– Иветт начинается вон там! – Анри, сегодня облаченный в светское платье, махнул рукой куда-то в сторону. Камилла смотрела на него и улыбалась, явно оценивая переливы жемчужно-синего цвета на его камзоле и изящество вроде бы простого кружевного воротника, скрепленного крошечной алмазной брошью. Аббат сейчас менее всего напоминал лицо духовного звания и поразительно походил на бравого лейтенанта, который ежедневно сопровождает дам на прогулку и вообще всячески блистает в светских салонах.
Теодора сильно интересовало, когда же священник исполняет свои монастырские обязанности – как выяснилось, последние дни Вильморен провел в Париже и теперь с удовольствием делился новостями высшего света.
– Как ты думаешь, мы можем сейчас туда доехать? – тут же оживленно спросила Камилла.
– Нет, сейчас не получится. Через месяц, когда закончится распутица. Ты же помнишь, какая там грязь.
Госпожа де Ларди притворно вздохнула.
– Камилла, не в моей власти приказать весне наступать быстрее, чем она того желает! – шутливо раскланялся Анри, направляя своего коня прочь от Жируара.
– Вон тот замок – Леви-Сен-Нон. – Камилла обернулась к Теодору, который чувствовал себя несколько неуютно, будто был лишним. Однако беседы давних друзей его не касаются, он здесь службу несет, сам себя одергивал он. – Сейчас там живут только старшие Леви-Мирпуа, я вам рассказывала о них, и это совсем неинтересно! Летом в замке, правда, полно молодежи.
Они свернули к речушке. Иветт освободилась из ледового плена, но вода стояла не очень высоко. Угрозы наводнения на правом, скалистом берегу не было вовсе, да и левый в этом месте почти никогда не подтапливало.
Виллеру залюбовался окружающим пейзажем: известняковые обрывы, скалы, буро-зеленые пятна мха на древних валунах были непривычны его взору, он ведь вырос на юге.
– А там что за замок? – поинтересовался шевалье. – Это уже Дампьер?
– Нет! – Камилла как-то уж очень нежно улыбнулась. – Это Кур-Санлис.
– Вы хотели бы там побывать? Камилла явно колебалась.
– Да, – тихо сказала она. – Но тогда мы сегодня не попадем в Дампьер. А нам не стоит тратить много времени на прогулку, после обеда обещал заглянуть преподобный де Верней...
– Я постараюсь к тому времени уже оказаться в аббатстве, – вздохнул Анри. – Преподобный не слишком обрадуется, обнаружив, что я так и не добрался до бумаг, которые нужно разобрать...
– Едем в Дампьер! – нарочито весело приказала Камилла. – И немедленно!
– Мы и так почти у цели, – обратился Анри к Виллеру. – Лес совсем скоро перейдет в парк. Видите вон тот холм? За ним и будет Дампьер. То есть не за ним, а на нем. Деревья выросли, и даже зимой теперь не видно крышу замка.
– А раньше было видно? – Теодор поддержал разговор – отмалчиваться было бы невежливо.
– Раньше – да. Лет двадцать назад.
Камилла, нахмурившись, резко ударила пяткой свою лошадь, и та, весело заржав, помчалась по дороге вверх. Мужчины переглянулись.
– Здесь безопасно, дорога прекрасно просматривается! – сказал Анри поравнявшемуся с ним Теодору. – Хотя, если желаете, нагоните ее, но, мне кажется, она хотела бы несколько минут побыть одна...
Теодор кивнул. Он не понимал, зачем Камилла затеяла эту прогулку по местам, связанным для нее и с любовью, и с предательством. Ведь Дампьер – владение герцогов де Шеврез. Зачем бередить раны и свои, и аббата? Похоже, Анри сейчас тоже нуждается в одиночестве...
– Вам нехорошо, святой отец? – спросил Виллеру, заметив, как побледнело и напряглось лицо аббата.
– Нет, все в порядке! – Анри через силу улыбнулся. – Просто... много воспоминаний. Я вырос здесь, в Кур-Санлисе. Вон за тем поворотом, если не ошибаюсь, лежит огромный валун, который в темноте легко принять за медведя.
Они повернули, и Анри обрадованно ахнул:
– Он на месте! Взгляните только – похож?
Да, камень в сумерках вполне можно спутать с медведем, прилегшим отдохнуть.
– Здесь охотятся, святой отец?
– Разве что на птицу... – Анри поморщился. – Хотя иногда тут устраивается охота на оленей или кабанов. Во всяком случае, так было раньше... Теперь посмотрите вон туда... Видите – кустарник образует живую беседку?
– Да вы почти поэт, святой отец! – признал Виллеру. – Только поэты способны разглядеть подобные мелочи!
– А военные сказали бы, что это превосходное место для засады? – прищурился Анри и неожиданно посерьезнел: – Давайте и в самом деле не оставлять нашу даму без присмотра. Мало ли что...
Но дама возвращалась сама: раскрасневшаяся, с блестящими глазами и опасной улыбкой на губах. Теодору показалось, что улыбка эта – несколько натянутая.
«Зачем нужен весь этот балаган? Я же вижу, что вам больно, госпожа де Ларди».
– Едем дальше, – объявила Камилла. Она казалась Теодору замерзшей, ему захотелось укутать ее плечи теплым плащом. Но холод, который идет из сердца, даже мехом горностая не согреешь.
Лес незаметно переходил в парк, а на холме действительно возвышался замок, едва видный – так густо столпились вокруг него деревья. Должно быть, летом здесь восхитительно, спокойно и тихо. Неподалеку бежала еще одна речушка – Серне, как сказал Анри.
– Смотрите, какие облака! – мечтательно промолвила госпожа де Ларди. – Похожи на фрегаты...
Недавней ее скованности как не бывало: ожила, будто расколдовали. Или заколдовали?
«У меня дар знакомиться с людьми, которые умеют превращаться в ледяные статуи. Герцог Энгиенский тоже так умеет: бешеный шквал, река слов и жестов, лавина непревзойденных усмешек – и вдруг застыл, и неподвижный взгляд в одну точку на четверть часа. Можно орать ему в ухо – не слышит, а потом, стоит бабочке на соседней прогалине качнуть цветок – и очнется, и все сызнова. Так и Камилла: то застывает в ледяном панцире боли, отчаяния или страха, то оттаивает – и живет взахлеб, как будто последнюю минуту».
Теодор специально придержал коня, и Анри с Камиллой уехали вперед. Теперь и ему захотелось немного побыть одному. Это иногда так необходимо – наедине с собой смотреть в это дикое небо и ни о чем не думать. Надо полагать, Вильморен сумеет защитить свою спутницу; все равно совершенно невозможно находиться рядом с ней ежечасно и избавлять ее от всех бед и волнений, а Анри – неизмеримо более давний для нее друг и защитник. Жизнь без волнений – не жизнь. Эту истину Теодор когда-то свято исповедовал, насыщая волнующими событиями собственные дни, пока маленький демон внутри не наелся и не успокоился. Камилла же чувствует весну и расправляет крылья – кто он такой, чтобы мешать ей летать?
В аббате Теодор чувствовал родственную душу, несмотря на то что Анри был гораздо более вероятным претендентом на сердце Камиллы, чем он сам. Ему можно доверить ее сердце. А вот Теодору с самого начала не следует ни на что рассчитывать...