— Что же вы?! — рассердился вдруг Иисус и толкнул шофера в спину. — Не слышите? Едем отсюда!
Шофер бросил руки на рулевое управление. Машина судорожно подпрыгнула на воздушных подушках и выскочила на шоссе. Вскоре шофер выровнял ход машины, и воздушные подушки внизу мягко, еле слышно шелестели. Никто не заметил, что ехали они в противоположную от города сторону, к морю.
Президент по-прежнему молчал. Да и сам Иисус притих, несколько удивленный случившимся. Его самого на краткий миг испугали таящиеся в нем безграничные возможности. Испуг вскоре прошел: он вспомнил о божественной трансценденции. Такое всемогущество дано ему не случайно. Иисус испытывал необычайный подъем духа: кто теперь посмеет усомниться, что он Бог!
— Да-а, признаюсь, — заговорил наконец президент. — Признаюсь, синьор… Это впечатляет.
— Я еще не то могу, — весело, с некоторым бахвальством заявил Иисус. — Что, например, делают люди вон там, справа? Пытаются срыть гору?
— Да, идет прокладка дороги.
— Но ведь это работа на полгода. Остановись на минуту, — попросил Иисус шофера.
Машина встала на обочине дороги.
— На горе, как я понимаю, никого нет. Идут взрывные работы, — сказал Иисус.
Он вышел из машины, поднял руки и вытянул свои длинные, как у музыканта, пальцы. Иисус знал, что сейчас, как и во всех предыдущих случаях, можно обойтись и без театральных жестов. Но к ним он уже привык. Да и со стороны выглядело все очень красиво и эффектно: гора словно повиновалась тонким пальцам. Она всколыхнулась и поднялась ввысь.
Иисус повел руки в сторону моря. В ту же сторону послушно поплыла гора, на миг повисла в километре от берега и плавно опустилась. Море забурлило и приняло в свое лоно этот внушительный кусок материка. Остался на поверхности лишь зеленый островок — незатонувшая вершина. А на месте горы гранитно серела ровная, будто бритвой срезанная площадка.
— Ну как? — посмеиваясь, спросил Иисус президента, вышедшего из машины.
— Да, это здорово, — согласился тот. — Но, знаете, синьор Иисус, возрождение из пепла больше впечатляет. Почти мистически ужасает. Какая непостижимая сила! Вам, видимо, самому неясна ее природа.
Заглянув в лицо Иисуса, он осторожно спросил:
— А вам точно известно, что вы, так сказать, воплотившаяся духовная субстанция, пришедшая в земной мир? И что ваше могущество оттуда?
Иисус лишь молча пожал плечами: как он мог переубедить закоренелого материалиста!
Сели в машину. Шофер, понявший свою оплошность, развернул ее и повел в сторону города.
Президент очень мягко еще раз намекнул, что ученые (чтобы не задеть гостя, он по-прежнему называл их людьми, познающими природный мир), возможно, смогли бы объяснить таинственную силу и что это принесло бы пользу человечеству. Иисус нахмурился и промолчал.
Желая загладить свою бестактную настойчивость, Луиджи Мелини переменил тему разговора. Иисус еще раз оценил деликатность хозяина. “Какой все-таки приятный человек”, — с невольной улыбкой подумал он, слушая рассказ о генеральном плане перестройки окраин города.
— Вот эту средневековую часовню придется снести.
Иисус бросил взгляд на готического стиля здание с узкими стрельчатыми окнами.
— Жаль, — проговорил он. — Красивая часовня.
Иисус заметил стоявшие неподалеку землеройные машины, и ему пришла в голову какая-то до конца не осознанная мысль.
— Снесут, вероятно, очень скоро? — спросил он.
— Недели через две—три.
— А что если провести встречу, о которой вы настаиваете, в этой красивой часовне.
— Ну что ж, пусть будет в часовне. Каприз Бога — закон.
И президент улыбнулся так добродушно и облегченно, что Иисус не удержался от ответной улыбки. Он был доволен, что доставил радость такому симпатичному человеку. К тому же, рассудил Бог, пора послушать ученых, его нежелание встретиться с ними становится неприличным, может выглядеть со стороны как трусость. Он решил дать христологам генеральное сражение.
Христологи
Иисус поселился не в гостинице, а в библиотеке президентского дворца. Лучшее место для него трудно было придумать. Иисус ходил вдоль книжных полок, часто не спал ночами, бережно перелистывая уникальные издания Данте и Вергилия, Апулея и Сенеки. Два-три раза в день ему приносили свежие газеты. Читая их, Иисус был неприятно озадачен: его последнее, самое выдающееся и благое чудо вызвало не совсем желательную реакцию. По страницам многих газет прокатилась мутная волна страха. Если незнакомец, говорилось в них, легко вызвал из пепла один дом и двадцать человек, то с такой же легкостью он может превратить в пепел тысячи людей и целые города. “Пепел!”, “Пепел!”, “Пепел!” — это слово так и мелькало в заголовках.
Луиджи Мелини сам взялся за организацию встречи, и уже три дня спустя в самом большом помещении часовни — молельне — собралось около сотни ученых из разных стран.
Глядя на простые, но элегантные костюмы собравшихся, Иисус впервые с неприязнью подумал о своем одеянии: “Шутовской наряд”. Он уже раскаивался в своей сговорчивости.
Некоторые делегаты поглядывали на Иисуса с опасливым любопытством. Но большинство ученых приветствовали Бога совершенно безбоязненно и даже пожимали руки. А Саврасов, как старый знакомый, после приветствия с дружелюбной улыбкой сказал на русском языке:
— Ну что, дорогой товарищ, заварили кашу? А кто расхлебывать будет? Мы? Одни? — И, посерьезнев, добавил на английском: — Видимо, одним нам не справиться. Нужна ваша помощь.
Когда все расселись, начался этот странный симпозиум. Иисуса вежливо пригласили в президиум. Бог сел рядом с Луи Шарденом и, стыдливо закутавшись в хитон, еще раз с неудовольствием подумал о своем костюме: “Я им кажусь пугалом огородным”. Он оглядел ряды ученых и с облегчением заметил, что в устремленных на него взглядах не было и тени усмешки, ученые прониклись чувством важности момента. Они понимали, что человечество столкнулось с необычным и что оно переживает, быть может, поворотный пункт своего развития.
Луи Шарден начал доклад в загадочных явлениях в истории Земли. “Это он для меня”, — догадался Иисус и поднял руку. Ему дали слово.
— Если вы повторяете доклад для меня, то все эти факты я знал, когда еще был… — хотел сказать “студентом университета”, но смолчал. — Одним словом, я слышал ваш доклад на лондонском симпозиуме.
— Тем лучше! — обрадовался Луи Шарден. — Приступим сразу к обмену мнениями. Может быть, вы скажете несколько слов о себе?
— Ничего не могу сказать кроме того, что уже давно всем известно, — ответил Иисус и подумал, до чего неуместно прозвучало бы здесь, среди фанатичных материалистов, его заявление о том, что он Бог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});