Князева, ведомая какой-то необоснованной догадкой, двинулась обратно по коридору. Минуя свою спаленку, санузел и кабинет Юрия Холмогорова, направилась к гостиной.
Она увидела на балконе фигуру, стоящую в одиночестве пробуждающейся Москвы, и сама не поняла, почему стало сухо во рту, несмотря на только что выпитый стакан воды.
Пчёлкин курил. Наверно, он в любую свободную минуту зажигалкой чиркал у носа и клубы дыма выпускал. Может, хобби у Вити такое было? Анна осторожно, чтобы не слишком громко ступать голыми ногами, прижалась плечом к косяку дверному. Облокотилась головой о стену. Давно он, интересно, вернулся? И надумал что при «прогулке» своей?
Девушка постояла возле двери, наверно, секунд двадцать, и думала уже уходить, чтобы вернуться, всё-таки, в гостевую спальню и попытаться хоть немного поспать, закрыв глаза на рассветное небо. И только, вроде, она лопатки от стены оторвала, как вдруг услышала:
— Долго там стоять будешь?
Витя спросил без упрёка, но кровь отлила от верхних конечностей, отчего те гнуться навряд ли бы смогли. Анна прикрыла глаза, чувствуя себя так же пристыженной малолеткой, пойманной учителем на списывании. Чуть ли не впервые она почувствовала, как от неловкости захотелось голову разбить в кровь.
Хотя, не впервые. Пчёлкин удивительным образом вынуждал чувствовать стыд за вещи, раньше не вызывающие у Князевой такой бурной реакции.
Аня поджала губы и, поняв, что скрываться стало бесполезным, направилась всё-таки на балкон.
Витя обернулся, только когда Князева дёрнула чуть в стороны шторы, прячущие за собой дверь. Они почти сразу взглядами переплелись, и тогда Анна побоялась сделать следующий шаг. Посмотрела на Пчёлкина, стряхивающего с кончика сигареты пепел уже отточенным движением, и заметила залегшие под глазами Вити тени — следы веселой свадьбы и бессонной ночи.
Избавиться от них — дело одного дня отдыха без сигарет и алкоголя, но, вероятно, Пчёле они не мешали.
Князева улыбнулась юноше. Он, словно выйдя из какого-то своего транса, вернул ей ухмылку и махнул рукой свободной, к себе подзывая.
Анна перевела дыхание, сделала шаг. Босая нога от прикосновения холодного бетона показалась ошпаренной. Девушка шикнула, чуть дёрнулась назад; как на лёд наступила. Пчёла ругнулся себе под нос, оглянулся и подбородком указал на чьи-то тапочки, явно мужские, на самом пороге балкона:
— Надень.
— Это чьи?
— Вообще, дяди Юры. Но, вероятно, Томка надевала, когда вставала покурить.
Этого ответа оказалось более, чем достаточно. Князева откашлялась, словно боялась, что в миг, когда она тапочки чужие возьмет, хозяин обуви на пороге появится, но потом решилась и, едва наступая пальчиками ног на мёрзлый пол, оделась. Чуть потопала ногами, грея тапки, а потом замерла в полутора метрах от Пчёлы, который за ней наблюдал с прищуром, Ане непонятным.
Говорить что-либо казалось лишним. Но и молчать было глупо. Для чего он, правда, позвал её тогда?.. На балконе мёрзнуть?
Она отвернулась в сторону двора, на который выводили окна квартиры Холмогоровых. Качели на детской площадке качались точно сами по себе и скрипели так, что слышно было с одиннадцатого этажа. Анна скрестила руки на груди в попытке согреться, но сразу же почти Пчёла снова снял пиджак с себя, надел на девушку.
Это становилось его новой привычкой.
— Да, ну, не надо, — попыталась отмахнуться Князева, но попытки сопротивления оказались вялыми. Такими, что Витя, засунув привычно сигарету меж челюстей, подошел к девушке и заставил руки в рукава продеть. Так теплее.
— Ты лето хочешь с температурой провести, Княжна?
Она снова вспыхнула, заметив вдруг за собой, что зачастую краснеть стала, но, едва вдев руку в рукав, замахнулась, как обещала, ладонью, занося её над головой Пчёлкина. Он, к удивлению как Аниному, так и своему, замер, подставляясь под подзатыльник с каким-то смирением; пепел упал с кончика сигареты под ноги девушке.
