И пациенты у них тоже организованные, врачей слушают без критики, предписания выполняют. Хотя заговор «большой фармы» – крупных фармацевтических компаний – никто не отменял, и вы даже не представляете, сколько сомнительных препаратов продвигается на рынок не в интересах здоровья одного отдельно взятого человека, а исключительно ради хорошего самочувствия совсем другого существа – золотого тельца, то бишь сверхдоходов крупных фармацевтических компаний.
Известно ли вам, что на разработку одного нового лекарства тратится около 1 млрд долларов. Вложившись в проект, бизнес намерен во что бы то ни стало не только получить обратно свои деньги, но и иметь прибыль. И если вдруг появятся результаты научных исследований, свидетельствующие о сомнительной эффективности препарата или вскрывающие его серьезные побочные действия, – долой такие научные данные и факты. Ученых запугивают, факты скрывают, а препарат все равно «пропихивают» в протоколы лечения, чтобы его назначали в обязательном порядке. Ученые, работающие в некоммерческой организации «Кохрейновское сотрудничество», сравнивают фарминдустрию с мафией. Общего много: и фантастические прибыли, и методы работы – шантаж, запугивание врачей, подкупы ученых и не только это.
Чтобы препарат хорошо раскупали, нужно чтобы имелось достаточно большое количество больных с соответствующим диагнозом, которым данный препарат якобы был бы необходим. Для этого существует диагностика. Просто в сомнительных случаях врач может поставить нужный диагноз. Ну что страшного, если перестраховаться, да? – скажете вы, вспомнив, как отмахиваются в поликлиниках от наших болячек.
А вот представьте такую житейскую историю. Жил в Америке мальчик-подросток, обычный ребенок, хорошая семья. В 10 классе поссорился с девочкой и на свою беду пошел с проблемой, которая ему казалась на тот момент вселенской, к школьному психологу. Тот очень встревожился и направил его к психиатру. Психиатр поставил мальчику диагноз «депрессия» и прописал соответствующее лекарство. Через несколько дней лечения препаратом мальчика нашли повесившимся на дереве около собственного дома. Когда были зафиксированы не один и не два таких случая, обнаружили, что у этого препарата есть побочное действие – у тех, кто его принимает, возникает склонность к суицидальным мыслям и попыткам суицида. Мальчику не повезло, его попытка оказалась удачной.
Все могло быть иначе: не будь он таким дисциплинированным американцем, не пойди к специалисту, возможно, уже через несколько дней он подружился бы с другой хорошей девочкой, и его жизнь заиграла бы новыми красками. Но все сложилось для него роковым образом. Психиатр написал в заключении диагноз, который повлек за собой назначение смертельного психотропного препарата. Меч над его головой был занесен уже в ту минуту, когда психиатр только прикоснулся к клавиатуре компьютера, чтобы впечатать в электронную историю болезни пациента диагноз «депрессия», а дальше включилась неотвратимая цепь событий, запущенная «большой фармой». Был ли психиатр заинтересован в гипердиагностике, получал ли проценты с каждой аптечной покупки – кто теперь разберет? А родители оплакивают прекрасного сына.
Так что не всех врачей надо слушать. Неангажированные врачи честно говорят, что лишние исследования ведут к гипердиагностике, влекущей за собой ненужные, а часто вредные назначения – хирургические вмешательства или, как в вышеприведенном случае, назначение лекарственных препаратов с опасными, не до конца изученными побочными свойствами.
Своего первого ребенка я рожала довольно рано и очень трудно. Надо признать, что хотя мы с мужем его очень хотели, особенно будущий отец, я внутренне не созрела как мать. И это вышло боком. Дочка родилась с патологией. Первые сомнения возникли еще в роддоме. Остальным трем женщинам в палате приносили на кормление их драгоценные свертки с морщинистыми личиками, а мне было «не положено». Когда же на третий день я все же получила своего младенца, завернутого в многочисленные одеяльца, мое чадо никак не хотело брать грудь, ревело и отворачивалось. Когда это повторяется 3–4 раза в день, очень напрягает, что твоя кровиночка остается голодной, а ты не можешь ей помочь. И я попросила медсестру больше мне ее не приносить, а накормить смесями или сцеженным молоком, или чем там еще кормят в роддоме детишек, мамы которых оказываются несостоятельными в качестве молочных коровок.
