фронтальном ходе баталии под барабан держат строй. Чтобы как по линейке шли.
Волков знал, что это почти невозможно, но ставил задачу в надежде, что хоть чему-то солдаты за полтора дня научатся. Хотя бы слушать барабан и не наступать в строю друг другу на пятки.
– Да-да, – сразу согласился с полковником капитан-лейтенант, – сейчас же начну.
Волков прекрасно видел, что капитан-лейтенанту не нравятся принятые им решения, но уж это его заботило мало: в своем полку он устанавливал правила сам. Вина Фильсбибурга в том, что его подчиненные так плохи.
А тут радость – за грубо строганным столом, что стоял у шатра кавалера, сидел человек. Спиной к нему сидел, но Волков сразу узнал его по широченной спине, старой замызганной шляпе и стакану в руке.
Кавалер подошел, положил руку на плечо человека, заглянул под шляпу – так и есть, старый черт, бородища черная, нога деревянная под столом – Игнасио Роха по прозвищу Скарафаджо собственной персоной. Хоть и вид у него был еще больной, все лицо до щетины в испарине, но держался Роха бодро.
Волков уселся напротив, осмотрел его.
– Ты чего приехал? Как тебя лекарь отпустил?
– Да ну его к дьяволу, тут твой монах меня быстрее долечит. Да и тошно мне там было без денег. Положили меня болеть у людишек скаредных, говорю им: «Дайте хоть пива, раз вина не даете». А они мне: «Денег ваш доктор на пиво не давал, молоко пейте». Вот я к тебе и приехал.
– А Брюнхвальд как?
– Лекарь ему к ноге доску накрепко примотал, он теперь ни пешим, ни конным не будет. До нужника допрыгать может – и все.
– Значит, жив?
– Да жив, а чего ему будет, ну, прокололи лытку, не он первый, не он последний. – Роха улыбнулся, хотя улыбка далась ему не так уж и легко. Он оглянулся. – А ты тут уже крепость построил, когда только успел? Говорят, мужичье приходило к тебе знакомиться.
– Приходило, – кавалер кивнул, – Пруфф их картечью встретил, а твой Вилли мушкетами проводил. Мы же ни единого человека не потеряли.
– Вилли? Ну и как он тебе?
– До тебя ему пока далеко, не волнуйся. Но ты все-таки скажи, чего ты приехал? Ты же еще не долечился.
Роха посмотрел на кавалера и спросил:
– Честно тебе сказать?
– Да уж говори.
Роха поправил свою деревяшку под столом, потом допил махом вино, вздохнул и признался:
– Знаешь, Фолькоф, жена у меня не из простых.
– При чем тут твоя жена? – Полковнику вовсе не хотелось слушать байки про чьих-то жен, не до жен ему сейчас было, через полтора дня большое дело намечалось.
– Ты дай сказать-то… – разозлился Скарафаджо и, видя, что кавалер молчит, продолжал: – Как ни крути, она из благородных, правда, из городских, ее отец даже был вице-бургомистром… И вот, как поженился я с ней, так она меня и бранила, и бранила, и бранила: пьяница, говорит, бездельник, дурень бесполезный. Когда женился я, так у меня деньжата водились, а потом и закончились. Помню, в первую зиму без дров жили, а она на сносях была. Потом в плохой дом пришлось переехать… А она так бранилась, что я домой идти не хотел. Вот…
Полковник терпеливо продолжал слушать рассказ старого знакомца про его жену, хотя ему не терпелось поговорить с Агнес.
– А тут ты появился, – продолжал Скарафаджо, – и я сразу понял: вот его мне Господь послал. И так оно и было. Домишко теперь какой-никакой у меня свой, землицу хоть и мало, но ты мне выделил.
– Не меньше, чем другим, – заметил кавалер.
– Не меньше, не меньше, – согласился Роха, – я ж не спорю. А кроме землицы и деньжата появились: то ярмарку ограбим, то обоз у горцев отберем. Я на эти деньги жене и платье хорошее справил из атласа, и серьги, и всякого другого прикупил… Башмачки там, юбки нижние… А главное, ты же меня к себе на обеды стал приглашать с женой, а она как с дочерью графа за одним столом посидела, так совсем другой стала. Слова дурного от нее не слыхал с тех пор, подобрела. Как узнала, что я капитан, как стала капитаншей, так и вовсе ласковой сделалась. Когда я уходил с тобой на мужиков – не поверишь, я видал, как она плакала, по мне плакала.
Волков даже брови сдвинул, посмотрел на Роху сурово.
– На кой черт ты мне все это рассказываешь?
– Я просто сказать хотел, что тебя не брошу, знаю, что ты без офицеров остался: Бертье, Брюнхвальд, я… Рене один у тебя. В общем, если я нужен, могу роту взять какую, а не нужен, так к стрелкам своим вернусь.
– С офицерами дело дрянь, – отвечал кавалер, глядя товарищу в глаза и понимая, что тот еще не поправился, – и с сержантами тоже. Я рад, что ты вернулся, но тебе надо долечиться, сидишь весь мокрый от пота, а от больного какой от тебя прок? Ступай к монаху, микстуры пей. Послезавтра до рассвета к реке пойдем.
– Форсировать надумали? На тот берег намылились?
– Генерал решил, я был против. – Волков поморщился.
– Ты мне коня дашь? Моего убили там на берегу.
– Так и другого убьют.
– А что делать, я ж на деревяшке много не напрыгаю.
– Ладно, найду тебе мерина старого. – Волков протянул товарищу руку для рукопожатия.
– Мерин подойдет, авось не на смотр еду, – ответил Роха, пожимая его руку.
– Ты только вылечиться успей. Ты поставил себе палатку? Я пришлю к тебе монаха.
– Вилли уже распорядился и насчет палатки, и насчет брата Ипполита… Фолькоф, ты не волнуйся, вылечусь, – обещал Скарафаджо, все еще не выпуская его руку. – Твой монах – он волшебник, да и я еще не стар.
Волков молча кивнул, он верил ему, он надеялся, что Роха прав, кавалер давно его знал и видел, что этот человек всегда был упруг телом и крепок, как молодой кабан.
Глава 9
Агнес сидела на постели, на девушке была лишь рубаха нижняя, и та сползла, плечи открыты, а перина взбита, как будто на ней дрались. Волосы Агнес растрепаны, она свесила ноги на ковер и рассматривала его узоры. Подле нее в волнах взбитой перины уютно лежал синий стеклянный шар, она держала на нем руку.
Кавалер с одного взгляда почувствовал неладное.
– Что?
Девушка взглянула на него и ответила:
– Да вот… Поглядела на обидчика вашего.
– И что? Видела его? Он лыс, с железной рукой, но руку я не