Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танька взглянула на свою руку, где на безымянном пальце искрился Graff. Сати отследила это и мягко, очень-очень по-дружески, спросила:
– Его подарок?
Танька виновато кивнула:
– Хотите, возьмите... – она начала стягивать кольцо. – Мне стыдно.
– Нет-нет, Танюша... – остановила ее Сати. – Вот это вы зря. Человек, который думает только о том, что он уже сделал, и не умеющий думать о том, что он делает, вроде мелодии, отстающей от аккомпанемента. Не знали?
– Ты занимаешься музыкой?
– Да, концертмейстер.
– Здорово. Я обожаю фортепьянную музыку. Когда мы жили в Дамаске, мама брала мне уроки игры... Не возьмете? – Танька провернула кольцо на пальце.
– Нет. Это твое. Понимаешь? А мне чужого не надо.
– И вы... меня?..
– Нет, Танечка. Нет. Я ничего не имею против тебя. Пушинку же нельзя подбросить...
– Почему?
– У нее нет веса для этого.
– Не понимаю...
Сати посмотрела на Таньку и улыбнулась:
– Легкость Артуровых увлечений вроде той пушинки. Они для него невесомы. Сдул и все. Давай, Танечка, еще по глотку вина и – провожайте меня. Я так рада была с тобой познакомиться. У Артура прекрасный вкус.
Танька проводила Сати до выхода из «фермы» и долго стояла в тамбуре между входными дверями. Она знала, что сейчас, вернувшись в номер, наберет Артура и выдаст ему категорическую, беспрекословную отставку.
Сати помахала Таньке рукой и села в машину. За руль. Танька, естественно, не могла слышать, как Сати, рассмеявшись, сказала, включая зажигание:
– Какие же они одинаковые... Господи... – Она представила себе, как Танька, вернувшись в номер, рассчитывается сейчас с Артурчиком по мобильному. И еще она подумала, что вот уже в третий раз исполняет одну и ту же роль. Каждая ее беременность сопровождалась очередной любовной интрижкой мужа. И Сати, таким образом, мастерски отточила роль женули-добрячки. Трижды купив разыгранное, как по нотам, доверие к себе и, в результате, освобождение от очередной лохушки.
Сати знала себя.
Знала, что умеет таить в себе под толстым-толстым слоем шоколада.
Это, скрываемое от всех, она еще никогда не вытаскивала на свет. Может быть, этого не потребуется никогда.
– Дай-то бог, – сказала вслух Сати, съезжая с Рублевки. – Господь троицу любит.
Глава 29
На этот раз Леша позвонил Машке из Красноярска.
– Как ты? – спросил он.
– Скучаю, – сказала Машка.
– Не надо, – ласково сказал Леша. – Я о тебе думаю. Тут по новостям передали, что ты за какого-то хирурга замуж выходишь. Когда свадьба?
– Леша, – Машка чуть не расплакалась, – кто это тебе такое?
– Танькин Артурчик.
– Он что, дозвонился до тебя?
– Да, а что?
– Но ведь это был розыгрыш, чтобы Отари, наш хирург, мог отвязаться от одной своей пациентки.
– А я и не поверил. Что же ты разволновалась? Во-вторых, кто бы тебе лучше меня фотосессию свадебную сделал?
– Все шутишь, да?
– Шучу.
– Ты еще долго будешь от меня скрываться?
– Машенька, милая. Что я тебе сейчас изреку по-латыни?
– Слушаю.
– Bene qui latuit, bene vixit. А?
– Кто хорошо скрылся, хорошо прожил.
– Умница. Я целую тебя. Не сердись.
– Да, да, да... – сказала Машка, выключая телефон.
– Что, что-нибудь не так? – спросила у нее Ирка, с которой они коротали время в библиотеке, перелистывая последние глянцевые журналы.
– Да нет, вроде все так, а все равно как-то все странно... И Артурчик зачем-то настучал ему о нашем с Отари розыгрыше, не понимаю я чего-то, Ирочка. Не просекаю. Все на грани какого-то предчувствия... Еще никогда и ни с кем вот такого не было у меня.
– Да любишь ты его, и все.
Машка замолчала, задумавшись, а потом, как всегда, вроде ни с того ни с сего, включив свою защитную реакцию, свойственную ей в ситуациях непонятных и не поддающихся контролю, заговорила стихами:
Нет мне в жизни ни ладу, ни складу.Сколько глупостей сделано, страх!Потому я все падаю, падаю —И в своих, и в чужих глазах.Только стриж меня и порадовал,С визгом в небе прорезав черту,Как он падает,падает,падает.Для того, чтоб набрать высоту.
Глава 30
Томас Линджер, пластический хирург из Сан-Диего, покидал клинику. Он уже распрощался с медсестрами, врачами и вот пил свой последний кофе в кабинете у администратора.
Она ему нравилась. С первого взгляда. Но, это он понимал, ответного интереса к нему даже и не чувствовалось. Всегда одинаково внимательный взгляд таких красивых, почти по-мексикански, глаз и тщательно ограниченная деловыми отношениями вежливость.
