— Вы хотите убить меня! — захныкал Манчади.
— Да, если ты нам все не расскажешь. Что ты делаешь здесь?
— Я бедный индиец и живу охотой. Капитан сипаев обещал мне сто рупий за шкуру тигра, и я приплыл, надеясь добыть ее здесь.
— Продолжай.
— Вчера вечером я причалил на том берегу Мангала и углубился в джунгли. А часа через два на меня напали какие-то люди и хотели задушить своими арканами…
— Арканами, ты сказал? — вскричали оба индийца.
— Да, — подтвердил тот.
— Ты видел этих людей? — спросил Агур.
— Да, как вижу вас.
— А что было у них на груде?
— Мне показалось, я видел татуировку.
— Это были те, с Раймангала, — сказал Каммамури. — Продолжай.
— Я выхватил кинжал, — продолжал Манчади, все еще дрожа от страха, — и перерезал веревку. Я долго бежал, они гнались за мной. Наконец я добрался до берега и кинулся в реку, вниз головой.
— Остальное мы знаем, — сказал маратх. — Значит, ты охотник?
— Да, и хороший.
— Хочешь остаться с нами?
Странная молния блеснула в глазах бенгальца.
— Большего я и не прошу, — торопливо согласился он. -Я один на свете.
— Хорошо, мы тебя принимаем. Поживешь пока в нашей хижине, а там видно будет.
Они вновь погрузили весла в воду и отвели лодку в тихую заводь. Едва высадились на берег, как Пунти с яростным лаем бросился к бенгальцу, скаля зубы.
— Тихо, Пунти, — сказал Каммамури, удерживая его. -Это свой.
Пес, хотя и послушался, продолжал угрожающе рычать.
— Этот зверь не очень любезен, — сказал Манчади, силясь улыбнуться.
— Не бойся; он станет твоим другом, — сказал маратх.
Привязав лодку, они направились к хижине, перед которой лежала тигрица. И странная вещь, она тоже принялась ворчать совсем не дружелюбно, глядя на новоприбывшего.
— Ой! — вскричал тот испуганно. — Тигр!
— Он ручной. Оставайся здесь, а я пойду к хозяину.
— К хозяину? Он разве здесь? — удивленно спросил бенгалец.
— Конечно.
— Так он жив!..
— О! — удивленно воскликнул маратх. — Почему ты это спрашиваешь?
Бенгалец вздрогнул и казался сконфуженным.
— Откуда ты знаешь, что он был ранен? — переспросил Каммамури.
— Разве ты сам не сказал мне об этом?
— Я!..
— Мне кажется.
— Не помню что-то.
— Но я ведь не мог это услышать ни от кого, кроме тебя и твоего товарища.
— Должно быть так.
Каммамури и Агур вошли в хижину. Тремаль-Найк крепко спал и, наверное, видел сны — какие-то отрывистые слова то и дело срывались с его губ.
— Не стоит будить его, — прошептал Каммамури, оборачиваясь к Агуру.
— Мы представим его завтра, — сказал тот. — Как тебе показался этот Манчади?
— У него вид порядочного человека, и я надеюсь, он будет нам полезен.
— Я тоже так думаю.
— Оставим его сторожить до завтра.
Агур взял миску оставшейся от ужина рисовой похлебки и пошел к Манчади, который набросился на еду с волчьей жадностью. Наказав ему быть внимательным и поднять тревогу при малейшей опасности, он вернулся в хижину, на всякий случай крепко заперев изнутри дверь.
Едва он исчез, как Манчади вскочил с необыкновенной живостью. Глаза его горели, на губах играла сатанинская улыбка.
— Так, так! — воскликнул он, ухмыляясь.
Он подошел к хижине и приложил ухо к двери, внимательно прислушиваясь. Постоял так четверть часа, потом бесшумно отошел в сторону и кинулся бежать с быстротой молнии.
Пробежав с полмили, он остановился и издал громкий свист. Тотчас на юге сверкнул огонек и словно взорвался короткой вспышкой. Еще два раза прозвучал его свист — и снова в джунглях воцарилось таинственное молчание.
Глава 10
ДУШИТЕЛЬ
Прошло двадцать дней. Благодаря крепкому организму и неусыпным заботам своих товарищей Тремаль-Найк быстро поправлялся. Рана почти закрылась, и он мог уже вставать.
Но по мере того как к нему возвращались силы, он становился все более мрачным и беспокойным. Его часто можно было застать с лицом, спрятанным в ладони и с влажными щеками, как будто он плакал. Разговаривал он редко и не признавался никому в душевной тоске, которая мучила его; а иногда на него нападали точно приступы безумия, во время которых он раздирал себе грудь ногтями и срывал повязки с раны, крича: «Ада!.. Ада!.. Где ты?.. «
Тщетно Каммамури и Агур пытались вызвать его на разговор — он молчал, и для них так и осталось глубокой тайной, кто же была та женщина, которая носила это имя, не покидавшее его ни во сне, ни наяву, сделавшаяся его мукой, его кошмаром.
Бенгалец Манчади редко разговаривал с ним, и даже, казалось, избегал раненого, как будто стеснялся или боялся его. Он не входил в его комнату, если только не видел, что Тремаль-Найк спит, а если тот просыпался в этот момент, старался побыстрее выйти. Он больше любил бродить в джунглях в поисках дичи, собирать дрова или носить воду. И странная вещь: всякий раз, как он слышал, что хозяин зовет Аду, он начинал невольно дрожать, и его лицо сильно бледнело. По мере того как Тремаль-Найк выздоравливал, тот, казалось, все больше мрачнел и как будто впадал в уныние. Словно ему было неприятно, что хозяин поправляется. Почему? Никто не мог бы сказать этого.
На двадцатый день случилось событие, которое должно было иметь самые мрачные последствия.
Утром Каммамури поднялся с первым лучом солнца. Увидя, что Тремаль-Найк спит спокойным сном, он направился к двери, чтобы разбудить Манчади, который ночевал снаружи под маленьким бамбуковым навесом. Он отодвинул засов и толкнул дверь, но, к его великому удивлению, она не открылась, как будто снаружи что-то ее подпирало.
— Манчади! — закричал маратх.
Никто не ответил на зов. В уме маратха сверкнула мысль, что с беднягой случилось какое-то несчастье: на него напали и задушили враги или разорвали тигры из джунглей. Он приложил глаз к дверной щели и увидел, что в самом деле ей мешает открыться лежащее на пороге человеческое тело. Пригляделся повнимательнее, — о боги! — это был Манчади.
— О! — с ужасом вскричал он. — Агур!
Индиец тут же прибежал на зов товарища.
— Агур, — взволнованно сказал маратх. — Ты ничего не слышал сегодня ночью?
— Абсолютно ничего.
— Даже стона?
— Нет, а в чем дело?
— Убили Манчади!
— Это невозможно! — воскликнул Агур.
— Он лежит перед дверью.
— Но Дарма и Пунти не подавали голоса.
— И все же он, видимо, мертв. Не отвечает и не шевелится.
— Нужно выйти. Толкни сильнее!
Маратх навалился плечом на дверь и оттолкнул ею лежавшего на пороге Манчади. Оба охотника выскочили наружу.
Бедный бенгалец лежал ничком и казался мертвым, хотя на теле не видно было никакой раны. Каммамури приложил руку к его груди и почувствовал, что сердце еще бьется.