Дэймон не спешил с ответом, он пристально смотрел на Анну. Он и так сказал многое из того, за что потом, оставшись один, будет себя ругать.
— Дэймон, может статься, что я несостоятельна как женщина, может, я вообще фригидна. И возможно, я никогда не смогу это преодолеть.
— Это замечательное слово «никогда»! По-моему, «никогда не полюблю» звучит так же неправдоподобно, как и «всегда буду любить». Не человек властвует над вечностью, а она над ним. В наших силах строить свою жизнь здесь и сейчас. И я хочу быть с тобой здесь и сейчас, и еще сегодня на катере. В твоей власти согласиться или отказаться, я не стану тебя принуждать.
Анна внимательно выслушала Дэймона, но промолчала. Он казался серьезным и, похоже, верил в то, что говорит. Сама она не верила, но виду не подала. Анна чувствовала, она устала настолько, что у нее нет сил даже спорить и придираться к его словам. Девушка тяжело вздохнула, опустила глаза и рассеянно поковыряла вилкой в тарелке.
— Я думал, ты голодна. Этот завтрак в нью-йоркском стиле должен был прийтись тебе по душе.
— Я голодна. Я сейчас, только немного приду в себя. А ты почему не завтракаешь? Тут для меня одной много.
Дэймон ласково, но как-то уж слишком озабоченно посмотрел на Анну и задумчиво улыбнулся. Она вспомнила, что именно так она сама улыбалась больным детям, когда посещала хоспис. Девушке снова захотелось плакать, но она чудом сдержалась.
Сам Дэймон не во всем доверился Анне. Прежде он не считал нужным говорить ей про дочь, потому как не собирался затягивать с ней отношения дольше обычных для него двух-трех недель. Теперь он не мог ни с того ни с сего заявить, что он является счастливым отцом девятилетней девочки, тем более после того, как узнал о взглядах Анны на мужчин с «багажом». И все же рано или поздно она должна узнать о Янти. Дэймон уже впустил Анну в свою душу, оставалось впустить ее в свою жизнь.
Дэймон ни на секунду не усомнился в признании Анны в том, что она девственница. Все подтверждало ее неискушенность в любовных делах. Дэймон решил, сексуальная зажатость — это куда меньшая проблема, чем сексуальная распущенность, встречающаяся повсеместно. И если уж ему суждено с кем-то обрести новое семейное счастье, то чем плоха Анна? Оставалось улучить момент и рассказать ей про дочь…
— Дэймон!
— Что?
— У тебя действительно нет никаких важных дел? Ты не обязан возиться со мной весь день, мы могли бы отложить экскурсию на другое время.
— Нет необходимости ничего откладывать, я сегодня самый свободный человек в Нью-Йорке. А как долго ты собираешься пробыть в этом городе?
— Очень любезно, что ты спрашиваешь меня об этом, Дэймон, но уверена, ты уже знаешь обо всем из уст моего агента или из каких-либо других надежных источников. Лучше скажи, когда ты собираешься возвращаться в Грецию?
— Я здесь задержусь на недельку. Так что мы, как два иностранца, должны держаться вместе, чтобы не пропасть. Безопасность прежде всего!
— Ты рассчитываешь на меня? Хочешь, чтобы я обеспечивала твою безопасность? Очень ловко придумал!
Анна жадно смотрела по сторонам. За бортом катера тянулись бесконечные городские пейзажи. Она обожала эти уходящие в облака стройные бетонные здания, ее восхищали люди, живущие в этом городе. Анне казалось, будто на острове Ман-хэттен все стихии слились в одну, здесь была и вода, и ветер, и камень…
Дэймон и Анна по лестнице взошли на каменное основание статуи Свободы. Дэймон держал Анну за руку, его пальцы нежно гладили ее тонкие пальчики. Они стояли, в восхищении запрокинув головы и глядя на уходящий в небо силуэт каменной женщины. Дэймон обнял Анну и поцеловал. Она помнила его обещание и надеялась, что и он его помнит…
Неделя пролетела почти незаметно. Не было дня, чтобы Дэймон и Анна не встречались. Они исходили пешком чуть ли не весь город. В обществе Анны Дэймон преображался. Выходя из своего лимузина, он был успешным бизнесменом, могущественным и бескомпромиссным, но как только он видел Анну, на его губах появлялась нежная улыбка, а в глазах загорался огонь.
Анна же не переставала удивляться себе. Впервые в жизни ее встречи с мужчиной перестали походить на театральное представление, за которым обязательно должны наблюдать папарацци. Все романтические свидания, на которые до сих пор ходила девушка, были скорее данью общественным нормам и частью светской жизни. Она и раньше надеялась рано или поздно встретить свою любовь, но верила в это слабо. Анна и теперь боялась обмануться, но, просыпаясь каждое утро, думала сначала о Дэймоые и предстоящей встрече с ним, а уже потом обо всем остальном. Она не стала терзать себя меньше, не обрела уверенности в себе, не решилась пока на близость, но ждала свиданий с Дэймоном, жила ими.
— Ты сегодня очень тихая, наверное, устала? — спросил Дэймон, пристально глядя в ее глаза.
— Да. А впрочем, не более, чем всегда. Но день, по-моему, выдался просто чудесный. Хотя после вчерашнего посещения музея Метрополитен моя голова буквально разрывалась от обилия впечатлений. Я долго не могла заснуть, потому что перед глазами проносились всевозможные картины, которые хотелось разглядывать снова и снова. Знаешь, я всегда любила эту игру в зрительные образы. Только она очень быстро утомляет.
— Именно поэтому я и устроил нам сегодня разгрузочный день. Поужинаем в ресторане и как рядовые ньюйоркцы прогуляемся в Центральном парке. Обещаю, сегодня ночью ты будешь спать как младенец.
Дэймон, как всегда, проводил Анну до отеля. Она предложила ему отдохнуть у нее после длительной прогулки и выпить по чашечке кофе. Она сделала это так естественно, без сомнений и жеманства, словно ее больше не мучили страхи. Было ли в этом предложении обещание интимной близости, Дэймон не знал. Возможно, это всего лишь безотчетное желание отблагодарить за приятный вечер и приятную неделю, за проявленное терпение и понимание. Дэймон боялся ошибиться в очередной раз и поэтому спросил прямо:
— Анна, ты уверена, что хочешь этого? Ты действительно считаешь, будто я могу подняться?
Она кивнула.
Анна стояла у окна и смотрела на ночные огни Таймс-сквер. Они с Дэймоном не включали свет, и номер освещался только разноцветной иллюминацией улицы.
Дэймон подошел и обнял Анну за плечи. Она повернулась к нему и положила голову ему на грудь.
— Анна, мне уйти?
— Нет, я хотела бы, чтобы ты сегодня остался. Уже поздно, — прошептала она. — Когда человек меняется, меняются его чувства и желания. Ты многое сделал для меня за последние дни. Я полагаю, мне следует…
— Переспать с добрым человеком в знак благодарности? Считаешь, этого я от тебя жду, этого добиваюсь?