Администратор напоминала ему мексиканку-анастезиолога, с которой он работал в клинике в Сан-Диего. Та тоже умела осаживать, остужать постоянно возникающее в нем вожделение к ней холодным уколом своих неподвижных глаз.
Это был его тип женщин. Именно к такому его влекло. И, странное дело, именно этот тип не принимал его, Томаса, отторгал, как нечто инородное. А он все равно, как бы назло самому себе, все наступал и наступал на одни и те же грабли.
Случившееся с ним в десятом номере и последовавшая за этим преждевременная вынужденная отставка, в принципе, не очень-то задела его самолюбие. Хирург он был классный, оставляемое им за спиной, пускай и окрашенное в желтые оттенки экстравагантной скандальности, было памятью о нем, Томасе Линджере.
Он только что рассказал администратору, что такое безопасный секс в Америке.
– Это... – Томас приподнял хирургически светлый указательный палец, – презервативы, во-первых. И... – Томас хлопнул ладонью по столу, – присутствие адвоката, во-вторых.
Он хохотнул, запрокинув рыжую голову с подсиненным отчетливой гематомой, так сказать, прощальным автографом Егора Яковлевича, узковатым подбородком.
В этот момент в кабинет к администратору вошла я.
Линджер, вставая, разогнул себя, как складной нож, галантно припал губами к руке администратора и, подхватив красивый кожаный баул, медленно прошагал мимо меня к двери.
– Конек-блядунок, – сказала мне администратор, улыбнувшись глазами. – Вы обеспокоены нашим происшествием?
– Да уж, нарастание, – я сделала акцент, – шумных событий на лицо.
– Хотите кофе? Или...
– Или... – кивнула я с улыбкой.
– Тогда я, с вашего разрешения, закроюсь на ключ? А то...
– Ворвется Егор Яковлевич?
– Вот именно.
Мы рассмеялись.
Мартель был хороший, мягкий.
– От этого не убережешься, – сказала администратор. – Мне запомнилась фраза у Гюго: ничтожные причины – самые опасные.
– Секс на вынос, это ничтожно?
– По нынешним временам – да.
Я покачала головой. Почему-то память мгновенно откликнулась когда-то таким реальным: закатное солнце в затонированном боковом стекле Диминого автомобиля. И наша стремительная, обжигающая близость с ним на заднем сиденье. Я еще не пришла в себя от ослепительного внутреннего взрыва, услышав как бы сквозь сон Димин голос:
– Толпа поклонников у ваших ног, как я хочу быть между ними...
– Ты и так там, – сказала я.
– Значит, это был опоздавший Пушкин.
– Задумались? – участливо спросила администратор. – Не берите в голову. Американца заменим на француза. Я уже навела нужные справки. Или на итальянца...
– Мне нравится ваша уверенность... и итальянцы, – сказала я.
– Спасибо. Кстати, вы в курсе, во сколько оценил Егор Яковлевич свой нокаут?
– Нет... – заинтересованно посмотрела я на администратора.
– Примерно в десять тысяч долларов. Он передал конверт с ними терапевту, тот мне, а я – Линджеру. Только что, перед вашим приходом.
– Круто.
– Линджер совсем не понял, за что ему такая оплата. Мол, за одноразовый секс, что ли. Тогда, говорит, я бросаю хирургию и перехожу в тафгаи по вызову.
– А вы?
– А я уточнила. Это – за одноразовый нокаут. Хотите еще?
– А он?
– Стал рассказывать, что такое безопасный секс в Америке.
– И что же?
Администратор пересказала, и мы, не сговариваясь, расхохотались.
Глава 31
Ирка позвонила из Внуково-3. Она еще никогда не бывала там.
– Ты только представь, здесь просто нет табло вылета. Здесь вообще ничего нет из того, к чему мы привыкли в обычном аэропорту, – тихо и быстро говорила она в трубку. – Ладно, все. Идут Олег с Мишкой. Потом расскажу...
Когда после завтрака Иркина Nokia детским смехом сообщила, что звонит Олег, Ирка подхватилась, моментально переоделась и выскочила из «фермы».
– Если можешь, приезжай к моему офису на Новинском, проводишь меня в аэропорт. Я – на пару дней в Лондон, – сказал ей Олег.
Они ехали и целовались с Олегом на заднем сиденье все того же Mercedes GL-500, отгородившись от Мишки автоматически поднимающимся, тонированно-непроницаемым стеклом-ограждением.
Ирка сделала ему все, что он захотел, и Олег, благодарный и удовлетворенный, задремал на Иркиных коленях. Ей тоже было хорошо. И не думалось ни о чем. В динамиках негромко стереофонировал ее голос. Она очень любила этот полузабытый дельвиговский романс:
- Сентрал-парк - Гийом Мюссо - Современная проза
- Голубой ангел - Франсин Проуз - Современная проза
- Наша трагическая вселенная - Скарлетт Томас - Современная проза