— Еще по одному пиву для всех.
«Это уже седьмое, в голове шумит, как в открытом море во время шторма, а я все еще так и не понял, что к чему», — подумал журналист. В доме стоял шум, необычный для этой поры дня.
— Тише, тише, господа, тут не все ясно. Вы сказали, что Мариес не мог набрать в лопату вещество, потому что оно вытекало, так?
— Ну, так, — послышалось несколько голосов.
— А что случилось с лопатой?
— А что с ней могло случиться? Наверно, все еще лежит у клумбы. Как ты думаешь, Мартин?
— Ну да, лежит, — поддакнул Мартин.
— Целая и невредимая? — допытывался журналист.
— Целехонькая, совсем как новая.
— Тогда как же получилось, что лопата из листового железа цела, а стальной ковш расплавлен?
— Дьявольские штучки! — заметил кто-то из присутствующих.
— А Мариес? Как вы думаете, господа, это действительно был сердечный приступ?
— Понимаете, Мариес — мужик здоровый. А лежит он потому, что доктор не отпускает его от себя ни на шаг, а то он еще не одному из нас свернул бы шею.
— Тогда что же с ним могло случиться?
— А он ничего не помнит. Говорит, что возвращался из города и видит — перед его домом толпа. Не успел он их толком разглядеть, как уже оказался в избе на кровати и доктор рядом.
— В деревне кто-нибудь чувствует себя скверно? Может, у кого голова болит или слабость? Вы не слышали?
— Все здоровы.
Журналист закурил. Невозможно разобраться. Может, коллективная галлюцинация? Ему доводилось слышать о подобном.
— Господа, а со вторника в деревне не произошло ничего необычного? Может, слышали какие-нибудь выстрелы, шум моторов?
Присутствующие переглянулись.
— Да нет, — сказал наконец тот, что сидел напротив журналиста, — только вот что-то стряслось с радио.
— С радио?
Теперь все заговорили наперебой.
— Гудит и бубнит, ничего не слышно.
— Если б у одного, то, может, и испортилось, а то у всех сразу.
— Это все военные. Телефон отключили, ну и радио глушат.
— А стонет, словно больной.
— Как стонет? — заинтересовался журналист.
— А вот так: «у, у-у-у, у-у-у-у-у» и опять сначала. Или иначе: «у, у-у, у-у-у-у, у-у-у-у-у-у-у-у» и снова то же самое.
— Вы точно помните?
— А как же, на какую волну ни настроишься, все одно.
— Повторите-ка еще раз, — попросил журналист.
Собравшиеся охотно выполнили просьбу. А журналист, бледный, с каплями пота на лбу, считал: «один, три, пять… один, два, четыре, восемь». Словно вторя собравшимся, часы, висевшие на стене, начали отбивать: раз, два, три… двенадцать.
«…завтра в полдень независимо от результатов исследований это вещество будет уничтожено». Кто это сказал? Ох… только б не опоздать…
Он вскочил со стула и выбежал из дома.
— Куда вы? Почему такой бледный?
— Доктор, вы тоже слышали? По радио?
— Шум? Слышал. А почему вы спрашиваете?
— Но ведь это же начало ряда нечетных. И начало ряда четных. В двенадцать они хотели…
Журналист на бегу цедил слова. За ним, задыхаясь, семенил доктор.
Издалека они увидели пламя, вырывающееся из огнеметов. Когда они прибежали, все уже было кончено. Солдаты убирали снаряжение, опаленную дымящуюся землю покрывал стеклянистый белый налет. Журналист показал на пепелище.
— Поздно, поздно… я не успел его спасти…
— Кого? — спросил врач.
— Его, гостя из далеких миров… с другой звезды, а может, из другой галактики, откуда я знаю?
— Вы думаете, «это» было чем-то живым?
— Думаю? Да я убежден. Мы, люди, всегда представляем себе жизнь воплощенной в таких формах, которые знаем по земному опыту. Но разве обязательно существа из других миров должны иметь две ноги, две руки, нос между глазами? Этот студень был живым существом, чувствующим, разумным.
— Если это был гость из другого мира, чего он здесь искал?
— Кто знает?.. Он прибыл на Землю, может быть, специально, а может, случайно, может быть, утомленный путешествием, изнемогая от усталости… он защищался, стараясь не причинять нам зла. К несчастью, мы не слышали его… а те, кто слышал, не понимали… Прости, незнакомый пришелец!
Журналист опустился на землю, но тут же поднялся, сорвал с куста розу и бросил ее на стеклянный пепел.
ЧЕСЛАВ ХРУЩЕВСКИЙ
ДВА КРАЯ СВЕТА
Говорят, жизнь — лучший фантаст. Ни одному писателю за ней не угнаться. А если иногда воображение и разыгрывается, то писатель сдрейфит и напишет лишь о немногом из того, что пришло в голову. Будет думать: «Все равно люди не поверят. Такого в жизни не бывает». А между тем ох как часто бывает наоборот. Жизнь — вот великий мастер создавать невероятные ситуации и фантастические коллизии! И хоть всем известно, что жизнь вообще-то фантастична, в Лаксене жили все-таки скучно.
С моста, соединяющего ажурной пряжкой два обрывистых берега Малого Ущелья, прекрасно видны южные склоны горы святого Альберта. Пять витков шоссе оплетают коричневый трехгранный конус. При желании нетрудно вообразить, что в этих местах побывал легендарный гигант из Дакри, отдыхал на осыпи между громадными валунами, а потом продолжил путь, оставив, наверно, по рассеянности свою коричневую шляпу, украшенную желтой лентой.
В углублении, что лежит в нескольких сотнях метров ниже вершины каменной шляпы, люди построили городок Лаксен. Первый дом был построен, кажется, лет сто назад. Дом, а может, шалаш. Теперь уж не узнаешь, так что махнем рукой на далекое прошлое, поговорим о настоящем.
По желтой дороге медленно движутся четыре черные точки. Это выглядит забавно, словно четыре черных майских жука ползут по ленте, витками опоясывающей шляпу.
Пора покинуть мост над Малым Ущельем и приблизиться к движущимся точкам.
Четыре грузовика с трудом взбираются по шоссе, ведущему к Лаксену. Горная дорога не автострада. Поэтому не удивительно, что хорошее настроение уже давно покинуло шоферов. Головокружительная езда плохо влияет на нервную систему.
Профессор Якуб Дин составлял счастливое и редкое исключение из этого правила. Он был совершенно спокоен, и это спокойствие раздражало водителя машины.
— Адская дорога.
Лицо профессора расплылось в улыбке.
— Дорога в ад, — сказал он, — если память мне не изменяет, идет вниз, а эта спираль ведет к городку, лежащему на высоте 1400 метров над уровнем моря.
— Спираль, спираль! Скажите лучше — чертова карусель! Коловорот! Два часа только и знаю что сворачиваю. Свихнуться можно. Слева — пропасть, справа — скала. Одно неосторожное движение — и конец. Жуткая, адская дорога.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});