Король никогда не чувствовал себя счастливым, ему всегда чего-то не хватало. Буйный нрав и беспокойная натура не давали правителю Сартра сидеть на месте, от скуки он устраивал охоту, состязания лучников, дважды собирал лучших воинов королевства и совершал карательные экспедиции. Сжег две деревни, не платившие оброк, казнил наместников, не справлявшихся со сбором дани, делал все, что заблагорассудится, но все это было не то. Сартр принадлежал ему целиком и полностью, от верхушек заснеженных гор до глубин Дистолического моря, а Фархат хотел подвигов, завоеваний, крови, настоящих сражений.
Мечтой короля Сартра являлось повсеместное господство. Он хотел проникнуть так далеко на запад, как только возможно, до самой границы с Ил’лэрией, подчинить себе Миловию, присоединить Ви-Элле, уничтожить Рахан… но мечты пока оставались мечтами.
Узловатый палец его величества заскользил по границе с Миловией. Именно этот рубеж, эту черту он никак не мог преодолеть. Миловия слишком сильна. Король Иженек — хитрый и дальновидный правитель. Он знает, что длинные руки властелина Сартра давно тянутся на восток, поэтому сделал все, чтобы обезопасить себя. Выстроил на самой границе пять хорошо укрепленных городов-крепостей, расположил там едва ли не две трети всей армии страны и зорко следил за каждым движением воинственного соседа.
Фархат трижды нападал на Приграничье, но каждый раз терпел поражение. Самое обидное, что со временем ситуация не изменится. Наследник миловийского престола, юный королевич, пошел нравом в папашу, и, науськанный ненавидеть Фархата, никогда не отступит и даже не пойдет на переговоры. Миловия каменной стеной преграждала его величеству путь на восток.
Если бы не Иженек, Фархат давно захватил бы Ви-Элле, которым правит старый больной король, не сумевший произвести на свет наследника. Фархат женил бы на его единственной дочери одного из своих бастардов, и навязал собственную игру. Ви-Элле бесплатно поставлял бы ему древесину для строительства боевых кораблей, и медь, необходимую для изготовления оружия, а когда сартрская армия набрала бы дополнительной мощи, Фархат выстроил бы хороший флот и атаковал Миловию с трех сторон.
Иженек будет вынужден разделить силы. Большая часть войска будет воевать с сартрскими солдатами, жалкие остатки — с лучниками Ви-Элле, а Фархат, ударил бы с моря. Столица пала бы, и на трон Миловии сел бы сартрский правитель. И тогда, имея в подчинении два крупнейших и сильнейших королевства, плюс Ви-Элле, он легко прибрал бы к рукам и О-шо, и Рахан, вплотную подойдя к территории эльфов.
Фархат прикрыл глаза, представляя себя на троне объединенных королевств. Он уже видел, как эльфы, восхищенные его силой и умом, подносят необыкновенные дары своей страны, и как он требует у них дань. Его дворец наполнился бы магией, сам король обрел бы вечную молодость и бессмертие, и все, что ни пожелаешь, исполнялось бы мгновенно…
— Ваше величество, — послышался от двери робкий женский голос, — с вами все в порядке?
— Да, — Фархат открыл глаза.
Его жена, глупая Лисерия, не должна догадаться о мыслях супруга. Он позволил женщине подойти, положить ладони на плечи мужа и начать их массировать.
— Вы напряжены.
— Я голоден.
— И волнуетесь о смотре?
— Мне чуждо волнение, — отрезал король. — Самый сильный и властный человек мира не может волноваться, тем более по такому пустяковому поводу.
— Но они ваши будущие зятья! — мягко заметила женщина.
— Они мои будущие помощники. Это им нужно волноваться, а не мне. Они должны проявить себя, чтобы впечатлить правителя величайшего королевства на земле!
Фархат недовольно дернул плечом, и чуткие руки Лисерии исчезли. Женщина вышла из-за спины и встала перед мужем. В неярком свете свечей Фархат впервые заметил, как она постарела. Иссиня-черные локоны потускнели, и уже не блестели крохотными искорками, на которые ему всегда так нравилось смотреть, голубые глаза выцвели, вокруг рта образовались две пока еще не слишком заметные морщины, уголки губ скорбно опустились. Он уже не помнил, когда Лисерия в последний раз смеялась. А когда в последний раз смеялся он?
Фархат поднялся и подошел к большому зеркалу возле двери. Да, он тоже постарел: камзол в районе живота натянулся, плечи больше не кажутся широкими, виски поседели и поредели, только выражение лица осталось все таким же волевым, а взгляд карих глаз — колючим и упрямым.
— Мы еще повоюем, — негромко произнес он. — Зачем пришла? — спросил он жену, не оборачиваясь.
— Вам нужно поговорить с Сиянкой.
— Что с ней? — недовольно спросил король. — Снова выбрасывает из окон вещи и ругается, как пьяный матрос? Или рыдает в подушку?
— Она грозится спрыгнуть с крыши. Поговорите с дочерью.
— Упрямая, — хмыкнул Фархат. — В отца пошла. Поговорю. А ты не вмешивайся, поняла? Мне решать, за кого она выйдет замуж! Если за семнадцать лет ты не сумела вбить ей это в голову, не сможешь и сейчас. Где она?
— На крыше, — со слезами в голосе ответила Лисерия. — Где же еще.
* * *
Фархат улыбался. Несмотря на то, что Лисерия так и не родила ему наследника престола, дочь у него выросла достойной особой. Красивая и умная — в мать, гордая и своенравная — в отца. Девчонка всегда знает, чего хочет и как этого добиться, и никогда не позволяет садиться себе на шею. Все семнадцать лет Фархат пытался побороть характер дочери, и все семнадцать лет с улыбкой отступал, понимал, что именно такой и хочет видеть свою принцессу. Но не теперь. Сегодня король не уступит. Сиянке придется выйти замуж за того, кого он скажет. В интересах государства. А уж потом пусть проявляет свой характер сколько хочет.
Фархат поднялся по винтовой лестнице в комнату дочери и постучал. Изнутри тяжелую резную дверь открыла одна из служанок. Увидев правителя, она поклонилась и указала на окно.
— Вылезла, ваше величество. Принесла с конюшни веревок, связала и вылезла. Сидит теперь на крыше, спрыгнуть грозиться.
Король шагнул к окну, рамы которого были распахнуты настежь, подергал привязанную к ножке кровати веревку и высунулся едва ли не по пояс.
Его единственная дочь в одной ночной сорочке и без обуви сидела на крыше и смотрела на закат. Вечерний ветер развевал ее светлые волосы, губы капризно кривились, на миловидном лице было написано упрямство. Конец веревки она держала в руках.
— Прыгну, — заявила Сиянка, увидев отца. — Не дашь королевского слова, что позволишь мне самой выбрать мужа, прямо сейчас и прыгну.
— Королевского слова не дам, — отрезал Фархат. — Вперед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});