в плащ, я продолжил путь.
На встречу с леди Квинси меня отправил Уильям Чиффинч. Он же прислал меня сюда. Но Чиффинч во всех отношениях человек короля, ведь покровительство монарха помогает ему заботиться о собственных интересах. Выходит, за обоими этими поручениями стоит его величество? И значит ли это, что они взаимосвязаны?
Напротив Королевских конюшен слуги в ливреях открывали массивные ворота Уоллингфорд-хауса, городской резиденции герцога Бекингема. Я остановился посмотреть. Сначала показались верховые, а следом за ними – огромная карета, украшенная позолоченными львами и павлинами. В роскошный экипаж были запряжены шесть лошадей одинаковой масти. За каретой, держась за ремни на задней стенке, по лужам бежали четверо забрызганных грязью лакеев, их, казалось, не смущал ущерб, наносимый их одежде.
Выйдя из Тауэра, герцог не собирался скрывать свое присутствие в Лондоне. Карета остановилась у парадного входа, и двери тут же распахнулись. На крыльцо вышел герцог собственной персоной. Это был высокий краснолицый мужчина в светлом парике и шляпе с перьями. Он был одет в серебристый камзол и синие бриджи, его грудь пересекала такая же синяя орденская лента, а над сердцем сверкала звезда – орден Подвязки. Помахав рукой небольшой толпе зевак, герцог бросил им горстку серебряных монет и сел в карету.
Под приветственные крики толпы экипаж покатил в сторону Уайтхолла. А я направился к стоянке наемных экипажей возле Чаринг-Кросс.
Эта сцена ясно продемонстрировала, что герцог и лорд Кларендон являются полными противоположностями: одного простые лондонцы считают героем, другого злодеем. Казалось, даже король встал на сторону Бекингема. Но если его величество намерен пожертвовать Кларендоном, отдав его на расправу Бекингему и врагам в парламенте, зачем же король дал мне поручение, как будто бы имеющее целью защитить репутацию Кларендона? Может, влияние на монарха оказал герцог Йоркский? Или королем движут иные, скрытые мотивы?
Глава 12
Извозчик высадил меня у моста Холборн.
– Фу! – воскликнул он, прикрывая нос рукавом. – Вонь, как у шлюхи под мышкой!
Фэрроу-лейн тянулась с севера на юг по восточную сторону от моста через реку Флит. Река была забита мусором. Поблизости работала кожевенная мастерская, а там, где дубят кожу, неизменно царит смрад.
Улица была прямой и узкой. Южную часть уничтожил Пожар. Завалы расчистили, но на их месте ничего не построили. Однако люди ютились на пустыре в самодельных хижинах, таких хлипких, что казалось, их может сровнять с землей одно дуновение ветра.
Южную часть дороги частично завалило: недавно обрушилась длинная стена, когда-то обозначавшая внешнюю границу здания, уничтоженного Пожаром. Пешком там еще можно было пробраться, но для повозок камни на дороге – непреодолимая преграда.
Расплатившись с возницей, я стал прокладывать себе путь сквозь толпу. В неповрежденной северной части улицы было многолюдно. По звукам пилы и молотков я легко отыскал мастерскую плотника. После Пожара те, кто занимался этим ремеслом, без работы не сидели, и подходящего леса все время не хватало.
Ставни были распахнуты. Хозяин мастерской с подмастерьем собирали каркас простой кровати, в чем им с удивительной сноровкой помогал мальчуган лет десяти-двенадцати – надо думать, сын плотника. Однако части каркаса упорно не желали соединяться друг с другом, и поэтому мастера так яро орудовали молотками и пилой, а в воздухе витало раздражение.
Я стоял у окна, укрываясь от дождя и частично загораживая свет, и вот наконец плотник оторвался от работы и поднял голову. Плечи сгорблены, лицо узкое, но черты крупные, а лоб необычайно низкий. Этот человек напоминал берберийскую обезьяну.
– В чем дело? – резко бросил он, однако потом запоздало обратил внимание на мою одежду и респектабельный вид и поспешил прибавить: – Сэр.
– Я ищу квартиру господина Олдерли, – ответил я.
Плотник указал на потолок:
– Он живет наверху. Но его сейчас нет.
– Я знаю. У меня есть ключ. – (Плотник пожал плечами.) – У меня также есть ордер, по которому я имею право зайти внутрь, – прибавил я, хотя, строго говоря, тут я несколько покривил душой. – Если хотите, можете взглянуть.
Плотник открыл дверь и принялся изучать документ, который я ему показал.
– Это подпись короля, – сказал я, указывая пальцем на бумагу. – А вот его личная печать.
Плотник прищурился и с легким сомнением заметил:
– Здесь не говорится, что вам разрешено заходить в мой дом.
Я понизил голос, рассудив, что, позоря мастера при подмастерьях, я ничего не добьюсь:
– Речь не о вашем доме, а о доме господина Олдерли. Если пожелаете, я вернусь с магистратом и парой констеблей, и тогда вас будут судить за то, что вы чините препятствия королевскому правосудию. Или можете избавить себя от лишних неприятностей и показать мне дверь Олдерли.
Плотник облизнул губы:
– Говорите, у вас есть ключ?
– Разумеется. – Я показал ему кольцо, на котором висели два ключа Олдерли. – И ордер дозволяет мне ими воспользоваться.
– Хорошо. Хэл, отведи-ка джентльмена к двери в квартиру господина Олдерли, да поживее!
– Секунду. Как вас зовут?
– Томас Беарвуд.
– Когда вы в последний раз видели господина Олдерли?
– Не помню. Кажется, на прошлой неделе. Надо у жены спросить.
К нам подошел мальчик, вытирая рукавом сопливый нос. Отец отвесил ему подзатыльник.
– Говорят тебе – поживее!
Мальчишка взвыл, но, кажется, больше для порядка – удар, похоже, не нанес ему вреда. Он повел меня в коридор, тянувшийся вдоль мастерской и ведущий в жилую часть дома. Позади снова завизжала пила. Ни слова не говоря, паренек указал на дверь.
Я вставил в замочную скважину большой ключ и повернул его. Механизм поддался. Мальчишка глядел на меня снизу вверх, и я понял, что он старается получше рассмотреть шрамы от ожогов у меня на лице. Заметив, что я на него смотрю, мальчик убежал туда же, откуда пришел. Я оглядел коридор. Больше здесь никого не было. Я открыл дверь и шагнул через порог.
Я очутился в крошечной прихожей. Наверх вела лестница. Я закрыл дверь и запер ее на засов, потом стал взбираться по ступенькам. Крутые и узкие, они скрипели при каждом шаге. Наконец я поднялся на площадку с тремя закрытыми дверьми. В воздухе стоял сильный застарелый запах мочи, но зловоние, исходившее от кожевенной мастерской, заглушало и его.
Ближайшая дверь вела в комнату, почти все пространство которой занимала украшенная богатой резьбой кровать. Шторы раздвинуты, постель не застелена. За кроватью располагался чулан, полный одежды: одни предметы гардероба висели на колышках в стене, другие валялись в доверху набитом сундуке. Сразу бросалось в глаза, что эта одежда принадлежит богатому человеку, любящему кружева, ленты и атлас. Некоторые вещи выглядели поношенными и