не видела, — подняла взгляд на хозяина вулкана. — Неужто из-за моря? 
— Сам сделал, — отозвался нехотя.
 — Сам?.. — удивилась. — Даже у Арвира в лавке таких нет, а у него там диковинок из золота и серебра много. Да только в сравнении с этими как поделки детские выглядят.
 Хозяин вулкана дрогнул уголками губ.
 — Что ж не наденешь, раз по нраву пришлись?
 — Да ведь сгинут… В Огне Изначальном… Жалко красоту такую губить.
 — Ей не себя, а безделушки жалко, — покачал головой.
 Усмехнулась. А ведь и правда.
 Достала серьги из шкатулки, взвесила на руке, дивясь тяжести украшений. Да таких серег и у супруги самого старосты не было.
 Под внимательным взглядом жениха вдела серьги в уши, тряхнула головой так, чтоб затанцевали в свете свечей.
 — Ну как? К лицу мне?
 Не ответил хозяин вулкана. Все смотрел и смотрел, да так пристально, что щеки запекло. Чтоб смущение скрыть, взяла в руки ожерелье и замешкалась. Протянул руку жених. Взглянула на него, прикусила губу, но вложила в ладонь украшение. Поднялся, обошел меня, встал позади, убрал волосы с шеи, мимолетно дотронувшись пальцами. Вздрогнула. А ожерелье уже обвило шею, улеглось на груди. Веса его и вовсе не чувствовала. А хозяин вулкана все стоял позади.
 Чувствовала, как опять к щекам жар прилил, и только и проговорила:
 — Благодарю за подарок, жених.
 Хозяин вулкана все так же молча вернулся на свое место и лишь кивнул в ответ. Налил нам еще вина, а себе пирога яблочного кусок взял. Жевал и все с меня взгляда не сводил. А я прятала глаза в своем кубке с вином, на которое налегала последние две четверти часа.
 — Первая свадьба, поди, веселей была, — сказал вдруг, отряхивая руки после пирога.
 Отставила опустевший кубок, посмотрела на жениха своего.
 — Торжества и вовсе не было.
 — Отчего же? — откинулся на стуле и ждал ответа.
 — Правда интересно?
 — Не хочешь говорить — дело твое, — пожал плечами. Ткань рубахи натянулась, того и гляди по швам разойдется.
 — Я Торвина, супруга своего, с детства знала. Мы оба сироты, в одном сиротском доме воспитывались. Меня-то, когда десять сравнялось, староста на кухню к себе в дом взял прислуживать, а Торвину меньше повезло. Только когда ему семнадцать сравнялось, он свободу желанную получил. И сразу меня нашел. Сам-то он гончарному делу обучился, подмастерьем пошел в мастерскую в селении. Говорил, как монет скопим, поженимся. А потом нянюшка умерла, у которой я стряпать выучилась, и оставила мне шкатулку с монетами серебряными. На них я лавку под булочную выкупила, а уж после мы с Торвином сошлись, да, подумав, решили без торжества обойтись. Вдвоем с ним на обрядовом холме клятвы брачные друг другу принесли под ликом Отца-Солнца да после…
 — Люб он тебе был? — перебил хозяин вулкана.
 Вечерний легкий ветерок не охладил вспыхнувших щек. На стол, кружась, падали бело-розовые яблоневые лепестки.
 — Еще как люб! — начала горячиться. И как такое спрашивать посмел!
 — Из-за того замуж больше не пошла?
 — Не звали, — ответила язвительно.
 — Врешь, невеста. — Налил себе вина. Сделал глоток, а потом снова замер, на мне взгляд остановив. — Врешь, — повторил.
 — С чего решил так?
 — Такие, как ты, мужними должны быть, — только и сказал. Я все ждала, что продолжит. И продолжил, но не то, что хотела услышать: — Да и ко мне б тогда не попала.
 — Что уж теперь о том говорить…
 — Какая хворь твоего Торвина унесла?
 — Лихорадка, — ответила, сглотнув колкий ком в горле. — Восемь лет назад в селении бушевала. Стариков много Старуха-Смерть тогда прибрала… и не только стариков.
 Припомнила, сколько слез пролила в ту зиму. И тогда же поклялась, что уж лучше совсем никого не любить, и на сердце замок повесить, чем такую боль хоть еще раз испытать. Прав был хозяин вулкана: были женихи, да только сама всех отвадила. Усмехнулась мысленно. Отвадила, чтоб хозяину вулкана супругой стать.
 Устремила на него взгляд, размышляя, чем бы в ответ кольнуть за то, что мою рану бередить начал.
 — Ну а у тебя?
 — А что у меня? — не повел и бровью. — Невест хватает. Слезы лить устанешь.
 — А она как же? — голосом выделила «она», чтоб сразу понял, о ком я.
 — Кто? — сделал удивленный вид, но я-то видела, как пальцы крепче кубок сжали.
 — Та, чье имя называть запретил.
 — Тебе до нее дела быть не должно, — грохнул по столу, поставив кубок, и дышал тяжело, будто не за столом сидел, а в гору бежал.
 — Отчего же? — подалась вперед и тоже прищурилась. — Меня о Торвине выспрашиваешь, так и сам расскажи.
 Вместо ответа поднялся хозяин вулкана, подошел ближе, навис надо мной. В темноте только и видела, как глаза его мерцают красным. Протянул раскрытую ладонь.
 — Пойдем. Пришло время.
 Ежели думал, что молить начну, то ошибся. Улыбнулась, приняла протянутую руку и поднялась, не отводя глаз от хозяина вулкана.
 — А я уж заждалась, жених.
 Губы Редрика улыбка искривила. Словно улыбаться и вовсе не умел. Длилось это, однако, миг, не дольше. Потом привычно свел брови, сжал мою ладонь в своей и повел в чертог огненный.
 Когда стали вниз спускаться, к корням горы, старалась страх удержать и не начать молить рассказать, куда ведет. Вопросы так и царапали горло. Потом успокоилась. Что толку… Скоро и сама все узнаю.
 В нишах лестницы чаши с огнем полыхали, освещая дорогу, но от волнения я то и дело запиналась. Когда в третий раз едва не упала на неровных ступенях, замерла. Обернулся хозяин вулкана.
 — Никак передумала, — произнес уверенно.
 «И