— Я вот тоже Уголька сама меняла, — хмыкнула Грельда, непринужденно присаживаясь на бревно рядом с Танис и деля на двоих невесть откуда взявшийся пирожок.
Я проводила его невольным завистливым взглядом: наверняка, сладкий! Принюхался — так и есть. С малиной.
Просить не стал, сурово скомандовал:
— Собираем лагерь, на ходу расскажешь!
— Да нещево, — Танис осеклась, прожевала и повторила, — да нечего там рассказывать. Всё как у всех было. Просто когда меня спросили, по какому обряду хочу коня менять, по простому или сложному, я выбрала сложный.
...ритуалы изменения для коней учеников орден проводит массово в конце первого года обучения. Вернее, орден предоставлял мастеров, инструменты и материалы — а вот магическую силу, необходимую для изменения, её отдавал будущий цербер. И для него требовалась привязанность между конем и хозяином.
Когда меня забрали в церберы, еще неизвестно от чего отец больше бесился: от того, что орден наложил лапу на старшего сына и наследника, или от того, что со мной вместе он загреб и Гранита.
Тильзирский жеребчик стоил состояние, второго такого не было во всем графстве, но отец, делая роскошный подарок вновь обретенному сыну, рассчитывал, что производитель таких кровей здорово улучшит местную породу, и тем окупится — а на деле, приплод от Гранита достался ордену Цербера.
Но при этом и речи не шло, чтобы выдать мне вместо него коня попроще из графских конюшен: виконту Бирнийскому пристало иметь только самое лучшее, и это должны видеть все. Я усмехнулся, вспомнив.
Когда первый год обучения подошел к концу, меня тоже спросили, по какому обряду я хочу менять коня, я только отмахнулся от этого вопроса: при сложном обряде есть немалый риск, что конь погибнет. А даже если не погибнет — наставники честно предупреждали, что из десяти проведенных сложных обрядов изменения успехом завершается едва ли три. И пусть гибнет только один из десяти коней, еще шесть становятся непригодными для изменения. Орден, конечно, выделит другого — но и долг за него повесит на ученика. Новый же обряд изменения разрешено будет провести лишь в конце третьего года обучения. Я не хотел потерять Гранита, кто-то другой не желал два года рисковать жизнью, сражаясь с чудовищами верхом на обычном коне...
Сложный ритуал вообще мало кто выбирал, на моей памяти — никто. Он, даже успешный, давал непредсказуемый результат, и никогда нельзя было угадать, что ты вытащишь, золото или пустышку.
А Танис Болотная, выходит, рискнула.
У меня на языке зудел вопрос, но задай его я, со змеи болотной сталось бы упереться: уж больно злопамятная. К счастью, Ринко хотел знать тоже самое:
— А не жалко было коня-то?
— Не-а, — легко отозвалась Танис. — Я знала, что у меня получится.
Очень хотелось закрыть лицо ладонью, но я как раз навьючивал мешок на буланую кобылу.
Взгляд, который Грельда бросила на мою напарницу, я поймал случайно. Он был понимающим и сочувствующим.
— Тяжко было? — быстро спросила Гроза, опережая Ринко, который уже раскрыл пасть сказать какую-то гадость.
Тот бросил взгляд на свое Око — и захлопнул рот.
А Танис, затаптывая кострище, пожала плечом:
— Не-а. Я толком ничего не помню. Я в себя почти не приходила.
— Долго? — не утерпела любопытная Гроза.
— Неделю.
И рассмеялась, глядя на наши ошарашенные лица:
— Ну чего вы уставились? По малому обряду у лошадей меняются сухожилия, кости и мышцы. Что-то в голове, отчего они перестают бояться нечисти. А у Коряжки… думаете, мало надо изменить, чтобы конь змею мог жрать?
— Да просто не ожидала, что так долго.
— А никто не ожидал, — легко согласилась Танис, — Запрос-то к обряду был стандартный для будущего Ока, на защиту. А вот проклятья моего наставники не учли. Сложные обряды редко проводятся, вот и не знал никто, что в сочетании с проклятьем, обряд будет менять коня для защиты в первую очередь от него… Первые пару дней никто не волновался: после сложного обряда конь из цербера долго силу тянет. Устроили у Коряжки в стойле и проверяли время от времени, не померла ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Такая, пожалуй, помрет! Сперва всех вокруг себя угробит...
