Читать интересную книгу Энн в Грингейбле - Люси Монтгомери

— Носик как носик, вполне сносный, — согласилась Марилла, хотя в глубине души считала, что у Энн в самом деле необыкновенно хорошенький носик, но вовсе не собиралась ей об этом говорить.

С тех пор минуло три недели, и все как будто шло прекрасно. И вот в солнечный сентябрьский денек Энн и Диана вприпрыжку бежали по Березовой аллее, и настроение у них было просто замечательное.

— Сегодня, наверное, придет Джильберт Блайт, — сказала Диана. — Он все лето жил у родственников в Нью-Брансуике и вернулся домой только в субботу. Он ужасно интересный парень, Энн. И страшно любит дразнить девочек. Просто житья от него никакого нет.

Однако в голосе Дианы не слышалось особого негодования по этому поводу.

— Джильберт Блайт? — переспросила Энн. — Так это его имя написано на стене: «Джильберт + Джулия = любовь»?

— Да, — пренебрежительно кивнула Диана, — но, по-моему, она ему не так уж и нравится. Он как-то заявил, что изучает по ее веснушкам таблицу умножения.

— Только не говори мне о веснушках! — взмолилась Энн. — Это все равно что в доме повешенного говорить о веревке. Я считаю, что писать на стене такие вещи про мальчиков и девочек — ужасная глупость. Пусть только кто-нибудь посмеет написать так про меня! Хотя, — поспешно добавила Энн, — никто про меня такого, конечно, не напишет…

И она вздохнула. Ей вовсе не хотелось, чтобы про нее писали, будто у нее с каким-то мальчиком любовь. Но сознавать, что такая опасность ей не грозит, тоже было как-то обидно.

— Почему это не напишет? — великодушно возразила Диана, смоляные кудри и черные глаза которой поразили не одно мальчишеское сердце, а имя ее появлялось на стене чуть ли не в полдюжине различных сочетаний. — Это же просто шутка. И с чего ты взяла, что про тебя никогда такого не напишут? Чарли Слоун в тебя уже втюрился. Он сказал своей маме — маме! — что ты самая умная девочка в школе. А это поважнее, чем быть просто хорошенькой.

— Нет, не важнее, — возразила Энн как истинная женщина. — Я бы предпочла быть хорошенькой. А Чарли Слоуна я терпеть не могу. Не выношу лупоглазых мальчишек. Если бы про нас с ним написали «любовь», я бы умерла со стыда. Но быть первой ученицей в классе, конечно, приятно.

— Теперь в твоем классе будет учиться Джильберт, а он всегда был первым. Он тоже отстал от других. Четыре года назад его отец заболел и поехал лечиться в Альберту, и Джил поехал вместе с ним. Они там пробыли три года, и Джил почти совсем не ходил в школу. Но с ним тебе будет не так-то легко соперничать.

— Вот и прекрасно, — поспешно отозвалась Энн. — Невелика честь быть первой ученицей среди девяти-десятилеток.

Когда мистер Филлипс отправился на заднюю скамейку помогать Присси Эндрюс готовить задание по латыни, Диана шепнула Энн:

— Вот он, Джильберт Блайт, — с другой стороны от прохода. Правда, красивый мальчишка?

Энн поглядела направо и смогла хорошенько рассмотреть Джильберта. Он как раз сосредоточенно прикалывал кнопкой косичку Руби Джиллис, которая сидела перед ним, к спинке ее скамейки. Джильберт был высокий мальчик, с вьющимися волосами, глазами плута и явной склонностью к самым разным проделкам. Когда Руби попыталась встать, чтобы отдать учителю тетрадку с задачей, ей вдруг показалось, что косичку у нее вырвали с корнем. Она взвизгнула на весь класс и рухнула на скамейку. Все взоры устремились к ней, а мистер Филлипс так свирепо нахмурился, что Руби расплакалась. Джильберт тем временем проворно вытащил кнопку и сосредоточенно уставился в учебник истории. Когда волнение в классе улеглось, он глянул на Энн и весело ей подмигнул.

— Пожалуй, и правда красивый парень, — сказала Энн Диане, — но слишком развязно ведет себя. Придумал тоже — подмигивать девочке, с которой даже не знаком!

Однако главные события были впереди.

После перемены мистер Филлипс опять отошел к задней парте объяснять Присси Эндрюс задачу по алгебре, предоставив остальным ученикам делать все что заблагорассудится. Одни ели яблоки, другие перешептывались, третьи рисовали картинки на своих грифельных досках, четвертые гоняли по проходу упряжки из сверчков. А Джильберт Блайт пытался обратить на себя внимание новенькой, Энн Ширли, но у него ничего не получалось: Энн забыла и о нем, и обо всех остальных учениках, забыла даже о том, что сидит в школе. Подперев подбородок ладошкой, она устремила взор на голубой просвет Лучезарного озера, который ей был виден из окна, и Унеслась мыслями в страну волшебных грез.

