Архипыч быстро, не шевеля при этом губами. Только пальцы облизывал перед тем, как перелистнуть. Все это время геммы стояли неподвижно, вытянувшись во фрунт. Только Диана слегка переминалась с ноги на ногу, всем своим существом излучая беспокойство.
– Толково, толково, – покивал Петр Архипыч, возвращая Норме бумаги. – Смотрю, дело вы знаете, обучены. Дальнейшие действия? – осведомился он, сцепив руки замком.
– Сегодня мы планируем изучить архив сыска, дабы установить возможные совпадения с другими случаями поджогов, – отчеканил Илай. – Как и сказано в рапорте, от информаторов нам стало ясно о минимум шести подобных пожарах. Следы возгорания необычны, к тому же огонь не распространился дальше одной комнаты. Возможно, термал поработал и в других домах, чародейством контролируя пламя.
Полицмейстер прищелкнул языком.
– Да уж. Неприятные они противники, эти термалы. Как что подпалят… Но дома господ! Какова дерзость. Пожалуй, даже хорошо, что этим делом заняты именно вы. Хорошо, даю вам допуск. И провожу заодно, надо вам показать, что там и как устроено.
Похоже, рапорт начальника устроил. Но вот мешочки с серебряными и медными кругляшами на столе так и не появились. Может, он просто о них забыл? В прошлый раз так и произошло.
Было до крайности неловко. От этого Илай не знал, куда девать руки, хотел было снова поскрести зудящую щеку, но вместо этого стиснул покрепче треуголку:
– Два обстоятельства, Петр Архипыч. Только два. Меня и Диану срочно вызвал к себе куратор, Сияющий Топаз…
Петр Архипыч дернул щекой и слегка нахмурился:
– Хорошо. Второе какое обстоятельство?
– Да как бы сказать… Вот, хотели испросить еще жалованья…
Глаза полицмейстера округлились, лоб собрался гармошкой:
– Я ж вам третьего дня выдавал по тридцать серебряных.
– Так п-потратили, – медленно ответил Илай.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, ощущая, как густеет в воздухе взаимное недопонимание.
Потом Петр Архипыч расхохотался.
– Ой, не могу! – выдохнул он, отсмеявшись, и даже выступившую слезу утер. – Ну и кундштюк! Комедианты! Потратили! – Затем еще раз хохотнул и внезапно посерьезнел: – Искренне надеюсь, что не до последнего медяка. Жалованье-то, ребятки, раз в месяц выдается. Такой порядок.
Геммы стояли как громом пораженные.
– Вы что же, не знали?
Они заторможено покачали головами. Раз в месяц! И кто бы им только сказал? Нежданное богатство развратило их даже быстрее, чем о том предупреждали священники в своих проповедях! Серафимы где-то далеко укоризненно хмурили золотые брови на печальных ликах.
«А я-то, я! – мысленно причитал Илай. Если бы мог, он бы отвесил себе оплеуху. Впрочем, о ней можно было попросить и отзывчивых сестер. – Спустил все на проклятую отраву, да еще и Леса втянул! Как дальше жить?!»
– Кхм, вот так казус, – протянул Петр Архипыч, оглаживая усы. – Что ж, будет вам наперед наука, – заключил он бодро. – Впредь будете умнее распоряжаться средствами. Сейчас-то не пропадете? Не оголодаете вконец?
– Мы что-нибудь придумаем, – прошептала помертвевшая Норма.
Полицмейстер кивнул.
– Вот и хорошо, вот и выяснили. В конце концов, опыт, он сын ошибок, верно?
Им не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.
Услышав о том, что ехать им предстоит ко дворцу, Петр Архипыч велел взять на конюшне двух лошадей «поавантажнее».
Норма проводила младшую сестру и Илая печальным взглядом. Умом она понимала, что смысла сердиться на него нет, но вот в глубине души вертелась ужом обида.
А дело было так: после визита в лавочку мистерики и по пути в трактир им с Дианой попалась лавка. Завидев ее, Норма замерла на середине широкого шага. Каскадами неземных расцветок и золотых переливов, сброшенные грудами, разложенные веером и свисающие светопадом, на всеобщее обозрение выставлены были платки и шали. Но самой прекрасной из всех была шаль с вытканными золотыми перьями на лазурном поле. Такой укроешься – и будто окажешься в чьих-то объятиях. Околдованная, Норма приблизилась. Протянула руку, коснулась.
Правда, очарование спало, стоило ей услышать цену – семьдесят серебряных. Столько у нее не было. Если только отложить с одного жалованья, добавить второе и чуть-чуть от третьего… Вечером, выводя строки рапорта, Норма зябко поводила плечами и невольно отвлекалась на мысли о том, как славно будет согревать ее дивная шаль такими вот чернильными ночами. Как прекрасно будет хранить ее в сундучке и иногда просто приподнимать крышку, чтобы посмотреть на лазурь и золото перьев.
Но теперь ей стало совершенно ясно, что мечта эта неосуществимая. Важнее теперь как-то прокормиться. И Илай тут даже ни при чем – все они остолопы, если на то пошло. Но он все равно самый большой остолоп из всех!
Погрузившись в размышления, то просто печально-жалостливые, то рассерженные, Норма почти не слушала Петра Архипыча, пока он вел их с Лесом к лестнице в подвал. Не тот, где, с его слов, располагались небольшая печь да темница, в которой содержались редкие лиходеи до отправки в острог или под суд, а по другую руку, с подсобными помещениями.
А он между тем вещал:
– Сыскное дело требует ресурсов много больших, чем просто оружие да рабочие руки. Тут головой думать дело не лишнее, а первостепенное…
И все в таком духе. А ведь раньше он рассуждал, что первостепенны нюх и зоркий глаз. И то и другое полицмейстер утверждал совершенно искренне. Норма вздохнула.
«Все же противоречивый он человек, прав был Илай… Ох уж этот Илай!»
И тут Лес, спускавшийся впереди, заорал дурниной:
– Убийство!
– Да тише, тише ты, не голоси, – оборвал его Петр Архипыч, легонько хлопнув по шее. – Холодная комната у нас тут. Какое ж это убийство? Как выяснилось, обычное отравление самогоном на мухоморах. – И добавил громче: – Алевтина Кондратьевна, чего это у нас подопечные опять на дороге валяются, а?!
Норма, из-за воплей брата пропустившая пару ударов сердца, только теперь разглядела сцену целиком. У подножия лестницы действительно лежало обнаженное мертвое тело мужчины с раскрытой, как книга, грудиной и частично отсутствующими внутренностями.
– Нет, это никуда не годится, – проворчал Петр Архипыч и, с неожиданной ловкостью перепрыгнув труп, сердито-начальственной походкой двинулся в глубь темного подвала. – АЛЕВТИНА!
Геммы поспешили за ним.
Нет, они, конечно, не раз видели мертвых людей и то, что у них скрыто под слоями кожи и висцерального жира. На гравюрах, иллюстрировавших анатомические трактаты. Вид настоящего, некогда живого тела оказался неожиданным. Слишком близко, слишком реально. И пахуче.
В дальней коморке, где действительно было так холодно, что шел пар изо рта, а многочисленные лампадки и свечи горели слабо, будто пришибленные морозом, обнаружилась пухленькая невысокая женщина лет сорока, с короной из русых кос на голове и замусоленной книжкой в руках. Книжку она, впрочем,