Сразу вслед за этим к моей койке прибежала женщина в белом халате – она оказалась главврачом – и стала грозно спрашивать, почему я хочу отказаться от ребенка и оставить ее в роддоме, ведь у нее не такая уж серьезная патология. Я, конечно, сразу заверила ее, что ни о чем подобном не думала, и в пылу оправданий пропустила мимо ушей ее фразу о нездоровье дочки. Никогда до тех пор мне не приходилось видеть вблизи новорожденных деток, они совсем не такие, как подросшие малышки, которых гордые мамы вывозят в колясках на прогулку. На вид мой ребенок был вполне здоров, у него были крохотные пальчики, носик в пупырышек и очень глубокие глазки, смотрящие на мир очень осознанно. Конечно, меня огорчали первые неудачи с грудным вскармливанием, но дома все более или менее вошло в свою колею. Ребенок хорошо сосал, стал быстро держать головку, улыбался, внимательно следил за движущимися предметами. Поэтому, когда дочке исполнился месяц, и мы принесли ее на плановое обследование в детскую поликлинику, слова невролога прозвучали как гром среди ясного неба.
Мы развернули дочурку на пеленальном столике в кабинете, врач склонилась над ней, и ее лицо стало злым. Она проделала несколько пассов руками, потом небрежно закидала дочку нашими кружевными белейшими пеленками, как тряпьем, и повернулась к нам. Узнав, что мы с мужем оба медики, она сказала примерно следующее. Мол, говорю вам, как коллегам, по дружбе: у вашего ребенка нарушены «пирамидальные» пути в мозге (таких, кстати, нет, есть пирамидные. – Прим. автора), она никогда не будет сидеть, ходить и тем более говорить. Зачем вам на всю жизнь связываться с инвалидом, ухаживать за ним до конца своих дней, откажитесь от нее. Вы молодые, родите себе другого ребенка, нормального и здорового.
Наверное, не стоит говорить, что после таких слов диагноза этого, так сказать, специалиста у меня пропало молоко, а мы бросились по знакомым врачам. Уже до первого визита мы твердо решили, что это наш ребенок, и каким бы он ни был, мы его не предадим и не бросим. Будет неправдой сказать, что нам была приятна мысль, что мы будем ходить за инвалидной коляской с овощем, принимая сочувствие или раздражение окружающих. Но выбор был сделан твердый и однозначный. Настоящие врачи в один голос заверили нас, что да, некоторые нарушения обнаруживаются, но они есть у каждого третьего городского младенца, и при правильном лечении и определенных усилиях ребенок вырастет не хуже других. Разумеется, они оказались правы. Дочка росла умненькой не по годам, была отличницей в школе, многие считают ее красавицей, она закончила престижный вуз, а сейчас уже работает, живет отдельно и строитсвою семью. А того невролога, которая делала зловещие прогнозы, вскоре уволили из поликлиники за профнепригодность.
О чем все это говорит? О некомпетентности врача, с которой можно столкнуться в любом лечебном заведении? Можно назвать признаки, позволяющие с достоверностью отличить хорошего врача от такого горе-специалиста. Прочитайте их описание на с. 203. Но данная ситуация преподнесла и еще один урок. Как часто мы не ценим то, что нам дано! Нам нужно хорошенько получить по голове, чтобы мы осознали свое счастье. Тогда, после слов детского невролога-неуча, я уже представила свою будущую жизнь, полностью посвященную дочери: бесконечные процедуры, боль, незначительные улучшения, все увеличивающиеся размеры памперсов и неистребимый запах, вечный скорбный вид, отчаяние и компания несчастных мам тяжелобольных детишек… И так день за днем, год за годом, без отдыха и просвета.
Бог миловал! И когда что-то вдруг заболит и не очень хочется идти на работу, мысль о том, что работы могло бы и не быть вообще, а моя жизнь и жизнь моей дочки могла быть совсем иной, очень мобилизует и подстегивает. Верующие в таком случае воскликнут: «Аллилуйя, слава тебе, Боже!»
А вы часто благодарите Его за то, что у вас есть глаза, ноги-руки, работающие мозги и прочие части тела, что ваши родные живы и чаще, все-таки здоровы. А если что-то идет не так, как мы сетуем и огорчаемся, вместо того чтобы подумать, каким богатством мы обладаем, и сколько несчастных людей лишены тех очень многих человеческих радостей, которые доступны нам, несмотря на некоторые недомогания, травмы или болезни. Да, говоря об этом, я основываюсь на личном опыте, и лучше вам поверить мне на слово, а не пережить подобную ситуацию самим.