— Стивен перекинулся обратно из волка в человека меньше чем через два часа.
Это было произнесено так, будто все объясняло. Может быть, но не мне.
— И что? — спросила я.
— Обычно оборотень остается в обличье зверя от восьми до десяти часов, потом коллапсирует и перекидывается обратно. Перекинуться раньше — это требует уйму сил.
Я поглядела на спящего оборотня:
— Значит, коллапс — нормальное явление?
Ричард кивнул:
— На весь остаток ночи.
— Не слишком хороший метод выживания, — заметила я.
— После коллапса большинство вервольфов слабее осенней мухи. Тогда их и отлавливают охотники.
— Откуда вы столько знаете о ликантропах?
— Это моя работа. Я преподаю естественные науки в средних классах местной школы.
Я на него уставилась:
— Вы — школьный учитель?
— Да. — Он улыбался. — Вас это удивляет?
Я покачала головой:
— Как это школьный учитель оказался в компании вампиров и вервольфов?
— Что я могу сказать? Повезло.
Я не могла не улыбнуться:
— Это не объясняет, откуда вы знаете про оборотней.
— Я прослушал курс в колледже.
Я снова покачала головой:
— Я тоже, но я не знала, что оборотни впадают в коллапс.
— У вас диплом по противоестественной биологии? — спросил он.
— Ага.
— У меня тоже.
— Так почему же вы знаете про ликантропов больше меня?
Стивен пошевелился во сне, отбросив здоровую руку в сторону. Одеяло соскользнуло, открыв живот и часть бедра.
Ричард поправил на нем одеяло, как на ребенке.
— Мы со Стивеном давно дружим. Ручаюсь, вы знаете о зомби такое, чего я в колледже узнать не мог.
— Наверное, — сказала я. — А Стивен тоже учитель?
— Нет. — Он улыбнулся, но улыбка эта не была приятной. — Школьные советы косо смотрят на учителей-ликантропов.
— По закону они не имеют права этого запрещать.
— Это да, — ответил он. — Последнему учителю, который посмел учить их драгоценных крошек, они бросили в окно зажигательную бомбу. Ликантроп не заразен, пока он в человеческом обличье.
— Это я знаю.
Он покачал головой:
— Извините, для меня это больной вопрос.
Мой любимый проект — права для зомби; почему не может быть своего любимого проекта у Ричарда? Равные права для мохнатых при найме на работу. Я это понимаю.
— Вы очень тактичны, ma petite. Вот никогда бы не подумал.
В коридоре стоял Жан-Клод. Я не слышала, как он подошел. Да, но я отвлеклась на разговор с Ричардом. Конечно, конечно.
— Не могли бы в следующий раз топать погромче? Надоела мне ваша манера подкрадываться.
— Я не подкрадывался, ma petite. Вы отвлеклись разговором с нашим красивым мистером Зееманом.
Голос его был приятен и мягок, как мед, и все же в нем была угроза. Она ощущалась, как холодный ветерок по спине.
— В чем дело, Жан-Клод? — спросила я.
— Дело? Какое может быть дело?
В его голосе слышались злость и какая-то горькая насмешка.
— Перестаньте, Жан-Клод.
— Что вы имеете в виду, ma petite?
— Вы сердитесь. Почему?
— Ай-ай-ай! Моя слуга не может уловить моего настроения. Стыдно. — Он присел рядом со мной. Кровь на белой сорочке засохла коричневатой коркой, залив почти всю грудь. Кружева на рукавах были похожи на засохшие коричневые цветы. — Вы желаете Ричарда, потому что он красив или потому что он человек?
Голос его упал почти до шепота, такого интимного, будто он говорил что-то совсем другое. Он умел шептать, как никто другой.
— Я не желаю Ричарда.
— Бросьте, ma petite. Не надо лгать.
Он потянулся ко мне, коснулся длинными пальцами моей щеки. На руке засохла кровь.
— У вас кровь под ногтями, — сказала я.
Он дернулся, рука сжалась в кулак. Очко в мою пользу.
— Вы каждый раз меня отталкиваете. Почему я только с этим мирюсь?
— Не знаю, — честно ответила я. — Я все надеюсь, что я вам надоем.
— Я надеюсь, что вы будете со мной вечно, ma petite. Я бы не стал делать такое предложение, если бы думал, что вы мне наскучите.
— Я думаю, что это вы мне наскучите.
Его глаза чуть расширились. Кажется, он был действительно удивлен.
— Вы пытаетесь меня задеть?
Я пожала плечами:
— Да, но тем не менее это правда. Меня к вам тянет, но я вас не люблю. У нас нет стимулирующих разговоров. Я не думаю целый день: надо рассказать этот анекдот Жан-Клоду, надо обсудить с ним, что сегодня было на работе. Как только вы мне даете возможность, я вас забываю. Единственное, что у нас общего, — это насилие и мертвецы. Я не думаю, что на такой основе можно строить отношения.
— Вы сегодня философичны.
Его полночно-синие глаза были в паре дюймов от моих. Ресницы как черное кружево.
— Просто пытаюсь быть честной.
— Я не ожидал бы от вас меньшего, — сказал он. — Я знаю, как вам противна ложь. — Он бросил взгляд на Ричарда. — И как противны монстры.
— Почему вы злитесь на Ричарда? — спросила я.
— Я злюсь?
— Вы отлично знаете, что да.
— Может быть, я понял, Анита, что единственного, чего вы хотите, я вам не в силах дать.
— И чего же я хочу?
— Чтобы я был человеком, — тихо ответил он.
Я покачала головой:
— Если вы думаете, что ваш единственный недостаток — это что вы вампир, вы ошибаетесь.
— В самом деле?
— Да. Вы — эгоистичный и наглый хулиган.
— Хулиган?
Он был удивлен неподдельно.
— Вы хотите меня — и потому не можете поверить, что я вас не хочу. Ваши потребности, ваши желания важнее любых чужих.
— Вы мой слуга-человек, ma petite. Это очень осложняет наши жизни.
— Я не ваш слуга.
— Я отметил вас, Анита Блейк. Вы мой слуга.
— Нет, — ответила я.
Это было очень решительное «нет», но живот у меня свело судорогой при мысли, что он прав я никогда от него не освобожусь.
Он глядел на меня, и глаза его были такими, как обычно, — темными, синими, прекрасными.
— Не будь вы моим слугой, я не мог бы так легко победить змеиного бога.
— Вы изнасиловали мое сознание, Жан-Клод. И мне все равно, что было этому причиной.
Но его лицу пробежала гримаса отвращения.
— Если вы применяете слово «изнасилование», то вы знаете, что в этом виде преступлений я неповинен. Николаос навязала вам себя. Она ворвалась в ваше сознание, ma petite. И если бы вы не несли в себе две мои метки, она бы вас уничтожила.
Злость кипела во мне, поднимаясь из глубины, разливаясь по спине и рукам. Меня дико подмывало дать ему по морде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});