Досадно для этой конкретной цели, но мой личный опыт здесь вряд ли пригодится, ведь я был здоров и наслаждался хорошим самочувствием почти на всех подъемах и высотах. Даже просто жить на большой высоте – уже проблема, но на меня она почти никак не влияла. Я не терял аппетит. Я употреблял большое количество твердой пищи, баранины, картофеля, овсянки, хлеба и печенья – то есть все, что было у нас под рукой, хотя эта еда зачастую была непривлекательной. И после дневных восхождений меня ужасно тянуло на сладкое. Ту же тягу к сладостям я замечал за собой и в Альпах, в местах вроде Церматта[167], когда употребление большого количества сладкого, казалось, только стимулирует мою энергию. И я почти всегда хорошо спал почти во всех наших лагерях. Возможно, менее глубоким сном на большей высоте, но и там я не страдал бессонницей и просыпался довольно свежим и бодрым. Условия для расслабления и довольства тела – удобное место под палаткой, достаточно теплое ложе, правильно подобранная подушка – для меня были гораздо важнее, чем качество воздуха, которым я дышал. Однажды, выспавшись хуже обычного на высоте 17 000 футов[168], я поднялся до 20 000 футов[169] и заснул в божественном забвении; проснулся я только на рассвете, встретив его восторженным свежим взглядом. Но не всем так повезло, как мне. Аппетит Буллока был слишком плох для человека, занятого столь тяжелыми физическими нагрузками, хотя позже он, к нашему изумлению, улучшился. К тому же Буллок никак не мог выспаться в лагерях на самых больших высотах. Но в целом по нему не было заметно, что он страдает от того, что прожил несколько дней подряд на высоте больше 17 000–18 000 футов. Несколько других участников экспедиции высота в 20 000 футов также выбивала из колеи, а ночной отдых на Лхакпа-Ла не вполне восстановил их силы. Что касается кули – боюсь, что их состояние в высотных лагерях ухудшалось еще быстрее нашего, и потому они могли страдать от недосыпа. Хотя у меня нет доказательств, что после одной или нескольких ночей в высотных лагерях (за исключением последних двух) из-за воздействия высоты они будут в худшей форме для продолжения пути на следующий день [5]. Возможно, следует добавить, что спуск после долгого пребывания на высоте около 17 000 футов или выше может приносить физическое облегчение. Но в двух случаях, когда мы несколько дней отдыхали на высоте около 12 000 футов[170] (в Кхарте), мне казалось, что при следующем подъеме мы были скорее в худшей, а не лучшей форме.
Другой аспект этого исследования – долгосрочное влияние. Каким будет общее воздействие больших высот на здоровье человека спустя два или три месяца? Когда отряд собрался в Кхарте ближе к концу августа, я заметил, что большинство из нас выглядели удивительно здоровыми, кроме Буллока. Он исхудал и явно нуждался в отдыхе. Осмелюсь сказать, что он провел его с максимальной пользой. Что касается меня – стоит отметить, что я полностью выздоровел от мучительного жара и боли в горле с помощью тонизирующего средства, не спускаясь на меньшие высоты. Последние несколько дней нашей разведки были напряженным временем. Но, когда мы впервые достигли Лхакпа-Ла, я был в отличной форме для экспедиции, требовавшей гораздо большей выносливости, чем любая другая. Тем не менее, когда мы снова поднялись 30 августа, я тоже начал страдать от горной болезни и после этого, в сентябре, так и не смог полностью восстановить прежние силы. Думаю, что Буллок тоже долго не мог восстановиться. Трудно объяснить это ухудшение здоровья без предположения, что высота, хотя и может повлиять не сразу, со временем берет свое. Уилер, чей опыт пребывания в высотных лагерях сравним с нашим, может не согласиться с этим выводом в отношении его самого, поскольку тогда у него был иной случай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Напряженные физические усилия, требующиеся на больших высотах, – это другая тема, где наблюдения меньше подвергаются сомнениям, так как этот вопрос достаточно хорошо изучен. Особенно я отметил следующее:
1. Быструю акклиматизацию, почти как в Альпах, но еще более заметную.
2. Спуск на меньшие высоты почти не приносит облегчения. Наш спуск был крайне напряженным, и усталость только накапливалась, особенно на пологих склонах. Даже при спуске необходимо было дышать с сознательным усилием.
3. Разница между тем, на что нам хватает сил, скажем, на высоте 18 000 футов и 20 000 футов была больше для кули, несущих грузы, чем для остальных. Кули, казалось, всегда быстрее начинали ощущать высоту. Отчасти я объясняю это тем фактом, что лишь немногие из них действительно научились правильно дышать и беречь силы. Конечно, ближе к концу экспедиции они чувствовали себя намного лучше и научились идти в ритме, но большинство из них до последнего были склонны торопиться. В любом случае даже небольшой груз имеет значение, но нагрузку можно значительно компенсировать снижением темпа.
4. Головная боль была частым явлением и до спуска, и даже после него. Но лично я, пока был в отличной форме и не забывал правильно дышать, не мучился ею.
5. Расстройство желудка, даже самое легкое, лишает сил и чрезвычайно снижает выносливость.
6. На последних этапах экспедиции нам, чтобы быть способными к дальнейшим длительным физическим усилиям, для восстановления сил требовался более долгий отдых – целых два дня. Не могу сказать, происходило это из-за воздействия больших высот или из-за нашей неприспособленности к ним и столь длительным нагрузкам в таких условиях. Полагаю, это относится и к кули, и ко мне, и всем остальным.
7. Я был очень удивлен, обнаружив, как легко вырубать ступени на высоте 21 000 футов[171]. Я совершенно не устал после часа такой работы на твердом льду.
8. У нас было мало опыта скалолазания в этой местности. Но, судя по тем примерам, что есть (в частности, крутые склоны одного из пиков к западу от Ронгбука, на которые мы взбирались), я склонен думать, что наименее утомительный способ восхождения – это несложные скалы, где постоянно приходится помогать себе и руками, и ногами. И даже сравнительно трудные для подъема скальные преграды здоровые люди вполне могут преодолевать на высоте до 23 000 футов[172].
В заключение, вероятно, стоит отметить, что в тех немногих случаях там, когда мне приходилось сильно напрягать свой ум, я обнаружил, что умственные усилия на больших высотах утомляют и приводят к бессоннице. В промежутках между экспедициями лучшим вариантом была жизнь праздного мечтателя (время от времени развлекающегося игрой в пикет[173]).
Способен ли человек достичь вершины Эвереста? Для решения этой задачи у нас нет однозначного ответа. Когда мы достигли Северного перевала, я почему-то ощутил, что эта миссия не была невыполнимой. Но это могло быть всего лишь заблуждением из-за того, как гора выглядела для нас с данной точки. Оттуда она казалась намного меньше, чем на самом деле. Однако есть один фактор в пользу возможности штурма Эвереста, хотя о нем легко забыть. Чем выше вы поднимаетесь, тем меньше будет негативное воздействие дальнейшего подъема. Да, подняться на 3 000 футов выше 17 000 значительно легче, чем на следующие 3 000 до 23 000 футов. Но по мере подъема атмосферное давление понижается медленнее. Следовательно, разница в физических усилиях, требуемых на одном этапе пути и на следующем, тоже сокращается, и меньше всего эта разница между последней и предпоследней стадиями. Я полагаю, что альпинисты, не обремененные грузом, в любом случае способны достичь 26 000 футов, и если они смогут подняться так высоко без изнеможения, то я могу представить, что последние 3 000 футов не окажутся для них столь утомительными, чтобы исключить возможность покорения вершины.