хозяин отеля «Ла Перла» Хуанито Кентано, который фигурирует в романе под именем Монтойа, был одним из близких друзей писателя в Памплоне. Яркая, незаурядная личность, крёстный отец матадоров и афисьонадос[35], он принял нового гостя сразу и навсегда. Хуанито разглядел подлинную страсть молодого Эрнеста, которую нельзя ни изобразить, ни подделать, и это было достаточным основанием для долгой дружбы и надёжной гарантией наличия свободного номера при любом аншлаге. Интересно, кто сейчас управляет отелем? И сохранилась ли традиция оставлять места для преданных афисьонадос?
А ещё я думаю о том, что Пётр Вайль[36] непременно назначил бы «гением места» Памплоны именно Хемингуэя. Потому что почти все достопримечательности города связаны так или иначе с именем писателя. Наварра приняла американца как родного. Его «Фиеста», написанная в Памплоне и о Памплоне, сделала Хемингуэя великим мастером слова, будущим нобелевским лауреатом и большим другом наваррцев.
– Ну а теперь, если не возражаете, пойдем в «Ирунью»[37], – предлагает Анатолий.
Мы с Агнетой не возражаем, и все трое бодрым шагом направляемся в знаменитое кафе наискосок через площадь. «Мы спустились вниз из отеля и зашагали через площадь в кафе „Ирунья“. На площади одиноко стояли две будки для продажи билетов. Окошечки с надписями были закрыты… Белые плетёные столики и кресла кафе стояли не только под аркадой, но занимали весь тротуар…»[38]
Кафе переполнено, и, хотя сейчас не время фиесты, в нём царит атмосфера праздника и беззаботного веселья. Следы присутствия Хемингуэя повсюду. Его фотографии развешаны на стенах, на некоторых снимках писатель стоит в обнимку с великими матадорами, афисьонадос и заводчиками племенных быков. Вот он со знаменитым Антонио Ордоньесом, героем будущего романа, названным в книге именем Ромеро. В баре обозначены любимые напитки писателя, среди которых, безусловно, и мохито, и дайкири. Но и местное вино Хэм уважал, особенно любил продемонстрировать умение пить из кожаного бурдюка басков. Любимец Памплоны, он и сейчас сидит в баре, отлитый в бронзе, тяжело опершись рукой о стойку, и, должно быть, крепко задумавшись над собственной фразой: «… Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения… Человека можно уничтожить, но его нельзя победить».[39]
Два часа сидим мы за столиком недалеко от погрузившегося в раздумья Хемингуэя, пьём кофе, размышляем каждый о своём, прислушиваемся к неумолкающему гомону голосов, лишь изредка перекидываясь между собой парой-тройкой фраз. Бармен, заслышав иностранную речь, кладёт руку на плечо бронзового писателя и говорит с уважением: «Буэн омбре!»[40]
Высота Прощения
Поутру Наварру накрывает огромная дымящаяся туча. Она, как живая, колышется и вздрагивает всем телом от происходящих в ней внутренних процессов. Её фиолетовые края трепещут, как бока гигантской медузы перед штормом. Туча влажно дышит, сеет мелкие дождевые слёзы и издаёт сокрушённый грозовой вздох, давя рыдания в себе.
Агнета с утра похожа на эту грозовую тучу. Я так и не смогла добиться от неё объяснения, что же произошло. Мы молчим уже третий час, мерно шагаем по дороге, неуклонно ползущей в гору. Ева и Ежи, по обыкновению, ушли вперёд – их спины то исчезают за поворотом, то вновь появляются в окружении других гружённых рюкзаками спин. Дорога ведёт к Пику Прощения (Alto del Perdón) – невысокому, всего 800 метров, но знаковому перевалу Пути. Считается, что здесь все болящие и страждущие могут завершить свой поход, им простятся их грехи, достаточно трижды пройти сквозь символическую арку. Многие пилигримы несут с собой камни, олицетворяющие груз души. Некоторые привозят их прямо из дома, другие подбирают понравившиеся по пути. На Высоте Прощения камни можно оставить в живописно рассыпанных горках, но те, кто в силах нести дальше – несут до Фонсебадонского Креста.
На перевале ветрено. Гребешки гор утыканы ветряками, их лопасти проворно вращаются, ловя воздушные потоки и преобразуя их в экологически чистую энергию, питающую испанские города. Нелегко бы пришлось Дон Кихоту с этими железными мельницами! Но Дон Кихотов не осталось, и ветрякам ничто не угрожает, чего не скажешь о замёрзших, уставших пилигримах, с беспокойством косящихся в небо. Оно готово в любой момент разразиться проливным дождём. Живая туча на глазах мнётся и множится рваными клоками, наползающими друг на друга в темнеющей ярости. Лишь плоская процессия железных паломников с ослами, собаками и лошадьми не страшится непогоды. Она появляется неожиданно – тёмная вереница людей и животных на фоне синеющих вдали гор под грозовым небом Наварры. Обычно возле памятника много народу: все желают сфотографироваться с железными паломниками. Но сейчас пилигримы не намерены надолго задерживаться на ветреном перевале и группами устремляются вниз, в безопасную долину, к тёплым приютам, накрытым столам.
– Всё, больше не могу! – выдыхает Агнета и вдруг… всхлипывает. Устыдившись слёз, бредёт в сторону, безуспешно пытаясь овладеть собой.
– Да что с тобой случилось, Агнета? – Я не на шутку встревожена состоянием подруги. Такой я её не видела за все дни, что мы идём вместе. Я трясу её за плечи, слёзы градом катятся у неё из глаз.
– Ты устала? У тебя что-то болит?
– Да, я устала. Очень устала… – Она мотает головой. – Но это не та усталость. Я просто устала… – И снова плач.
– Так, – я решительно усаживаю подругу в безветренный закуток позади монумента, – мы не сдвинемся с этого места, пока ты мне всё не расскажешь!
Ещё какое-то время Агнета борется с рыданиями. Потом вытирает слёзы ладонью, размазывая грязные мокрые полосы по щекам, опускает глаза в землю и начинает говорить. Сначала её рассказ сбивчив и сумбурен, то и дело прерывается всхлипами и паузами. Но потом голос Агнеты перестаёт дрожать, и, зацепившись невидящим взором за кромку гор, она говорит ровно и обречённо.
Рассказ Агнеты:
…Знаешь, Элена, я плачу впервые за последние десять лет… Просто не узнаю себя… Это всё нервы. Последние годы были очень трудными. Умер отец. Изнурительная борьба за сына… На работе я успешная и благополучная женщина. А внутри – пустота…
Всё началось ещё в детстве. Я всегда была первая: в учёбе, спорте, во дворе и в школьной жизни. Отличница, активистка, заводила. Грамотами, медалями, похвальными листами забит целый ящик стола. После школы пошла на судостроительный факультет. Так хотели родители. Диплом с отличием пополнил копилку наград. По распределению попала на верфь, да там и осталась на всю жизнь. Сделала блестящую карьеру от младшего инженера до крупного руководителя. Сейчас управляю департаментом по работе с иностранными заказчиками, причём во всём холдинге… Но я всё не о том…
С юности мне вдалбливали, что