Арон замер, когда почувствовал ее когтистые пальцы на себе. Они скользнули по его животу и наткнувшись на живое древко, осторожно завладели им…
— Он такой… твердый… — удивилась она — Каково это ощущать свою плоть в живом теле?
— Наверное, так же как чувствовать эту плоть в себе.
— Как такое возможно? Это кажется таким… не реальным.
— Да — согласился кузнец — это верно…
Вдоволь наигравшись с ее губами, он плавно сместился вниз, к ее груди. Покрывая тело поцелуями, он нежно поглаживал ее. Повинуясь инстинкту, древнему, как сама жизнь, она разомкнула свои колени, впуская его меж них.
Повинуясь тому же инстинкту, кузнец, лаская ее живот и бедра, плавно опускался вниз… До тех пор, пока щека его не коснулась ее бедра….. неприятные воспоминание недавних дней ясно проступили в его сознании, но он усилием воли отогнал их. Сейчас следовало прислушаться к иным ощущениям. Раскрыть для нее свою скрытую нежность.
Она ощущала его горячее дыхание там, где его не должно было бы быть. Ее вдруг обуяло волнение, и предвкушение чего-то такого, чего она не сможет забыть. Когти ее сами собой вцепились в белые простыни, а кулаки сжались так что костяшки побелели…
Кузнец никогда раньше не видел так близко то, что женщины скрывают от посторонних глаз. То, что было между ними раньше — не в счет. Да, он прекрасно знал женскую анатомию, и без особых иллюзий, представлял себе весь процесс…
Но одно дело знать, со страниц немых книжек… А другое — созерцать красоту того, что дано женщине природой. Когда она трепещет в твоих руках в ожидании чуда, в преддверии наслаждения.
Прикрыв глаза, кузнец коснулся щекой нежной кожи ее горячего бедра, и прильнул губами к мягкому, слегка влажному бутону…
Тело Сольвейг, словно пронзила стрела. Она готова была взорваться от напряжения, когда его дыхание достигло ее потаенных губ. Но ощущения были столь противоречивы, и столь прекрасны…
Она сжала бедра так, что казалось, что его голова не выдержит этого. Но к ее удивлению, он продолжал ее целовать. И она заставила себя поддаться. Расслабиться и отдаться всецело на его милость….
Плоть Сольвейг оказалась такой нежной… Конечно, Арону не с чем было это сравнить, по понятным причинам. Весть о его богатырских размерах быстро облетела окрестности, и породила множество домыслов и сплетен, навсегда отбив у местных женщин интерес к нему. Осталось разве что, бестактное любопытство.
Но сам контраст… как может столь сильное, жестокое существо, обладать такой нежной, податливой плотью? Конечно, он понимал, что тела наши, по сути, похожи, но все же, это не очень укладывалось в голове. Впрочем, как и сам факт происходящего…
Проникнув губами в ее сочную, розоватую плоть, источающую тонкий аромат лаванды, он наткнулся на плотный твердеющий бугорок. Коснувшись его языком, он тотчас уловил в ее теле напряжение. Что будет дальше он знал точно. Утопая щеками в ее горячей мякоти, он обнял его губами и слегка потянул…
Сольвейг содрогнулась своим могучим естеством. Тогда он повторил это снова… И снова… Пока она не стала двигаться ему в такт. Касаясь ее потаенного бугорка языком и лаская губами, он заставлял бестию принимать нелепые позы, силой удерживая ее на одном месте.
Его пальцы впились в ее бедра, прижимая их к софе, а язык безнаказанно бороздил ее лоно, как вдруг все оборвалось… Все, о чем она пыталась думать в этот момент, все что видела и слышала вокруг, что ощущала — все вдруг сплелось в единый, абстрактный аляпистый жгут… И разом оборвалось…
Только горячая, всепоглощающая волна поднялась снизу, от живота, где его губы терзали ее плоть и…. захлестнула ее с головой…
Это было нечто… Ее бедра схлопнулись как створки капкана, уткнув его лицо в раскрытую бездну ее разгоряченного естества. Благо бедра ее были сложены природой достаточно широкими чтобы он не почувствовал боли. Ее тело так выгибалось, и сотрясалось, что пришлось вцепиться в бедра, чтобы не сломать себе шею. Продолжалось это совсем не долго, но потом ее свело судорогой на несколько минут…
Открыв глаза, рыжая бестия не сразу поняла, где находится. А когда пришла в себя, не смогла разжать ног. Приятные спазмы охватывали ее тело при малейшем движении… Но через какое-то время, она все же смогла с собой совладать.
