я не способен читать твои мысли! — он развел руками. — Может, просто скажешь, чего ты хочешь, избавив меня от необходимости угадывать?
Элоди недоуменно моргнула. Она явно не ожидала такого тона. Но замешательство быстро прошло, и она сузила взгляд.
— Я хочу честности, во-первых.
Джеймс хлопнул ладонью по книге Филдинга, которую всё еще вертел в руках.
— Я был честен с тобой с момента моего прибытия.
— Искренности!
— А ты ждала чего-то другого?
Она задумалась на мгновение, а потом выпалила:
— Вы с Оливией всё еще любовники?
Брови Джеймса взлетели наверх. Даже если бы он лет двадцать готовился к этому разговору, последний вопрос застал бы его врасплох.
Любовники? С Оливией? Господи, что за абсурд?
Он усмехнулся и покачал головой.
— Нет, Эли. Мои «отношения» с твоей сестрой длились одну пьяную ночь, которую я крайне смутно помню.
— А не было других ночей, которых ты не можешь вспомнить?
Она хотела честности? Она ее получит.
— С Оливией — не было.
Элоди побледнела.
— А с другими женщинами? — прошептала она.
Джеймс обреченно вздохнул. Всё это было вовсе не то, на что он рассчитывал. После того, как они начали сближаться, меньше всего виконту хотелось обсуждать с Элоди постыдные факты его биографии.
Неужто она думала, что он переспал с половиной Лондона? Тогда она даже не подозревала, насколько ошибочно это мнение.
— Эли, ты знаешь, что происходит с мужчиной, когда он выпил слишком много?
Она поморщилась.
— Да, видела некоторые эффекты, знаешь ли.
Опять про Оливию! Или про чашу для пунша? Их разговоры похожи на бег в колесе.
Проглотив здоровую долю гордости, Джеймс пояснил:
— Помимо того, что ты видела, избыток спиртного часто делает мужчину непригодным в постели.
Она смотрела на него, не моргая. Ее лицо осталось непроницаемым. Элоди молчала и явно ждала продолжения.
Дьявол! Эта женщина правда заставит его произнести это вслух?
— Было много ночей, когда я не смог бы переспать с женщиной, даже если бы сильно захотел.
Эти минуты позора он действительно хотел бы забыть.
Элоди приподняла бровь.
— Даже с Оливией?
Он фыркнул.
— Даже с тобой.
Это признание мгновенно вогнало ее в краску. Джеймсу нравилось, как Элоди краснеет. Знала ли она, как очаровательно выглядит в этот момент?
— Но ты… — начала она неуверенно. — Но ты же переспал с Фанни Уилсон.
— По случаю. Но было также много ночей, когда мы с Фанни просто падали и засыпали, не снимая одежды.
Она не понимала такого поведения — он видел это в выражении ее лица.
Джеймс решил, что на сегодня откровений достаточно. Пора взять разговор под свой контроль.
— Ты обещала дать мне второй шанс, — отметил он.
Элоди встрепенулась.
— И дала.
— Нет, не дала. Ты сама призналась, что не читала книгу Фанни, а только слышала отрывки, и всё же ты судишь меня.
Она отпрянула и посмотрела на него с вызовом.
— Я тебя не осуждаю.
— Разве? А что же тогда значит весь этот разговор?
Элоди скрестила руки, и Джеймс чуть не утратил дар речи. Ее декольте… Боже, помоги ему… Ее пышная грудь приподнялась в этот момент, сделавшись еще прекраснее, и он был готов продать душу дьяволу, лишь бы смотреть на эту картину вечность.
— Я просто не понимаю, — сказала Элоди, — почему ты не заплатил этой женщине, чтобы твое имя не значилось в записках? Так поступил бы любой порядочный джентльмен.
Если бы она знала, каких усилий ему стоило оторваться от ее груди и снова посмотреть ей в глаза. Но ему помог тот факт, что последнее заявление было несколько… забавным?
— То есть, порядочный джентльмен должен стать жертвой шантажа?
Элоди растерялась и опустила руки по бокам. Не сразу нашлась с ответом.
— Возможно, нет, — наконец ответила она. — Но ты бы мог сохранить это дело личным, а не выставлять на показ, чтобы другие… — Элоди явно подбирала слова. — Чтобы другие… не читали о тебе ужасные вещи.
Джеймс рассмеялся.
— Ужасные? Фанни разве утверждала, что я ее бил?
— Нет?
— Брал силой?
Снова румянец, который пополз по щекам и шее.
— Нет, такого не было.
— Тогда что там ужасного? Помимо того, что «массивная мужественность» звучит как нелепая пошлость? — Джеймс улыбнулся. — Если бы я знал, что Фанни будет так многословна, то заплатил бы сверху, чтобы она сказала больше.
Элоди задохнулась от возмущения.
— Не могу поверить, что ты находишь это забавным! — прошипела она.
Он пожал плечами.
— Ну, она могла быть намного менее лестной.
— Да как тебе не стыдно?
Он обреченно вздохнул.
— Эли, мне не хочется рушить твой мир, но с мужчиной могут случиться вещи и похуже, чем публичное восхваление его мастерства. К тому же, я обращался с Фанни достойно, так что нет, мне не стыдно.
Элоди открыла рот, чтобы заговорить, но он прервал ее взмахом руки.
— Если ты хочешь обидеться от моего имени, милости просим. Но сначала давай ты прочитаешь главу обо мне, а потом сделаешь выводы. Это был бы христианский путь, не находишь?
С его стороны было цинично взывать к Иисусу, но Элоди всегда была милосердной, а он боролся за свой шанс быть с ней. Это походило на битву, и для победы все средства хороши.
Он ждал ее ответа и был почти уверен, что она согласиться, но Элоди лишь прошептала:
— Я должна идти.
Она выскочила из библиотеки так быстро, что Джеймс не успел ничего понять. Какого черта? Куда она?
Пару мгновений он провел в тишине, а потом издал грозный рык и закинул Филдинга обратно на полку. Нужно прекратить всё это. Исправить. Сделать так, чтобы Элоди не считала его каким-то бесстыдным повесой.
С этими мыслями Джеймс направился в гостиную, полный решимости вытрясти из Бренча проклятую книгу Фанни Уилсон.
Глава 12
Глава 12
Всё следующее утро Элоди не находила себе места. Джеймс думал, что она считает его лжецом. Думал, что она сердится от того, что уверена, будто он спит с каждой женщиной, до которой мог дотянуться. Но это не так! Не совсем… О, как же она была так близка к тому, чтобы признаться в своей такой банальной ревности.
В попытке собрать мысли в кучу, она металась по комнате туда-сюда. Джеймс просил понимания, но она искренне не понимала, почему он не чувствует себя униженным, когда общество смакует такие подробности его жизни?
Должно быть, ему действительно плевать. Возможно, это мудро. Скандалы приходят и уходят, и про Фанни Уилсон скоро все забудут, перейдя к чему-то другому. Об этом будет помнить только Элоди. Каждый раз, когда до ее ушей долетит имя куртизанки, она будет задаваться вопросом — почему