Джильберт Блайт не привык, чтобы девочки игнорировали его. Нет, он все-таки заставит эту задавалу с острым подбородком и глазами, каких нет ни у одной другой девочки в Эвонли, посмотреть в его сторону.

Джильберт протянул через проход руку, дернул Энн за рыжую косичку и проговорил громким шепотом, который услышал весь класс:

— Морковкин хвостик!

Тут уж Энн обратила на него внимание! Да так, как ему и в дурном сне не приснилось бы!

Грубо вырванная из страны грез, она вскочила на ноги, глаза ее негодующе засверкали, а еще через минуту наполнились гневными слезами.

— Мерзкий, злобный мальчишка! — крикнула она. — Как ты смеешь обзываться?!

И, схватив грифельную доску, она с такой силой стукнула ею Джильберта по голове, что та треснула пополам — доска, конечно.

Класс замер от восторга — кто не любит скандала? Диана ахнула. У Руби Джиллис, которая плакала по любому поводу, по щекам потекли слезы. Томми Слоун разинул рот от изумления и даже не заметил, как его упряжка сверчков скрылась под шкафом.

Мистер Филлипс быстрым шагом прошел по проходу и тяжело положил руку на плечико Энн.

— Что это за выходки, Энн Ширли? — грозно спросил он.

Энн молчала. Не станет же она повторять перед всем классом, что ее косичку назвали морковкиным хвостиком. Но за нее вступился Джильберт:

— Я сам виноват, мистер Филлипс. Я ее дразнил. Мистер Филлипс, однако, не обратил на его слова никакого внимания.

— Я не предполагал, что у меня в классе возможны такие безобразные сцены, — торжественно проговорил он, словно сам факт пребывания здесь должен был очистить души маленьких грешников от всех недостойных страстей. — Поди встань у доски, Энн. Будешь так стоять до конца уроков.

Побелевшая как полотно Энн подошла к доске. Мистер Филлипс взял мел и написал у нее над головой: «Энн Ширли недопустимо вспыльчива. Энн Ширли надо учиться держать себя в руках».

Он произнес эти слова вслух, чтобы они дошли до сознания даже малышей из первого класса, которые еще не научились читать.

Так Энн и простояла у доски до конца уроков. Она не плакала и смотрела прямо перед собой. В ней все еще кипел гнев — наверное, именно он и давал ей силы вынести это унижение. Одинаково негодующим взором она глядела и на Диану, которая была полна сочувствия, и на Чарли Слоуна, возмущенно кивавшего в сторону Джильберта, и на Джози Пайн, на лице которой играла злорадная усмешка. А Джильберта Блайта она просто не видела. Она поклялась себе, что больше никогда в жизни на него не посмотрит и не будет с ним разговаривать до самой могилы.

Когда кончились уроки, Энн вышла из класса с гордо поднятой головой. Джильберт попытался перехватить ее в дверях.

— Энн, извини, что я тебя дразнил, — покаянно прошептал он. — Мне очень жаль, честное слово. Не сердись на меня, ладно?

Энн прошла мимо, даже не удостоив его взглядом.

— Почему ты не захотела его простить, Энн? — полуукоризненно-полувосхищенно спросила Диана. Сама она ни за что бы не устояла перед просьбой Джильберта.

— Я никогда не прощу Джильберта Блайта, — твердо заявила Энн. — Мое сердце заковано в латы.

Диана весьма смутно представляла себе, что произошло с сердцем Энн, но поняла — это что-то ужасное.

— Зря ты на него так рассердилась, — осторожно заметила она. — Он всех девочек дразнит. Про меня он говорит, что я похожа на ворону. И еще ни разу ни перед кем не извинялся.

— Одно дело сказать, что ты черная как ворона, а другое — сказать про твою косичку, что это морковкин хвостик, — с достоинством произнесла Энн. — Джильберт Блайт нанес мне несмываемое оскорбление.

Может быть, оскорбление все-таки постепенно и смылось бы, если бы на этом все кончилось. Но, как говорится, беда не приходит одна.

Во время большой перемены школьники любили собирать жевательную смолу в ближнем лесочке, откуда им был виден дом Эбена Уайта. Мистер Филлипс снимал у него комнату и в перерыв ходил туда обедать. Когда дети видели, что учитель вышел из дому, они бежали к школе, но так как расстояние от лесочка до школы было раза в три больше, чем от дома мистера Уайта, они часто прибегали запыхавшись, минуты на три позже учителя.

И вот на следующий день, после того как Энн наказали за вспыльчивость, мистер Филлипс в очередном порыве реформаторского вдохновения заявил, уходя обедать, что к его возвращению все ученики должны быть на своих местах. Опоздавших он строго накажет.