Высвободившись, наконец, из ее плена, кузнец смог отдышаться. Он встал, и с хрустом расправил плечи. Спину и шею ощутимо свело от напряженного сопротивления.
— Ты мне чуть шею не сломала… — посетовал он.
— Прости… со мной это впервые.
— Не слабо…
— Это оно и было?! — она растерянно заморгала, глядя на него.
— Удовольствие? — он довольно улыбнулся — вероятнее всего.
Размяв шею руками, он сел рядом с ней на софу. Простыни под ее пальцами превратились в лохмотья, как и часть старой обивки.
— Хорошо, что это не моя спина… Простыням конец. А софа… еще поживет.
Сольвейг опустила глаза.
— Ты… расхотел быть со мною?
— Нет, просто моя спина, дорога мне как память — отозвался кузнец.
На что Сольвейг тут же перевернулась на живот, и накрыла голову крыльями.
— Так, я не причиню вреда?
— Пожалуй….
Он поцеловал ее спину и нежно погладил рукой ягодицы. Теперь его черед….
— Погоди-ка… Взяв с пола подушку он подсунул ее деве под бедра, и медленно обошел вокруг. Зрелище было по истине волнительным…
Чистокровная валькирия лежала перед ним в предвкушении близости. Чистая, благоухающая ароматными травами… разгоряченная своими желаниями. И это не было сном.
Обойдя прекрасную деву сзади, Арон осторожно оседлал ее. Отчетливо наслаждаясь моментом, он, плавно скользнув вперед, обнял ее тело так, чтобы чувствовать в своей ладони ее налитую грудь.
Сольвейг тут же обняла его руки, крепко зажмурив глаза, она всем своим естеством трепетно ощущала, как он медленно проникает в нее. Как, окунувшись во влажную плоть, скользит в ее лоне. А потом его древко, осторожными толчками заполняет ее изнутри. Как оно продвигается в глубь сильного, но податливого тела, вытесняя ее соки наружу.
Он входил в нее долго. Осторожно и с трепетом. Ее тугая, не привычная к ласке плоть, хоть и не охотно, но принимала его. И от этого голова его просветлилась. Он наконец почувствовал, что все что происходит — происходит здесь и сейчас. И это наяву.
Его и без того немалый орган, казалось, заметно окреп. Словно его обмотали и перетянули невидимыми жгутами… Ее чрево обнимало его так крепко, что он боялся не выдержать и испортить момент. Но он старался держаться.
Когда же его прохладный живот, наконец коснулся ее разгоряченных ягодиц, он почувствовал сопротивление и остановился. Но Сольвейг, сжав его руку, попросила продолжить… и, он решительно заполнил ее пустоту.
— Так вот что значит слиться воедино… — скорее в беспамятстве, прошептала она, инстинктивно сжимая его в себе.
Ответа она не ждала. Мелкая дрожь — предвестник волн приятной теплоты, уже побежали по ее нервам. Дыхание перешло в еле слышный хрип, пульс участился. Сознание медленно уплывало куда-то в даль и ввысь… Говорить больше не хотелось.
Поток семени пробил себе дорогу так резко и неожиданно, что кузнец вскрикнул…
Сжав тело Сольвейг в порыве страсти, он излился в нее в едином порыве. Обильно и горячо, словно впервые. В пьянящем экстазе он нанизывал ее на свое копье еще сильней, словно, желая проткнуть само мироздание…. И дрожь в ее теле только усиливалась от этого порыва. Он органически чувствовал связь между своими порывами и волнами экстаза, которые отзвуками грома раскатывались внутри нее с каждым извержением его струящегося семени.
И дева не возражала. Она лишь сильнее сжимала его руку, сдерживая свой пронзительный стон.
Излив семя однажды, кузнец не оставил ее в покое. Страсть разгоралась внутри него яростным пламенем.
Перевернув рыжеволосую валькирию на спину, он вторгся в ее локоны своими руками и впился в ее нежные губы. Плоть его, быстро нашла дорогу в ее лоно и пришла в движение, заставив Сольвейг снова ощутить внутренний жар и волны неведомого доселе исступления.