихотворение «Три хулигана».
В комментариях к этому стихотворению в седьмом томе собрания сочинений поэта сказано:
«По-видимому, Маяковский предполагал вывести в последующих стихах ещё два типа хулигана. Замысел этот остался неосуществлённым».
А может быть, «хулиганами» поэт считал тех «докладчиков», которые намеревались повести за собой народ, любивший пиво «Левенбрей»? Трудно сказать. Но в издававшийся тогда пятый том собрания своих сочинений Маяковский внёс этот стих под заголовком «Тип» (так и хочется расшифровать это слово как «Троцкий и прочие»).
Завершающее четверостишие звучало весьма неопределённо, и было совершенно непонятно, к чему призывал поэт, к кому именно он обращался. Ведь последние две строки призывали «докладчиков» (цекистов и оппозиционеров) вести свою пропаганду повеселее:
«Надо помнить, / что наше тело
дышит / не только тем, что скушано, —
надо / рабочей культуры дело
делать так, / чтоб не было скушно».
Иными словами, стихотворение очень и очень странное. Даже сегодня его сходу не растолкуешь. Не пытался ли тут Маяковский передать точку зрения на положение в стране и Осипа Брика, ставшего оппозиционером? Но так как сам поэт в ситуации ещё не совсем разобрался (не понял Брика или не согласился с ним), его стих и получился немного двусмысленным.
1 ноября Владимир Владимирович был уже в Харькове и там в Драматическом театре читал лекцию «Как делать стихи?». Местная газета «Пролетарий» написала:
«Хотя афиша обещала научить писать стихи в пять уроков, никаких рецептов лектор не дал.
– Собственно, моя задача, – съязвил он, – не научить писать стихи в пять уроков, а отучить – в один».
Журнал «Сiлькор Украiни»:
«Маяковский окончил свою лекцию такими словами: "Необходима огромная, нечеловеческая работа над собой, необходимо изучать, исследовать опыт других писателей. Можно было бы всем тем, кто хочет стать писателем, сказать:
– Ты готов вынести все невзгоды этого ремесла, ты готов работать долгие годы, готов заболеть в поисках новой рифмы и поэтического образа? Если готов – тогда просим”».
3 ноября 1926 года на пост председателя ЦКК) ВКП(б) (Центральной Контрольной комиссии) был назначен Георгий Константинович Орджоникидзе. Это назначение неожиданно коснулось и Надежды Аллилуевой, жены Иосифа Сталина. Об этом – Борис Бажанов (он называл Надежду Сергеевну Надей, они были ровесниками):
«Когда Орджоникидзе стал председателем ЦКК, он взял к себе Надю третьим секретарём… Зайдя как-то к Орджоникидзе, я в последний раз встретился с Надей. Мы с ней долго и по-дружески поговорили. Работая у Орджоникидзе, она ожила – здесь атмосфера была приятная, Серго был хороший человек. Он тоже принял участие в разговоре; он был со мною на ты, что меня немного стесняло – он был на двадцать лет старше меня (впрочем, он был на ты со всеми, к кому питал мало-мальскую симпатию). Больше я Надю не видел».
В это время сидевший в Соловках политзаключённый Борис Глубоковский закончил писать книгу «49. Материалы и впечатления». Цифра «49» – это номер статьи Уголовного кодекса о социально-вредных элементах. Книгу напечатал УСЛОН (Управление Соловецкого лагеря особого назначения).
А в московском Доме печати 19 ноября проходил диспут о богеме. Газета «Вечерняя Москва» сообщила читателям:
«Последним из оппонентов говорит Вл. Маяковский. Ему надоела сама тема о богеме… Прежняя богема была иной: в ней люди собирались не для того, чтобы выпить за одним столом, а перебрасываться остроумными талантливыми словами, обсуждать общие интересы, уметь воевать за новое и протестовать. Нынешний богемец это тот, кто со всеми согласен, кто меланхолически пьёт пиво».
Журнал «На литературном посту» (№ 1 за 1927 год) добавил и такие слова поэта:
«У нас же сейчас не богема, а мелкая скука мелких людишек, разгильдяйство, гипертрофия самомнения и потрясающее количество гениев, выросших в 24 часа. На эту "богему" просто плюнуть надо».