Читать интересную книгу Тевтонский орден - Вильям Урбан

Теперь уже многие из знатных людей Скаловии отправляли посланцев к рыцарям с предложениями о сдаче на определенных условиях. Даже для рыцарей, приобретших опыт в пограничной войне и знавших язык и обычаи противника, было нелегкой задачей определить, когда эти предложения были искренними, а когда – попытками заманить в засаду небольшие отряды крестоносцев. Соседние курляндцы неоднократно просили у ордена гарнизоны для своих пограничных замков, а затем нападали на рыцарей из засад. Теперь уже скаловийцы обращались с такими же просьбами, но рыцари уже с осторожностью откликались на них.

В эти годы происходило немало менее крупных боев и стычек, которые даже летописцы ордена находили слишком многочисленными, чтобы упоминать их по раздельности. Результат был тот же, что и в Надровии,– большинство скаловийцев приняли христианство, а остальные бежали в Литву. Некоторые местности, особенно в приграничье, обезлюдели. Но язычники, ведомые людьми Скуманда, наносили яростные ответные удары, совершая набеги на запад до самого Кульма, и даже осадили в 1273 году епископский замок в Шензее. Эти нападения побудили орден заменить ветшающие деревянные укрепления каменными замками.

Некоторые пруссы бежали к Трайдянису, который предложил им селиться на границе с Волынью, возможно в районе Гродно (Гардинаса). Это привлекло внимание князя Галиции и Волыни, который приказал построить новое пограничное поселение в Каменце, на притоке Буга, чтобы защитить свои земли от нападений со стороны Гродно и укрепить свой контроль над торговым путем к северу от припятских болот, от Пинска до Бреста и дальше до Дрохинича.

Магистр Конрад, несомненно, продолжил бы наступление на Самогитию, если бы позволили обстоятельства. Эта земля истовых язычников лежала прямо к северу от уже завоеванных земель, и набеги на нее можно было совершать вместе с Ливонским орденом. Но магистр Конрад не смог двинуться на север. Ему нужно было обратить свое внимание на Погезанию, где началось Третье прусское восстание.

Третье прусское восстание (1275-1283)

Восстание, скорее всего, было спровоцировано Скумандом, чьи нападения были столь разрушительны, что главного орденского кастеляна Погезании в 1276 году отрешили от должности. Ему на смену пришел более решительный управитель. Возможно, разъяренный последовавшими поражениями, которые понесли его отряды в этом же году, Скуманд обратился за помощью к литовцам. Те согласились, и в 1277 году он повел литовское войско и четыре тысячи своих соплеменников через лесные дебри в Кульм, где захватил маленький замок на реке Осса, затем двинулся мимо Рехдена, Мариенвердера, Цантира и Христбурга, сжигая на своем пути все деревни и маленькие укрепления. Петр фон Дусбург описал плачевную сцену, подтверждаемую польским летописцем Длугожем:

«Они завладели неописуемым количеством добычи и христиан, которых обратили в вечное рабство. Да сжалится над ними Господь! Какой плач стоял, когда друг оплакивал друга и семьи разделяли, это было тяжкое испытание, когда детей забирали от матерей, которые только что заботливо нянчили их, и когда дочерей забирали у матерей, и как язычники делили взятых в плен между собой и обращались с ними бесчестно. О как ужасно это было, и как ужасно было видеть это друзьям их. Никто бы не смог смотреть на их ужасное положение без слез».

Тем временем литовская армия, проследовав из Гродно глухими тропами вниз по реке Нарев в Мазовию, продолжала двигаться на запад, грабя польские деревни, пересекла Вислу и вторглась в Куявию. Таким образом, повторилась ситуация, которая и привела тевтонских рыцарей в Пруссию,– Пясты оказались неспособны защитить северные границы Польши. Дело было не только в том, что набеги литовцев были ужасны, ведь набеги крестоносцев были такими же. Возможно, теперь литовцы разоряли деревни, где жили пруссы, переселенные в эти, как предполагалось, безопасные районы. Ужасна была участь польских пленников – куда хуже, чем пруссов.

Хотя набеги крестоносцев немногим отличались от прусских или литовских, все же между христианами и язычниками существовала большая разница. Христиане переселяли большинство своих пленников работать на земле, часто как слуг, короче говоря, многие из пруссов продолжали вести ту же жизнь, что и до плена. Христиане освобождали за выкуп одних пленников и обменивали других, но они редко продавали их на рабовладельческих рынках. Язычники, будучи более отсталыми экономически, нуждались в меньшем числе слуг и часто продавали своих пленников в рабство в другие страны, использовали их для человеческих жертвоприношений, женщин превращали в наложниц или домашних слуг. По свидетельствам крестоносцев, пленники, захваченные варварами, уже не считались людьми, с ними обращались как со скотом. Есть свидетельства того, как доведенные до отчаяния пленники бросались на своих мучителей, когда охрана была вынуждена ослаблять пригляд за ними, чтобы защититься от нападения рыцарей и ополченцев. Жестокие времена, жестокие поступки!

