А кроме того, рукопашная схватка, как оказалось, распаляет кровь не только для ратных дел. Это при условии, что разница их телесной мощи превращала борьбу в некую возню кошки с мышью. Правда мышь никогда не использовала все свои возможности, отказываясь от тех приёмов, что могли сделать её вдовой. Или… тоже почти вдовой при живом, но уже не муже.
Скрутив жену, Славгур чуток приподнялся и заехал ногой по двери. Та с грохотом захлопнулась, и Ринда облегчённо прикрыла свою: пускай плотней увлекутся своими играми, и тогда она спокойно улетучится из-под надзора.
Уже третий день кукует в гостях у наместника, а тот пока не соизволил исполнить её просьбу и переговорить с глазу на глаз. Даже не показался ни разу. Странные у него, однако, взгляды на гостеприимство. Да на уважение к её княжьей крови. Ой, что-то крутит старик – досадливо морщилась Ринда, сбегая вниз по крутой лестнице. Оглядываться да прислушиваться не приходилось: в гостевом тереме, где поселили наследницу Риннона-Синие горы, среди бела дня ни одной собаки. Если тут и есть какая-никакая челядь, по всей видимости, их сунули куда подальше от глаз синегорской змеищи. Будто она какая-то заразная. Впрочем, это ей только на руку.
Только добралась до двери, что вела на крыльцо, как тяжёлая дубовая тварина едва не разнесла ей голову. Отпрыгнув в сторону, Ринда открыла, было, рот, дабы обласкать входящего, как тут же его и захлопнула. Входящий был не челядинцем, а воином – таких лучше понапрасну не ярить. Особо чужака – риносцу злоязычность его княжны не в новость и не в обиду. Иные вон даже хвастают, какая оса у них будущая княгиня. Истинная кровь истинных воинов.
Злить такого облома себе дороже – оценила Ринда стать и рост вторгнувшегося в её терем богатыря. Тот сделал шаг от двери и замер, медленно повернув к ней лицо. Ещё и красавчик – мысленно усмехнулась она, состроив вопросительную и не терпящую возражений рожу. Дескать, изволь немедля объяснить, какого рожна припёрся, и тотчас убирайся.
Половина верхней губы богатыря вздёрнулась, обнажив полоску зубов: великолепный образчик безбрежного презрения. Эка он учудил – озадаченно нахмурилась Ринда и предположила единственно логичное: женишок припожаловал. Лишь у него хватит наглости так щериться.
– Ну? – с ледяным спокойствием переспросила она. – К чему эти зверские ужимки? Уж не обескуражить ли меня вознамерился?
Он промолчал, нарочито медленно ощупав её взглядом с головы до ног. Да с таким пренебрежением, с каким и корыто для свиньи не покупают.
– Неплохо, – вновь не повелась на подначку она, лишь добавив толику оценивающей издёвки. – Осталось столь же презрительно сообщить, что тебя сюда принесло. А затем без поклонов покинуть терем.
Нарочито медленно произнося каждое слово, она продолжала изучать его лицо. Ничего не попишешь: красавец, как из сказки. Длинные тёмно-русые волосы, короткая бородка. Пронзительно синие глаза под ещё более тёмными бровями с грозным изломом у переносицы. Прямой породистый нос. Бабья смерть – если бы не эти его ужимки, что прямо в голос кричат: ни одна юбочница в целом свете не стоит его внимания. Ну, как тут не ответить взаимностью? Не такими же ужимками, понятное дело – ядрёной насмешкой над его потугами. Тоже выискался герой писаный!
Нет, она на такие подначки не поведётся – не дура. Настоятельница верно её учила: ничего так не охлаждает чужие порывы, как твоё непробиваемое спокойствие. Не уподобляйся, будь выше. Иначе всё твоё презрение к дуракам выеденного яйца не стоит. Невозмутимость – вот твоя вернейшая подпорка и надёжнейшее оружие. Таким трудновато действовать – особо при её-то кипучей натуре. Ну, так недаром она училась столько лет держать себя в узде: пора предъявить плоды утомительной науки.
– Подарок принёс, – глухо процедил гость, зло сверкнув синевой из-под набрякших бровей. – Невесте.
– Чьей? – с деланым небрежением уточнила Ринда.
– Своей, – выдохнул он ледяным северным ветром.