Вместо хорошей затрещины Князева смогла только толкнуть чуть кончиками пальцев голову Вити. Совсем не больно. Учительницы в средней и старшей школе ему за непослушание более серьезные тумаки давали. Хотя они и не сделали из Пчёлкина «достойного» человека, работающего восемь часов на заводе и мечтающего лишь о квартире от государства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Радоваться тому или нет? Витя сам не знал.
Он поднял взгляд, не распрямляясь и смотря на Аню исподлобья. Девушка чуть задержалась ладонью на волосах Вити, что удивительно мягкими для юноши оказались; едкий дым от сигареты горящей резанул глаза так, что они заслезились.
— Довольна теперь?
— Я обещала, — кинула Князева и только после этого руки, согревающиеся пиджаком в серую клетку, за спину завела. — И насчёт температуры. Мне так мама говорила, когда я без куртки гулять в апреле уходила, а возвращалась вечером, да ещё и с мороженым. Утверждала, что я заболею, а она лечить меня не станет, что лето с градусником проведу, хотя до июня ещё месяц точно был всегда…
— Ты выходила гулять? — вскинул брови Пчёлкин и прикурил, в удивлении вытягивая лицо. — То есть, не в библиотеку шла, не в школу, а именно на улицу? С целью… развеяться? Может, даже повеселиться?
Анна посмотрела на него так, что руки зачесались дать ещё один подзатыльник. Такой же шуточный или более увесистый — вопрос второй.
— Хватит, — кинула и улыбнулась, отводя взгляд в сторону такой же престижной высотки напротив квартиры Холмогоровых. Люди в соседнем доме спали, в окнах света не было. Никто их не подслушивал. Разве что, возможно, собака, пробежавшаяся возле горки на детской площадке, но вряд ли бы она поняла, о чем говорили люди.
Витя хмыкнул и выдохнул клуб дыма. Легкий ветер донес до Ани запах табака, вынуждая поморщиться; вероятно, платье потом пахнуть будет горечью никотиновой.
Тогда безмятежность такая ощущалась, что Князева вдруг вспомнила о взрыве на Котельнической, его последствиях и едва ли поверила, что всё это на самом деле было. Произошедшее больше напоминало сон или сюжет боевика, который она перед ночью посмотрела и находилась теперь под впечатлением, из-за чего спутывала события фильма с реальностью.
Аня посмотрела на Витю, будто пыталась понять, остался ли на скуле его синяк или кровоподтёк от удара Сашиного кулака. Едва сдержалась, чтобы ладонь к лицу Пчёлкина не дёрнуть, не коснуться жестом, каким оглаживала лицо в подорванном подъезде нового дома Беловых.
Но вопрос не задать не смогла. Не успела язык прикусить и спросила:
— Ты как?
Витя понял, какой смысл она в свой вопрос вкладывала; хоть не учёный, чтобы умом, как Княжна, блистать, но и не дурак совсем. Пальцы крепче сжали сигарету, которая в тот миг для него превратилась в соломинку для утопающего.
— Сама как думаешь?
— Вероятно, паршиво, — предположила Анна. Захотелось опереться локтями о перила балкона, так, чтобы с Витей случайно руками столкнуться, но девушка осталась неподвижна, чтобы не дать особого повода думать о лишнем.
Витя хмыкнул:
— Ты удивительно проницательна, Анюта.
Девушка посмотрела на свои ноги, что в мужских тапочках выглядели совершенно несуразно. Ступня казалась малюсенькой, такой, что её, вероятно, в кулаке мог сжать любой среднестатистической юноша. Слова вдруг пропали из головы.
Анна знала, что молчать не может, что разговор непростой сама начала. Но разлепить губы вдруг не смогла.
Зато Пчёлкин, затянувшись глубоко напоследок, бросил сигарету с балкона и ладонями о перила облокотился. Раскачался чуть плечами, словно разбег для прыжка брал, а потом выплюнул вместе с дымом:
— Мы с ними с началки вместе. А теперь за тварь меня держат.
— Не держат.
Анна сказала это так уверено, что только в следующую секунду поняла, что влезла в разборки, в которых её мнения, вероятно, мало кто спрашивал. Прохлада майских предрассветных сумерек вдруг от огня, пробежавшегося по коже под тканью платья, сделала утро жарким. Душным, как в конце июля.