Читать интересную книгу Запасная столица - Андрей Павлов

Рассказ Молотова и его слова: «Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть не внесли его в вагон» нашли свое подтверждение в книге М. Иванова «Япония в годы войны». Автор собственными глазами видел цветную фотографию на обложке журнала «Асахи гурафу», причем фотограф сумел схватить совершенно неожиданный кадр: будто Сталин держит Мацуоку в объятиях.

В архиве Министерства иностранных дел России читал я документ, вроде бы и не относящийся к разряду дипломатических. Явствует из него: по приезде в Самару японский посол, старик генерал И. Татекава немилосердно мерз в своем особняке и даже ночевал в кухне у теплой плиты.

О чем и рассказал в беседе с Вышинским, посетовав на самарские, по суровой зиме, неудобства. Посочувствовал бы зам. наркома, да и весь разговор. До того ли ему? Нет, распорядился сыскать для посольства нового истопника, старательного. А тот, вскоре выяснилось, вовсе пьянчужкой бросовым оказался. Генерал Татекава при следующей встрече сказал, правда, в шутливой форме: «Я впервые увидел такого плохого русского». И опять пришлось Вышинскому вмешаться ради добрых отношений с послом и, стало быть, с самой Японией. В 1941 году это стоило очень многого.

На границе Дальнего Востока была сосредоточена миллионная Квантунская армия.

Сегодня история располагает фактами, весьма убедительно характеризующими огненно опасное состояние дел на Дальнем Востоке России. Еще 1 июля 1941 года министр иностранных дел Германии Риббентроп телеграммой в Токио требовал от Японии-союзницы по тройственному пакту, – немедленного открытия военных действий против СССР. К этой дате, оказывается, план нападения Японии на Дальнем Востоке под шифром «Кантокуэн» (особые маневры Квантунской армии) уже был разработан, и даже при активном участии германского генерального штаба.

Телеграмма Риббентропа обсуждалась на совещании под председательством императора Хирохито уже на следующий день, 2 июля. Здесь было принято решение о нападении на СССР, но… с восточной мудростью, только после того, как Германия добьется реальных успехов на фронтах и тем самым вынудит русских снять войска с Дальнего Востока. О воинственных намерениях японской военщины 1941 года свидетельствует, совершенно не стесняясь, газета «Ниппон». 9 июля 1941 года она опубликовала план возможной со дня на день войны: «Передовая линия японской обороны должна проходить на севере от Карского моря по Уральскому хребту к Каспийскому морю, далее к Кавказскому и Курдистанскому хребтам, Персидскому заливу, доходя через Саудовскую Аравию до Адена на юге».

Разумеется, столь откровенные и ненасытные притязания стали скоро известны Правительству СССР. В такой обстановке зам. наркома иностранных дел Вышинскому ничего не оставалось делать, как подписать в Самаре выгодную для Японии конвенцию о рыболовстве. Может быть, хоть чем-то смягчить положение. Тут и на большее согласишься. Впору хоть самому идти в истопники к послу Татекаве.

Уже после войны из трофейных материалов стало известно и другое: генеральный штаб Японии, тщательно разработавший план военной операции против России «Кантокуэн», даже и дату завершения операции определил – 5 октября 1941 года. Не позднее: генералитет еще очень хорошо, по 20-м годам, помнил, что означает сибирская зима. Заставляло торопиться и другое обстоятельство: в руководящих кругах Японии появилось что-то вроде теории: с учетом успешного наступления Германии против Красной Армии дождаться, «когда Россия, как спелая хурма, сама упадет в руки». Однако высказывались и опасения: «Не опоздать бы к последнему автобусу».

Характерно, что воинственный пыл министров несколько остужал генеральный штаб. После событий на Хасане и Халхин-Голе он трезво оценивал силы и возможности Красной Армии. На основании разведывательных данных, собранных и проанализированных 5-м отделом генштаба, осенью 41-го года в военное министерство был представлен аргументированный доклад «Оценка нынешней обстановки в Советском Союзе». Главный вывод документа состоял в следующем: «Даже если Красная Армия в этом году оставит Москву, она не капитулирует. Намерение Германии быстро завершить решающие сражения не осуществится…»

Поспевшая хурма сама собой в руки не упала. Последний автобус ушел пустым. Определенную лепту в трезвые оценки генерального штаба внесло, оказывается, и посольство Японии в Самаре, занимаясь, кроме дипломатической обычной деятельности, еще и разведывательной работой. В конкретном выражении выяснилось это уже после войны, в мае 1945 года, когда в Берлине был задержан сотрудник японского посольства Нахара. При нем оказались документы, содержащие шпионские сведения о состоянии военной промышленности СССР, о боеспособности и дислокации воинских соединений Красной Армии. Нахара сообщил, что разведывательные сведения в 1941-45 годах поступали от посла Японии в СССР генерала Татекавы. Причем, оказалось, не только в японский генеральный штаб, но и в германский вермахт.