Танис моих мыслей, ясное дело, не слышала, а потом продолжала:
— Потом встревожились, хотели обряд насильно прервать — да поняли, что тогда и церберу не жить, и махнули рукой. Оставили как есть, в назидание другим, кто захочет сложный обряд выбрать — чтобы знали, как оно может обойтись. Я так там неделю и провалялась в конюшне: очнусь, поем, и снова в беспамятство проваливаюсь. Коряжку в кокон завернуло, будто гусеницу, только сколько орденские маги отщипнуть от этого кокона не пытались — не смогли. К исходу недели всем уже было интересно, что ж оттуда вылезет. Ждали, говорят, чуть ли не костяного дракона…
Я, проверяя сбрую не Граните и своей вьючной, не утерпел, и щелкнул ее по носу:
— Врешь! Костяной дракон за неделю не вылупится, ему два года без малого надо развиваться!
Пойманная на вранье (на привирании!) рассказчица ничуть не смутилась, усмехнулась только, качнув косами:
— Так я и сказала — “чуть ли”! Словом, к исходу недели связь перестала тянуть из меня силу. И когда кокон распался, наставники даже разочарованы были: оказалось, что конь внешне не изменился. Ни рогов, ни крыльев — только тощий, что твоя сдыхоть.
Сама Танис, надо думать, выглядела не лучше. Неделю своей силой обряд кормить!
— Вот же отчаянная баба, — беззлобно проворчал Гемос, по очереди проверяя подковы у своего коня. — Как только решилась… (или эта фраза лишняя?)
— Я же говорю — я знала, что у нас все получится! — Танис дергала, проверяя, ремни подпруги, и потому голос ее звучал откуда-то из под конского брюха.
Рыжему тоже было интересно, что там, внизу, и он норовил сунуть морду, помочь, пощипать хозяйку за волосы…
Отпихивая его, Танис продолжила:
— Да и потом, какой смысл иметь дар, зажигающий девять звезд, если не можешь даже… Обеспечить себе защиты от проклятия.
Она запнулась, и снова Грельда посмотрела на нее со странным пониманием.
— Он от этого такой прожорливый? — спросила Гроза, уже сидя верхом и сжимая поводья своего коня и вьючной.
— Не! Сколько помню — прорвой он был всегда!
Танис взлетела в седло последней, занимая свое место в построении.
Буланая вьючная кобыла, кстати, подошла к ней послушно, без страха.
Гранит скребнул дорожную пыль копытом, фырнул: “Долго еще?”, и я согласно кивнул:
— Выступаем.
Отдохнувшие за ночь кони шли ходко, но наверстать утраченную в болотах фору не могли, и к обеду мы добрались к месту, где я надеялся встать лагерем прошлой ночью.
Ринко и Гемос ушли за дровами, Танис потрошила сумки, собирая обед, а мы с Грозой обихаживали лошадей, и я счел момент подходящим:
— Грельда. Почему ты так странно смотрела на Танис, когда она рассказывала про Корягу?
В этот раз странный взгляд достался мне. Покачав головой, Гроза вдруг призналась:
— Знаешь, дар у меня не самый сильный, я и сейчас восемь звезд зажигаю, а уж в годы ученичества… — она помолчала.
Я всё еще не понимал, что она имеет в виду.
— Вот и примерялась к сложному отряду: Оку лишняя защита никогда не помешает. В трактатах в библиотеке рылась, трясла наставников, приставал к ветеранам, из тех, что при Логове обитают. Отступилась: семь шансов из десяти угробить коня — это все-таки слишком много. Но выяснила, что животные, которых меняют по полному орденскому обряду, всегда отличаются долголетием.
Она усмехнулась, погладила Угля по узкому храпу:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Так что врет твоя Коса, конечно, хорошо, но не ради защиты она влезла в этот обряд, ой, не ради! Когда твой Гранит и мой Уголек отправятся катать богов — рыжий все еще будет носить в седле свою хозяйку.
Ну надо же… А я чуть голову не сломал, гадая, что она имела в виду и что я упускаю.