в каком-то смысле обладает самым смертоносным оружием, — заключила меридинка.
— То-то! — гордо заявил, прервав свое молчание, аури и, демонстративно откусывая кусок мяса, выстрелил. — Так что Ярик, не пошел бы…
— Копье Перунье, — резко послышался голос одного из ратников, что еще недавно играл в карты со своим сослуживцем. — Зверь! Паскуда! Прихвостень Чернобога!
— Кажется, тебе всё же удалось перепугать местных, — слова Балдура прозвучали с ноткой удовольствия.
— Гуль! Выпердень! Ерпыль нечистый! Гляди! Говорит же! Совсем оборзели твари, в сёла и кабаки лезут как к себе в норы.
— Думаю, это он снова про тебя.
Второй резко вскочил со своего места с такой скоростью, что оказался на ногах, прежде чем чарка с медовухой разбилась о пол. Он сразу выхватил булаву, и крепко сжимая, выставил её перед собой. В его глазах открыто читался страх, а губы едва заметно дергались.
— Уб... По… Хе… Сука! — единственное, что сорвалось с его уст. — Что это? Что эта тварь могет?
— Да чихать я хотел. Ни древолюд, ни чертяга, даже не хромоножка, а говорит. Значит тварина лесная, Личья, бей пока можешь, и не дай ему заговорить себя! — второй оказался не таким шустрым, однако в руках у него была пика, с наточенным и блестящим лезвием.
— Я не аука, — спокойно возразил Сырник. — Не стоит меня бить. Я Аури.
— Какая крыса? Не знаем таких, давай южанин, сначала саданем, потом спрашивать будем.
Его побратим поддерживающе кивнул.
Балдур понимал, что два ратника, даже если очень сильно захотят, вряд ли справятся с Сырником, поэтому откинулся на лавке, и закинув руки за голову, молча наблюдал. Сырник поджал уши, и оскалив маленькие и тоненькие зубки зашипел.
— Ну видать, Мира, у нас появился шанс поглазеть на самое грозное оружие Сырника, и как оно сработает против двух ратников.
— Балдур! — вдруг внезапно обратился к нему зверек. — Я тебя как человека прошу, по божьи, не надо сейчас обиженных из себя строить. Смотри, тот, что справа сейчас действительно саданет же, прям в меня метит, я вижу. Эта история быльём поросла уже, — он повернулся к Мире. — Ну вот зачем ты ему напомнила?
— Срисовывать меня еще будешь? — спокойным голосом поинтересовался стервятник.
— Буду, врать не стану, — не стал врать Сырник.
— Удачи, — мужчина улыбнулся и отпил из чарки. — Действительно, неплохо кабачник варит.
— Дэйна? Мира? Ярик? Ну вы то разумнее будете Балдура, угомоните этих двоих, пока на меня псов царских не спустили, а то сейчас холопы с вилами да факелами сбегутся, жечь «Клятого сына Чернобога». Прибегут же, как пить дать прибегут. Для них что Аури, что титька родной мамаши, такая же загадка.
Ситуация накаливалась всё больше с каждой секундой. Страх перед неизвестным разумным созданием пробуждал в ратниках инстинкт «бей или беги», но они всё больше склонялись к первому. Сырник, поняв, что шипение и зубы бесполезны против них, схватил пустую тарелку и выставил перед собой.
В какой-то момент его шерсть начала блестеть и переливаться всеми цветами радуги, и могло показаться что он меняется в размерах. Однако дальше свечения и небольшой вибрации не дошло.
— Ладно, хватит, — раздался голос полувеликанши. — Служивые, возвращайтесь к своему столу, никакое это не отродье Чернобога. Наглое может быть, да сквернословит часто, но в целом он безобидный. Я вам обещаю, что проблем он не доставит.
— А ну заткнись то, Дубо-баба, а то и супротив тебя силу применим. Вот как разберемся с паскудой Чернобожьей, так потом и вас к сановнику отведем. Пускай разбирается, на кой вы зверье чёрное таскаете в дома людей добрых.
Существовало не так много способов вывести из себя терпеливую полувеликаншу, однако были и выражения, простить которых не могла даже она. Балдур заметил, как лицо воительницы переменилось, однако её руки всё еще держали напиток.
— Я бы не советовала, с ней так разговаривать, — заговорила Мира и показала документ. — У нас есть грамота, что позволяет спокойно проходить через эти земли, и Сырник не представляет никакой угрозы. Однако тот факт, что царская рать не знает о существовании Аури, для меня не загадка. Вы и меридинцев порой считаете за…
— И ты заткнись, Рыбо-баба! Все заткнулись, мы здесь представляем закон… так что… так что, эт самое… заткнулись все!
Нелепая шутка начала перерастать в открытый конфликт. Конфликт с царской армией, который нужен был собравшемуся отряду, меньше всего. Последнее, что им хотелось, это устроить потасовку накануне праздников и разгневать богов. Судебная система Бролиска, отличалась от той, что действовала в Велпосе, и крайне негативно относилась к его жителям.
— Так! А ну эт самое, ежели он такой безвредный, так пускай ляжет ровно, мы его в мешок, потом в клетку, а там пущай разбираются. Все поняли?
Вдруг Балдур медленно взял тарелку, что держал в руках Сырник, и они встретились взглядами. Некоторое время, они молча смотрели друг на друга, а затем Сырник бросил неприличный жест ратникам, и оказался на плече у человека. Оба ахнули от удивления, проследовав взглядом за аури. В итоге их оружие было направленно на человека, который медленно достал свой револьвер, и щелкнув предохранителем, положил его на стол.
Это было стандартное оружие, которым владели более опытные сборщики. К длинному и широкому стволу был прикреплен боевой нож, с обмотанной вокруг рукояти кожей животного. По всей длине чёрного ствола можно было заметить несколько мастерски выполненных рун. Из барабана виднелось едва заметное свечение, что говорило о его содержимом. Рука человека плотно и удобно сжимала дубовую рукоять, в небольших щелях которой можно было заметить кристаллическую пыль.
Огнестрельное оружие сборщика было больше напоказ. Внешний вид и содержимое представляли собой опыт и пережитые вылазки владельца, так как использовали его по назначению крайне редко. Патроны, что выплевывал из своей пасти этот зверь, носили в себе духовную сердцевину, поэтому стоили достаточно дорого, даже на черном рынке. С другой стороны, в лесах и равнинах обитало достаточно созданий, ранить которых можно было выстрелом лишь с дальней дистанции, что в свою очередь требовало достаточной меткости.
Балдур всегда придерживался минимализма. Брать с собой лишь самое важное, а трата заработанных кровью денег на украшения, он считал божедурством и глупостью. Как бы то ни было, человеческая гордыня взяла над ним верх, будучи уставшим от постоянных вопросов, он решил иметь при