Замерзая в своем самарском особняке, Татекава-сан, некоторым образом, согревал старчески медлительную кровь детективными разработками в шпионских поисках.

Япония отказалась от широкого плана «Контакуэн». Однако ее военно-морские силы, по-азиатски коварно, занялись морским разбоем на Дальнем Востоке. Подводные лодки выходили в районы плавания советских транспортных судов, перевозящих из США грузы по ленд-лизу. За годы войны субмаринами японцев были задержаны для досмотра 178 судов СССР и даже потоплено – 18.

А министр иностранных дел Мацуока-сан, отплатил ли он добром широкое гостеприимство Москвы? Из послевоенных трофейных документов стало известно: в июне 41-го в генеральном штабе японской армии состоялось совещание, где обсуждалась политика Японии относительно СССР.

И здесь Мацуока убеждал императора Хирохито в необходимости, после начала германской агрессии, «денонсировать пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 года и оккупировать Сибирь вплоть до Иркутска». 22 июня 41-го Мацуока обратился к императору с предложением немедленно напасть на СССР. Имея в виду захватнические интересы Японии и на севере, и на юге, министр рекомендовал нерешительному императору: «Нужно начать с Севера, а потом пойти на Юг. Не войдя в пещеру тигра, не вытащишь тигренка».

Дом № 130 по улице Степана Разина. Посольство Ирана.

Взаимоотношения России и Персии-Ирана всегда складывались сложно. Вспомним хотя бы трагическую гибель в Тегеране в 1829 году А. С. Грибоедова. Перед началом Великой Отечественной войны и уже во время ее вопрос о южном соседе приобрел значение стратегического масштаба. Собственно, в Иране тоже шла война. Бескровная пока, между Германией, более чем заинтересованной в возможном союзнике-агрессоре с юга, и СССР, пытавшимся дипломатическими средствами нейтрализовать активность германского фашизма на южных границах. Достаточно будет упомянуть, что к 1941 году германская агентура занимала руководящие посты и должности в половине иранских учреждений. Немецкие разведчики обосновались на военных предприятиях. Готовя диверсии против СССР, в приграничных районах создавались тайные склады с взрывчаткой и боеприпасами. Советское правительство в переговорах с иранским по дипломатическим каналам добилось того, что германская агентура в Иране была нейтрализована. А в сентябре 1941 года по договоренности в Иран вошли войска: с севера – части Красной Армии, с юга – войска Великобритании. Это позволило осуществлять через территорию южного соседа поставки военных материалов и оружия Красной Армии союзниками. В январе 1942 года уже окрепшие отношения были закреплены договором о сотрудничестве между Ираном, СССР и Великобританией.

В Самаре решался вопрос и шла подготовка к проведению конференции глав трех держав – Сталина, Черчилля и Рузвельта, какая состоялась в декабре 1943 года и приобрела значение исторической Тегеранской.

Дом № 165 по улице Чапаевской. Посольство Польши.

Осенью 1941 года в Самару прибыли Председатель Совета Министров Польши, Главнокомандующий вооруженными силами генерал Сикорский, командующий польской армией на территории СССР генерал Андерс и начальник штаба генерал Климецкий. О том, какое значение придавалось вопросу формирования польских войск и участию их в войне, говорит тот факт, что генерала Сикорского принял в Самаре 1 декабря 1941 года М. И. Калинин и 3 декабря сам Сталин. В Москве была подписана Декларация правительств СССР и Польши о дружбе и взаимопомощи.

«…Польская армия, – было зафиксировано в ней, – будет вести войну против немецких разбойников рука об руку с советскими войсками…»

7 декабря 1941 года в Самаре, в посольстве состоялся прием, после которого генерал Сикорский в сопровождении Вышинского выехал в г. Бузулук, Тоцкое и Татищево инспектировать формировавшиеся там польские части.

В Бузулуке генерал Андерс сказал перед офицерами достойные союзника слова: «Для меня лично было бы счастьем получить первый оперативный приказ советского командования о выступлении на фронт».