— Если вы немного подождете, я схожу за своим калькулятором, и мы все вычислим.
— А как вы думаете, к чему весь этот ярко-розовый цвет?
— Ярко-розовый?
— Да. Вероятно, он считается очень сексуальным? Но это же так банально.
— Мы обсуждаем оформление интерьера или философию жизни, которую вы хотели от меня услышать? Ту самую, что совершенно бесполезна и от которой у меня глаза слипаются?
Бен повернулся к ней лицом. Где же его хваленый самоконтроль? И неужели она не чувствует, что он просто излучает желание? Похоже, она уже засыпает…
Но неожиданно тут пришло избавление: в коробке зашевелился щенок. Бен прислушался. Так и есть — писк превратился в тихое поскуливание.
Вскоре Бен был уже полностью одет и возился со щенком.
Он старался не шуметь, но Кэсс все же проснулась, правда, лишь наполовину.
— Вы уверены, что он просто голоден? Похоже, у него что-то болит.
— Я как раз этим и занимаюсь. Док Мерфи посоветовал сначала попробовать его накормить, и я сейчас развожу теплой водой питание для щенков в колпачке от крема для бритья.
— Какая изобретательность! — Бен почти не слышал ее бормотания. — И какая хозяйственность…
— Если это не поможет, мне придется перейти на детское питание. Мерфи был убежден, что мамаша его вскормила, так что он готов…
— Я тоже слышала, что говорил Мерфи. Надеюсь, соседи не вызовут службу спасения собак…
Бен вынул щенка из коробки и стал его гладить, потом отнес в ванную и уговорил съесть немного каши. Честно говоря, он был страшно рад, что может заняться чем-то полезным. Чем угодно, только чтобы отвлечься от Кэсс, от постели и этих проклятых светящихся красных полосок.
— Куда вы собрались? — Кэсс с трудом оторвала голову от подушки и увидела, что Бен надевает дубленку.
— Спите, мы выйдем на минутку. Если он погуляет, немного подышит свежим воздухом, может, ему полегчает…
Взяв щенка на руки, Бен вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Ну вот, теперь ему есть чем гордиться: он не поддался, а самое главное — Кэсс доверяет ему настолько, что согласилась спать с ним в одной постели. Плохо только, что он сам себе не доверяет.
Ему нужен план. Такой, чтобы заставить Кэсс раскрыть ему душу и поведать свои секреты. Правда, времени у него мало: в два часа у нее самолет, а до этого ее внимание еще шесть часов будет приковано к дороге.
Но он принял решение.
Впервые в жизни он был влюблен. Влюблен в Кэсс Морроу. Только бы ему удалось осуществить свой план, и тогда он завоюет эту скрытную, независимую женщину.
Глава 7
Случилось невероятное: она провела ночь в одной постели с Беном Уайденом и при этом отлично выспалась.
Правда, в первые минуты постель показалась Кэсс не слишком удобной; к тому же она вовсе не была уверена, удалось ли поспать Бену. И все же, когда он разбудил ее, она почувствовала себя отдохнувшей.
Бен Уайден сделал для этого все, что в его силах, и Кэсс была ему за это благодарна.
Из ванной Бен сказал, что со щенком случился казус прямо у него на руках, и поэтому ему надо принять душ и заодно побриться.
Вчера вечером он как ни в чем не бывало расхаживал по номеру в майке и трусах. Чтобы отвлечься от всплывшей в памяти картинки, Кэсс взяла на руки щенка и стала его гладить. При этом она обратила внимание на то, что свет снаружи не горел, а все люди и даже мигающие розовые лампочки исчезли неизвестно куда. Только белый седан одиноко красовался на стоянке. Мотор его уже работал, и в холодном предрассветном воздухе был отчетливо виден дымок из выхлопной трубы.
Кэсс глазам своим не поверила, когда водитель, кивнув своему напарнику, пошел в контору, очевидно для того, чтобы рассчитаться за ночлег, а второй — тот, что вел себя с ними вызывающе и разговаривал, высунувшись в окно, — вернулся в свой номер.
Спустя минуту Кэсс увидела, как он подошел к машине с ящичком в руках.
От волнения у нее перехватило дыхание.
С величайшей осторожностью человек поставил ящичек с вазой на пол позади переднего сиденья, потом закрыл дверцу, запер ее и подергал, чтобы убедиться в надежности замка.
Потом он снова ушел, но, видимо, не заметил, что передняя дверца со стороны водителя осталась открытой.
Сердце Кэсс чуть было не остановилось.
— Бен, — прошипела она и, подскочив к двери ванной, снова позвала: — Бен!
Открыв дверь и придерживая на поясе ярко-розовое махровое полотенце, Бен вытер с лица остатки мыльной пены. Увидев его, Кэсс чуть не забыла, зачем звала его.
— Там те парни, ну бандиты…
— Да, я знаю. Они уезжают?
— Подойдите к окну скорее и посмотрите.
— Послушайте, мне нет до них никакого дела…
— Мы сможем ее выкрасть!
— Ее — что?
Кэсс схватила Бена за руку и потащила к окну, по пути положив щенка в коробку. Седан все еще находился прямо перед их окном: внутри никого, передняя дверца распахнута настежь.
— Он позади переднего сиденья, с этой стороны. Ящик.
— Я не хочу…
— Но почему? «Труба Наполеона» принадлежит вашей бабушке. Эти люди не имеют права! Где же ваш, ваша…
— Кэсс, это не спортивное состязание.
— Ну хорошо, тогда пойду я.
— Черта с два.
Бен оттолкнул ее и, завязав потуже полотенце вокруг пояса, вышел из номера, в то время как Кэсс наблюдала за ним сквозь щель в жалюзи.
В общем-то Бен выглядел вполне обычно, если не считать ярко-розового полотенца и того, как осторожно он ступал по асфальту босыми ногами. Подойдя к машине, он быстро открыл заднюю дверцу, потом в мгновение достал ящик и снова ее закрыл.
После этого, набирая скорость, он побежал обратно. Кэсс предусмотрительно открыла дверь номера, а потом заперла ее.
Поставив ящик рядом с телевизором, Бен плюхнулся на кровать и, ворча что-то себе под нос, стал растирать ступню.
— Черт, ну и холод! Когда дело доходит до этой вазы, моей семейкой как будто овладевает безумие. А теперь еще оказывается, что я тоже не исключение.
Кэсс накинула ему на плечи покрывало и села рядом.
— Но вам удалось ее вернуть, а они об этом и не подозревают.
Пока Бен занимался другой ступней, Кэсс растирала ему спину через покрывало.
— Видите ли, эти люди специально обучены и все время начеку. Возможно, они пока не знают, что ваза у нас, но могут обнаружить пропажу в любую минуту. И пожалуйста, — Бен словно угадал ее намерение, — не подходите к окну. Вы все равно ничего не увидите, а они могут вас заметить и заподозрят неладное. Впрочем, теперь это не имеет значения — ваза у нас, она принадлежит моей бабушке, и пусть им будет хуже.