Теоретически обосновывая модель английской парламентарной монархии, Милль внес существенный вклад в интерпретацию механизма разделения властей, в частности отношений законодательной власти и бюрократии. Смысл представительного правления определяется ролью парламента, состоящей (вопреки критикам) не в управлении (которое, разумеется, не может быть эффективным в руках большого собрания депутатов), а в выполнении функции социального контроля над его осуществлением. Он обосновал, фактически, ту модель организации административной службы, которая получила затем у М. Вебера наименование «рациональной бюрократии». Ее принципиальным отличием от чиновничества абсолютистских государств является полное подчинение законодательной власти парламента и, как следствие, неучастие в политике. При такой интерпретации бюрократия оказывается теоретически не более как техническим инструментом реализации воли избирателей, делегирующих ей функции исполнительной власти.
Рассматривая либеральную демократию как политический идеал, Милль, однако, не абсолютизировал представительное правление. Он указывал, что социальный прогресс в предшествующие эпохи и в иных социальных условиях может быть осуществлен авторитарными политическими системами. В этой связи он выделял позитивную роль абсолютизма в процессе образования национальных государств или осуществления ускоренной модернизации (например, в ходе реформ Петра Великого или отмены крепостного права в России). Однако в более длительной исторической перспективе деспотизм ведет к стагнации общества, в то время как либеральная демократия создает условия для его динамики.
Тот факт, что именно английская (а не французская) модель парламентской монархии и ее теоретическое обоснование философами и юристами стали популярны в странах Восточной Европы и России, объясняется следующими причинами – большей гибкостью (англосаксонское прецедентное право); эволюционизмом (в противоположность рационализму французской модели); сохранением легитимной монархии (в противоположность республиканизму и бонапартизму). Даже британский парламентаризм (особенно его двухпалатный характер) казался привлекательным в более традиционных режимах, поскольку создавал представление о синтезе демократического и аристократического принципов.
По сравнению с классическим либерализмом Западной Европы, либерализм Восточной Европы представлял существенную специфику, на которой следует остановиться специально в виду ее частого игнорирования. В либерализме и конституционализме стран Восточной Европы необходимо подчеркнуть общие черты, характерные для данного течения в принципе, прежде всего его идеалы гражданского общества и правового государства, вообще стремление к политической борьбе в рамках права. В то же время необходимо отметить тот факт, что восточноевропейский либерализм в сравнении с западным имеет существенные различия. Они имеют не случайный, но глубокий сущностный характер и коренятся в самой природе политической системы государств Восточной Европы, социальной базе и потому – в политической стратегии. Данная модель отличается от классической по крайней мере в трех отношениях: во-первых, к началу преобразований здесь отсутствуют необходимые элементы гражданского общества; во-вторых, средний класс, даже если он существует, недостаточно силен для того, чтобы стать социальной базой демократических преобразований; в- третьих, эти преобразования оказывается необходимым провести в кратчайший (по сравнению с западными странами) исторический промежуток времени. В результате здесь необходима совершенно другая стратегия развития вообще, другая комбинация политических сил и тактика реформ в частности. Основным носителем преобразовательной программы выступает не буржуазия, как на Западе, а скорее само государство, инструментом ее реализации в значительной мере становится бюрократия, а методы проведения неизбежно приобретают принудительный характер.
Германский либерализм домартовского периода, представленный Робертом Молем (87), Карлом Роттеком (88) и Фридрихом Дальманном (89), отстаивал концепцию правового государства с дуалистической конституционной монархией как формой правления. Раскрытие отношений общества и государства с либеральных позиций представлено в германской политической мысли трудами Карла Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835) – видного конституционалиста и деятеля либеральных реформ начала XIX в., основателя Берлинского университета. Осмысление философии эпохи Просвещения, а также начала Французской революции нашли выражение в идеале создания конституции и свободных учреждений для единой Германии. Поэтому в его взглядах наиболее полно представлен специфически германский синтез либерализма, национализма и умеренного конституционализма. Господствовавшей в Германии эпохи Просвещенного абсолютизма философско-правовой концепции полицейского государства Гумбольдт одним из первых противопоставил либеральную концепцию правового государства – обеспечения личных прав граждан. Данный принцип составляет доминирующую идею его основного произведения – «Опыт установления пределов государственной деятельности». Судьба этого произведения отражает особенности развития германского либерализма: написанный в 1792 г. под непосредственным влиянием эйфории первых лет Французской революции (и не опубликованный тогда по цензурным соображениям), данный труд не публиковался позднее по решению самого автора под впечатлением казни Людовика XVI, переосмысления событий революции и наполеоновских войн в Германии. Книга вышла лишь спустя 15 лет после смерти автора в 1851 г., а в русском переводе – в 1908 г. (90).
Проблема, поставленная Гумбольдтом, оказывается крайне актуальной и для современности: до какой степени должно простираться государственное вмешательство в социальное и экономическое регулирование и, в соответствии с этим, как должен решаться вопрос о соотношении целей и средств государственной политики. Эта проблема решается в традициях классического западного либерализма: автор отрицает тотальный контроль государства над обществом, свойственный эпохе абсолютизма и отстаивает принцип минимальности бюрократического контроля. Вопреки господствующей германской государственно-правовой традиции, Гумбольдт не считает целесообразным беспредельное государственное вмешательство в социальные отношения, простиравшееся традиционно не только на сферу правового регулирования, но и включавшее патерналистскую опеку над религиозными верованиями, нравственностью и даже образом мыслей граждан. Фактически выступает против того, что в настоящее время именуется социальным государством, экономическим регулированием и идеологическим контролем. Основные аргументы против такого типа государства также выглядят весьма современно: государственная регламентация уничтожает разнообразие социальных интересов и позиций, являющееся подлинным источником общественной динамики. Унификация общества путем поглощения различных интересов, его жесткое подразделение на подданных и правительство становятся результатом преобладания единой государственной цели. Следствием этого неизбежно является юридическая формализация отношений, экономическая неэффективность и неконтролируемый рост аппарата управления, становящегося единственным движущим механизмом. Гумбольдт одним из первых раскрыл негативные последствия бюрократизации социальных отношений: отчуждение экономической власти и управления от общества, рост коррупции, механистический характер государственного регулирования, наконец, подмена целей средствами и потеря государственной властью чувства реальности.
В основе позитивной концепции Гумбольдта лежит своеобразная интерпретация общественного договора: не принимая полярных теорий непосредственной демократии Руссо и представительства Монтескье, Гумбольдт предлагает третье компромиссное решение проблемы демократии. Самодеятельность общества должна быть достигнута путем заключения гражданами отдельных договоров и создания свободных союзов, аккумулирующих различные социальные элементы и интересы, не связанные непосредственно с государственной властью. Гумбольдт ставит под сомнение целесообразность единого общественного договора и представительства в силу возможности их формализации, бюрократизации и легкости манипулирования ими со стороны государства. Инфраструктура гражданского общества должна быть более развитой для обеспечения прав малых групп и частных лиц. Таким образом достигается разделение сфер гражданского и публичного права, появляется возможность более динамичного социального контроля над властью как раз по тем конкретным вопросам, которые становятся актуальными в данный момент. По мере расширения сферы деятельности гражданско-правовых союзов, сфера публично-правового регулирования должна объективно сократиться до определенного необходимого минимума.