– Ну, так неси, – пожав плечами, разрешила Ринда и двинулась к распахнутой двери: – Не стану мешать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Его лапища вонзилась в толстую боковую притолоку стенобитным тараном. Прямо перед самым её носом. Мысленно Ринда подпрыгнула от неожиданности до потолка. А на деле даже не ворохнулась, натасканная Аки на всякие подобные подлые приёмы. Полезная наука – особенно, когда сердце обрывается и улетает в пятки. Позволяет лицу оставаться невозмутимым. А если уж на нём что и дёрнется в испуге, так лучше недовольно сморщиться, лишь бы не показать своей мгновенной слабости.
– Тебе подарок, – ударил в её висок тот же злой ветер.
– Не нуждаюсь, – досадливо отмахнулась она.
И только пригнула голову, дабы проскользнуть под его рукой, как локоть заломило от боли. Он протащил её через всю прихожую горницу, будто страж пойманного воришку. И швырнул на покрытую ковром лавку у стены, предупреждающе рыкнув:
– Сиди!
– Сейчас заору, – предупредила Ринда, даже не подняв глаза на топорного хама, что навис над ней снежным оползнем.
Предупредила с таким оскорбительным равнодушием, что сама себя похвалила за выдержку. Ибо на самом деле просто нестерпимо хотелось открыть рот и не закрывать, пока не закончатся все поносные слова, что придут на ум.
– Хоть заорись, – насмешливо хмыкнул он.
И в этой насмешке проклюнулось нечто неосязаемое человечное. Еле ощутимый, но уже пробудившийся интерес. Решил оглушить ураганом презрения – поняла Ринда – смять враз и навсегда. Запугать. Наткнулся на неожидаемый отпор, и ураган потерял часть силы. Нужно дожимать – внутренне собралась она со всем отпущенным ей Создателем терпением.
Ни единого шагу навстречу даже самой крохотной искре его интереса – гасить беспощадно. Чужой интерес к тебе преподлейшая штука: так и толкает порисоваться, дабы усилить впечатление. Гордыня – чтоб её!
Никак нельзя поддаваться, выпячивая, какая она – княжна Риннона-Синие горы – умная, сильная и вся такая необычная. Это слабость. А перед ней враг. Враг неумолимый и беспощадный. Чего греха таить, в глубине души она ещё надеялась, что Кеннера и впрямь больше оболгали, нежели разрисовали правдивыми красками. Что она сможет сварить с ним кашу. Не тут-то было! Этот равенства меж ними не допустит. Ему подруга не нужна – только покорная собачонка. А какая из неё собачонка? Так глубоко и достоверно ей сроду не притвориться.
Значит, война – дело решённое. И никаких поблажек с милосердием. Пусть знает, что она ему злейший из врагов. Тем злей будет сам. И тем больше ошибок Кеннер наделает, когда она сбежит. А, чем больше ошибок, тем верней, тем проще будет поместникам Риннона отказаться от этакого безголового князя. И Састи будет спасена.
– Клади свой подарок на лавку и можешь быть свободен, – с чуть досадливым безразличием поморщилась Ринда. – Кто-нибудь потом приберёт. А мне не до тебя.
Она попыталась встать – могучая жёсткая лапа надавила на плечо, не отпуская.
– Что ещё? – раздражённо сморщилась она, так и не подняв на него глаз.
– А ты не перегибаешь? – нависнув над ней, с куда большим интересом осведомился Кеннер из Кенна-Дикого леса.
Даже в стену рукой упёрся, дабы она чувствовала над собой его всесокрушающую мощь. Оно бы сработало, кабы в скиту у Ринды не было столь просвещённых на этот случай наставниц. Уж те-то пространно и скрупулёзно описали все излюбленные мужиками способы давить на женщин. Грех не воспользоваться такой наукой – сдержанно зевнула она в ладошку. Откинулась плечами на стену, сложила руки на коленях и теперь уже просто равнодушно разрешила:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Хорошо. Можешь поизгаляться, покуда самому не прискучит. Не пропадать же твоим заготовкам. Я подожду. Постарайся не затягивать. У меня куча дел.
– Теперь понятно, почему тебя кличут синегорской змеищей, – задумчиво оценил Кеннер.
– Не поэтому, – холодно возразила Ринда.
– И почему?
– А тебя что, не уведомили? – искренно удивилась она и даже решила показать ему своё удивление.
– О чём?