class="p">Мариуполь
(Город Марии)
Вдоль дороги чёрно-белая трава.
Мариуполь ампутировал слова.
Над скелетами дельфинов и коров
Дым сгоревших и невысказанных слов.
Забывая о стахановском труде,
Ходят павшие по крашеной воде.
Греки древние смеются из кулис:
«Жили в Жданове, но вот и дождались!»
По проспекту Металлургов демиург,
Едет время – самый страшный драматург.
И вгрызаясь в неизвестности базальт,
Протыкает время спицами асфальт.
Этот грипп перенесли мы на ногах:
Солнце скушал аллигатор-олигарх.
Перешёл к нему советский комбинат,
А теперь вот превратился в сущий ад.
Восемь лет гулял здесь натовский капрал,
Лучших девочек-подростков выбирал.
Мы молчали. Мы свободой дорожим:
Не советский же, не сталинский режим!
Домолчались,
дождались себе назло.
Солнце выпало из пасти,
всех сожгло.
Как заметил справедливо брат Ахмед:
«Русский русскому отрезал общий свет!»
Крокодилья перерезана губа.
Кол осиновый из гроба,
где труба.
Над Азовом небо в ранах ножевых.
Из подвала вышло несколько живых.
Вышел мальчик окровавленный в летах,
Вышла женщина красивая в бинтах.
И ответ её меня опередил:
«Не приполз бы нынче новый крокодил…»
Пусть свободой зазвенит во все звонки
Мариуполь – город Маши без руки!
Смерть убита. Обозначен новый путь.
Нам Марию бы теперь не обмануть.
«Пацифист – это тот, кто растит войну на своём подоконнике…»
Пацифист —
это тот, кто растит войну на своём подоконнике.
Это секта такая,
И в ней, по сути, войны поклонники.
Это те, кто уверен,
что можно нырнуть
в воде гореть.
Им бы крестик снять,
А трусы, наконец, надеть…
И когда Израиль херачит по Палестине,
У пацифистов качаются люстры в гостиных.
И они выбегают из дома поплакать к сливам
И хотят вернуться
в Барвиху из Тель-Авива…
Без войны никогда,
брат, мира и не бывает.
Кто не любит войну,
тот идёт
и войну убивает.
Но поймут ли
когда-нибудь
все смельчаки-артисты —
В 45-м мир
сотворили не пацифисты!
Раз, два, три, четыре…
Товарищи!
Господа!
Я за мир во всём мире!
Но пусть лишь
пройдёт беда.
А кому и эти слова
мои нипочём,
Пусть закроют
глаза и увидят Христа с бичом.
«Вчера мы заехали с Ромкой и Глебом…»
Вчера мы заехали с
Ромкой и Глебом
«За ленточку»,
как говорят.
Читали стихи под контуженным небом
Для самых весёлых ребят.
Архангелы сверху гудели спросонья,
Как поздний Высоцкий с кассет.
У Родины были бинты
на ладонях,
Но нам она хлопала вслед.
И там оставалась,
на пыльном Донбассе,
А мы с бэтээров на бал
Теперь возвратились к московской пластмассе,
Гордясь, что никто
не зассал.
И Ромка коньяк закусил шоколадкой,
И спорили мы про ковид.
У всех же саднит
и саднит под лопаткой,
Потерянным раем болит.
«Небо птицами больно режется…»
Небо птицами
больно режется,
Как ножом.
Царь Небесный был
тоже беженцем
И бомжом…
Все мы беженцы
В жизни временной.
Посмотри:
Шар земной,
Как живот
беременной —
Нефть внутри.
Поле серое.
Небо синее.
Сын в руках.
Те же земли:
Египет, Сирия.
Тот же страх.
Взрывом
солнечным
покалеченный
Спит восток.
Мы сбегаем
На небо вечное
Точно в срок.
Бог с гвоздями
в руках
для Запада —
первый враг.
«Пусть висит он
в России лапотной.
Там же мрак.
Дикий ветер
там, нам неведомый,
И медведь!» —
Бывший ангел
Так проповедовал.
Блогер ведь.
Разродится
война погостами
В наши дни.
Что за время
приходит?
Господи!
Намекни!
Все мы беженцы
Неумелые.
Все мы голь.
Ждут нас в небе
Кибитки белые,
Хлеб да соль.
Арамейский глагол
По-пушкински
Жжёт сердца.
Пётр с Андреем
Иисуса слушают
Без конца.
«Я – Россия,
На эти пажити
Вывел вас.
Но ведь вы от меня
откажетесь
В чёрный час.
Накидает за то
полушки вам
Мелкий бес.
Я – Россия,
Земля Царь-Пушкина,
Соль небес!»
И шумит у любви
под окнами
Божий сад.
Пётр с Андреем
Глазами мокрыми
В нём блестят.
Вбей, малыш,
в переводчик
«Яндекса»
Стих простой:
«Я вернусь.
Человече,
радуйся!
Бог с тобой».
«За столетие до финала…»
За столетие до финала,
Заглянув в ледяную даль,
Человечество закопало
Данный Богом ему рояль.
Вместо масок надев улыбки
И привычно бродя по дну,
Мы посыпали пеплом скрипки,
Но молитву твердим одну:
Обесточь уже пилораму
И туманом зашторь простор!
Мир так хочет обратно в маму,
В золотистый свой физраствор.
Чтоб размокнуть травою в чане,
Соскоблив всех догадок блеск.
Чтоб не слово, а лишь урчанье
Или