Вероятно, обе стороны начали осознавать, что некоторые из пленников уже переходят из рук в руки не по первому разу. Этим несчастным позволяли вернуться к своим родичам. Мы встречаемся с упоминанием, что на совете перед боем, когда обсуждались тактика и раздел добычи, прусские воины настаивали, что такие пленники не входят в их долю и не учитываются в дележе.

Должно быть, обе стороны пытались облегчить участь жертв таких набегов. Но даже тевтонские рыцари и их епископы не были настолько богаты, чтобы обеспечить новыми жилищами и наделами каждую обездоленную семью. Не существовало и бюрократического аппарата, способного вести записи, необходимые, чтобы воссоединить разлученные семьи или подтвердить личность, прошлые заслуги и так далее. Все это могли подтверждать только живые люди, при всем несовершенстве подобных свидетельств. Тевтонские рыцари часто переселяли своих пленников в деревни под руководством их наследственных родовых вождей и позволяли им пользоваться своим оружием.

Хотя эта политика часто бывала успешной в завоевании доверия населения, она была еще более успешной, если в войне побеждали крестоносцы. Когда удача от них отворачивалась, то все шло по-другому. Переселенные пруссы сохраняли возможность объединяться и восставать. Так как и у знати, и у простолюдинов были свои причины для мятежа, их нужно было лишь воодушевить и дать им шанс на успех. Когда Скуманд продемонстрировал, что орден не способен защитить свои, даже наиболее безопасные области, взбунтовались погезанцы. Восстание в этой давно усмиренной области к северу от Кульма оказалось очень неприятным сюрпризом для прусского магистра.

Мятежники добились быстрого и поразительного тактического успеха. Под предводительством бартийского вождя они захватили кастелянов Эльбинга и Христбурга, вероятное помощью какой-то уловки. Бартийский вождь, прославившийся своей жестокостью, превосходящей жестокость прочих вождей восстания, повесил священника и приказал убить оруженосца, пытаясь запугать пленников; возможно, он перебил бы и остальных, если бы какой-то оставшийся им верным прусс не освободил их от цепей и не помог бежать.

То, что восстание не распространилось дальше, было отчасти обусловлено осторожностью, которая смягчила ненависть местных жителей, отчасти трудами Теодорика, протектора Самландии, который поспешил назад из Германии, когда услышал эти новости. Как пишет, скорее всего пристрастно, Дусбург:

«Самландцы любили его, и он собрал их всех вместе, и говорил со всеми людьми, и убедил их избегнуть злой ошибки, что внушалась им дьяволом. И когда об этом стало известно жителям Натангии и Бармии, они отвратились ото зла, что сотворили вначале, и дали крепкую клятву, что будут верными братьям-рыцарям».

Единственным актом репрессий со стороны рыцарей была казнь многоженца, чьи жены засвидетельствовали против него. Напуганные восстанием рыцари были готовы видеть заговорщика в любом местном жителе, который продолжал придерживаться языческих обрядов, таких, например, как многоженство или сжигание умерших, поэтому для некоторых пруссов появилась реальная возможность сводить счеты с личными врагами, выдавая их за предателей. Но в документах этого времени мы, однако, не находим примеров расправ. Возможно, на тот момент рыцари преднамеренно закрывали глаза на подобные грехи местных жителей. Казнь двоеженца лишь доказывает, что орден не собирался терпеть открытого неповиновения, но не раскапывал «маленькие тайны», ибо репрессии взбунтовали бы местную знать, которая была еще способна на открытое сопротивление. Магистр, разумеется, не хотел толкнуть прочие племена на соединение с погезанскими мятежниками. Это была политика, которую одобрил бы сам Макиавелли. С другой стороны, в случае с погезанцами, взявшими в руки оружие, магистру ничего не оставалось, кроме как сокрушить их силой. Конрад фон Тирберг повел войско в Погезанию летом 1277 года и возвратился осенью, перебив и захватив в плен для последующего переселения множество народа, так что после этого большие пространства стали безлюдными. Многие погезанцы бросали свои дома и через Галимбию и Судавию бежали в Литву. Великий князь расселил их вокруг Гардинаса, откуда они продолжили свою борьбу с тевтонскими рыцарями. Поселив заклятых врагов крестоносцев на эти опасные и стратегически важные земли, князь показал себя проницательным политиком.