города в это время. По имеющимся сводкам за 1910 год в Киеве проживало 417 910 жителей. Из них, евреев — 50 792, то есть — 10,84 % [79]. Следовательно, почти каждый тысячный киевлянин-еврей был учеником музыкального училища. Подтверждением того, что Киевское музыкальное училище пользовалось привилегиями, возможно, недоступными для других, служит пункт 5 «Правил для поступления в Киевское музыкальное училище», гласящий: «В Училище принимаются лица обоего пола, всех наций, сословий, исповеданий (подчеркнуто мною. —
Ю. З.) не моложе 10 лет и умеющие читать и писать по-русски» [15, c. 45]. Этот документ не имеет даты, но, судя по тому, что в «Правилах» указано уже музыкальное училище, а не школа, они были составлены после 11 февраля 1883 года, так как только с этого времени было получено постановление Главной Дирекции ИРМО, в котором «существующее уже Киевское учебное заведение считать, на основании 39 ст. Устава Императорского Русского Музыкального Общества, Музыкальным Училищем соответствующего Отделения» [32, 1882–1883, c. 4–5]. Возможно, такая демократичность была достигнута усилиями дирекции Киевского отделения ИРМО, но не исключается и другое объяснение. В связи с тем, что такие музыкальные учебные заведения как Петербургская и Московская консерватории, Киевское и многие другие музыкальные училища, юридически не относились к государственным, хотя и получали частичное финансирование от Министерства народного образования, жесткие процентные нормы на принятие в них евреев не распространялись на эти учреждения, как на негосударственные. Отчасти это подтверждает А. Солженицын, ссылаясь на Краткую Еврейскую Энциклопедию, и перечисляя большое количество частных учебных заведений России, где процент студентов-евреев значительно превосходил установленные нормы[105].
Однако вернемся к Владимиру Горовицу. То, что он родился и воспитывался в семье европейски образованного преуспевающего инженера, имевшего довольно обширные связи в среде киевской высшей технической интеллигенции, безусловно, не могло не повлиять на характер его отношения к религии. Биографы пианиста отмечают, что его отец Самоил Горовиц был не религиозен. В частности, Г. Пласкин считал, что дом Горовицев был свободен от обряда: «Самоил понимал, что проживание в Киеве, в районе для богатых не гарантирует безопасность. У него были все причины скрывать свое еврейское происхождение. (Религиозный обряд не соблюдался в семье Горовицев)» [49, p. 22]. Следовательно, Владимир рос во вполне ассимилированной семье и свое «еврейство», видимо, начал остро чувствовать лишь в возрасте 12 лет, когда впервые переступил порог 7-й Киевской гимназии (в музыкальном училище и консерватории, как мы уже отмечали половина учеников были евреями), а позднее — острее, когда город пережил 16 смен власти за три года, и еврейские погромы стали чуть ли не нормой для каждой новой власти.
Примерно аналогичное семейное положение было и у его будущего друга — скрипача Натана Мильштейна: «Наша семья была полностью ассимилированной. Дома мы разговаривали на русском, поэтому я никогда не знал идиш, еще меньше иврит…. … Папа не посещал синагогу и мне тоже не разрешал туда ходить… (выделено мною. — Ю. З.) … Мы праздновали православное Рождество: устанавливали и украшали елку» [48, p. 3–4].
На протяжении всей жизни В. Горовиц, видимо, так и не стал «настоящим», то есть религиозным (хотя бы в меру) евреем. Так, описывая предстоящую свадьбу Владимира Горовица и Ванды Тосканини (1933 г.), биографы пианиста отмечают, что официальная церемония проходила вполне по-граждански: «Во время своего пребывания в Исолино Горовиц и Ванда с чувством тревоги обсуждали предстоящую свадьбу, так как знали, что все будет зависеть от согласия отца. Хотя Горовиц был евреем, а Ванда — католичкой, тем не менее, религия не была главным препятствием для свадьбы. Прежде всего, Маэстро не был особенно религиозен, а остальные члены семьи были довольно либеральными в вопросах веры. „Я наполовину была религиозной, наполовину нет“, — говорила Ванда, которая ни коим образом не имела никаких намерений соблюдать традиции (выделено мною. — Ю. З.)» [49, p. 159–160].
Г. Шонберг, описывая этот период жизни пианиста, добавляет, что бракосочетание было сугубо гражданским: «21 декабря 1933 года в Милане состоялась свадьба (В. Горовица и В. Тосканини). На свадьбе присутствовали члены семьи Тосканини и Григорий Пятигорский (Мильштейна не было, он был на гастролях). Возникла проблема с религией. Итальянский священник не мог обвенчать католичку и еврея. Было предложено, чтобы Ванда или Горовиц изменили религию. Ванда только рассмеялась и сказала: „Он оставит своё вероисповедание, а я — своё“. К тому же Ванда не была строгой католичкой и не хотела венчаться в церкви (выделено мною. — Ю. З.). Была назначена гражданская церемония в центральном миланском городском загсе» [50, p. 137].
В интернациональном духе, как отмечают биографы пианиста, была воспитана и дочь Ванды Тосканини и Владимира Горовица Соня: «И её (Соню. — Ю. З.) вырастили, на самом деле, без национальности. Её отец был еврей, мать католичка, её крестили, как католичку, поскольку так решил её дедушка. Ванда не хотела её крестить, но Тосканини сделал, как всегда, всё по-своему. Соня росла в тени двух религий, хотя ни один из родителей не был верующим» [50, p. 232–233].
Особенно сокрушался по поводу отсутствия у В. Горовица хотя бы капли религиозности, его постоянный настройщик в течение последних двадцати пяти лет жизни (и главный настройщик фирмы Steinway) Франц Мор: «Мне грустно осознавать, что, несмотря на то, что у меня были возможности несколько раз поговорить с Горовицем о Господе и спасении, все же, насколько мне известно, в его жизни так и не наступил прорыв, когда с полной уверенностью я мог бы сказать, что он поверил и знал, куда отправится после своей смерти» [29, c. 39]. Ф. Мор однажды рассказал Горовицу о том, как он приобщился к вере. Маэстро внимательно выслушал его и сказал: «Франц, вот это история! Моя жена католичка. Но Ванда, она ни во что не верит. Она не ходит в церковь. Меня считают иудеем, однако я никоим образом не связан с верой…» [29, c. 44].
Таким образом, можно с уверенностью говорить о том, что Владимир Горовиц был воспитан в семье и окружении, где царил европейский интеллектуализм, а религия была понятием абстрактным. Тем не менее, его детство и юность прошли в удушливой атмосфере государственного и бытового антисемитизма, что не могло не наложить определенный отпечаток на формирование его характера. Видимо, след этого унизительного ощущения «виновности» еще долго преследовал его на протяжении долгой жизни, хоть и в национально толерантной Америке. Наверное, именно этим объясняются его обидные и, объективно говоря, несправедливые обвинения в антисемитизме в адрес его бывшего учителя Владимира Вячеславовича Пухальского.
И все-таки Владимир Горовиц — Человек Мира в возрасте 83 лет вернулся в Россию. Наверное, он мог бы подписаться под словами, сказанными Натаном Мильштейном в конце жизни, тем самым «Натанчиком», с которым он