Вскоре нижняя ступенька скрипнет, и на лестнице послышатся знакомые шаги. Как же она ждала их весь день! Запах этого человека, его голос, взгляд, которым он смотрел на нее… строгий, но теплый одновременно. Как у отца… только он смотрел на нее так. Когда-то очень давно. Его сильные, натруженные руки, грубые, мозолистые, но такие желанные… Как хочется ощутить их на себе…
Сольвейг знала кто она есть. Без иллюзий и оправданий. Врать себе бесполезно, потому как ты сам и судья, и красноречивый свидетель. То, что случалось с теми, кто окружал ее, когда-то, добивался руки, пытался усмирить, или просто верил в лучшее, любя и прощая, уже свершилось. Этого не вернешь, не исправишь. Но он, кузнец, он очень сильный и духом, и телом…. Он не позволит ей навредить…. Он сможет защитить себя от нее. И она очень хотела в это поверить. Ведь иначе не сможет простить себя в этот раз, смириться с проснувшейся вдруг совестью. И странным, томным чувством, горячим угольком, тлеющим в ее душе. Она — бесчувственная бестия, нежданно ощутила потребность заботиться о ком-то… переживать. Так странно….
Ну вот… скрипнула дверь и послышались шаги. Сольвейг села на постели и томно потянулась. В руках кузнеца была корзинка. Но не с едой. В ней было нечто иное. Она сразу почувствовала чужой, непривычный запах.
Какое-то время созерцая ее задумчиво, кузнец, просто стоял. Затем, поставив корзину на пол, присел на одно колено.
— Я уеду на несколько дней — начал он негромко. — Может на два, может на три дня. Думаю, не дольше. Ты, конечно, останешься здесь.
Сольвейг молча кивнула, и подалась вперед.
— Так вот, чтобы не было скучно, я принес тебе кое кого на замену. Ты готова?
Она пожала плечами.
— Ясно — вздохнул он — все равно, рано или поздно придется начинать…
Он откинул ткань и наклонил корзинку вперед. На свет тотчас выкатился маленький пушистый комочек с дрожащим хвостом и глупыми, растерянными глазками.
Бестия рефлекторно скрипнула сточенными когтями об пол.
— Это что… кошка!?
— Котенок. Маленькая беззащитная, тварь, которой холодно, страшно и безумно одиноко.
— Ты это серьезно? Скорми его кому-нибудь и дело с концом! — прошептала она раздраженно.
— … другого я не ждал.
Кузнец присел и вытащил животное из-под стола, куда оно успело забиться.
— Посмотри на него. Ничего не замечаешь?
— Бесполезная тварь. Только и всего.
— Вот именно. На тебя похоже. Только меньше… слабее… глупее… Возьми его, только осторожно.
Сольвейг не слишком деликатно взяла животное в руку, и тут же вскрикнула. Бедный котенок вцепился в нее семи четырьмя лапами. Она тряхнула рукой, но стало только больнее.
— Мне больно! — возмутилась она, на сколько могла громко.
— Еще бы… ты отнеслась к нему небрежно. А он держится за жизнь, как умеет. Давай сюда.
Кузнец аккуратно отцепил котенка и положил его Сольвейг на колени, конечно, постелив плед на ее голое тело. Немного повозившись, котенок свернулся клубочком и заурчал.
Сольвейг застыла, сконфуженно растопырив руки.
— И что? Он теперь спать тут будет?!
— Вероятно, да. Он доверился тебе. И это… хороший знак. Теперь ты за него отвечаешь.
— Ты это серьезно?
— Вполне. Ну, не навсегда, конечно. Потом я оставлю его себе. Жить одному грустно, а он скрасит мои будни.
— А я….? — Вдруг спросила Сольвейг — Разве я не скрашиваю твои… дни?!
Кузнец вздохнул удрученно. Взглянул в газа крылатой девы, а потом на небо за окном. И от взгляда этого у нее в душе что-то не слабо дрогнуло.
— Мы оба, ты и я, не знаем, что будет дальше. Как знать… Чувствую, близится час расставания… Заживут твои крылья… и след твой простыл. Если раньше мой дом не спалят селяне…
— Да… — она опустила глаза — это возможно. Уж так я устроена, знаешь ли. Но такой как прежде мне не стать… А могу я остаться? Если вдруг передумаю? Ты… разрешишь мне вернутся сюда? Пусть не сейчас, но когда-нибудь?
— Да, — сказал кузнец, — наверное. Я буду рад тебе, но, ждать тебя я не буду. Возможно, и самого меня тут не будет скоро. Люди уже не те. Грустные мысли в моей голове — частые гости. Здесь, кроме могилы отца, меня ничто не держит. Нужно двигаться дальше. А то жизнь так и пройдет на одном месте.
— И…. куда ты пойдешь? Я найду тебя там, позже!
— Вряд ли. Есть место, куда я давно стремлюсь переселиться. Можно сказать, там святилище моих предков. Ты знаешь, я не из этих мест. Я был там с отцом, однажды. Но после его смерти, я там не появлялся.
— Туда ты поедешь?
— Да — ответил он — Но не сразу. Это опасно. Нужно подготовиться. Дорога лежит через горы. К скалистой бездне.
— Туда!? Ты умом тронулся? Даже я там никогда не летаю!
Кузнец улыбнулся устало.
— Думаю, ты никому не скажешь…. Я знаю иную дорогу. Она ведет на самое дно бездны… Она так глубока, что если днем из нее посмотреть на небо, то видно звезды.
— Но зачем тебе туда!? Разве тут плохо, со мной… пока я не улетела.
— Это связано и с тобой тоже. Мне нужно кое-что сделать. Я не могу работать тут. Это очень опасно. Но там есть место, которого нет нигде.
— И что там… в этом месте, чего нет здесь? — взволновалась Сольвейг.
— Я не могу сказать тебе. Ты не поймешь просто… посчитаешь меня ненормальным.
— Я и так считаю, — оживилась она, — но меня это не смущает! Что там? Наверняка магия! Магия твоих предков, или их духи? Я чувствую это!
Кузнец снова усмехнулся.
— Это огромная тайна!
— Я умею хранить тайны! Хочешь, скрепим договор кровью!
Она вскочила, уронив котенка на пол. Но кузнец вовремя поймал животное и посадил к себе на колено. Облизав поцарапанный палец, он жестом приказал Сольвейг сесть. Но она не повиновалась.
— Хорошо, хорошо — сдался он — Ладно! Считай, что так…. Предки оставили мне волшебный молот и…. адское горнило. Но они… на столько мощные и опасные, что пользоваться ими могу только я…. на дне бездны. Любой, кто прикоснется к ним тут же умрет. Там, на дне, живут безмолвные стражи. Меня они знают и помнят, ведь я сын своего отца. Но любого другого они испепелят в мгновение ока.
— Жаль — вздохнула она грустно. — Но, раз так надо…
— Надо, — улыбнулся он грустно, — я не задержусь долго. Главное не обижай зверя. Корми вовремя.
— А кто же накормит меня?
— Об этом я уже позаботился. Для кота — бутыль кипяченого молока в погребе. Больше он ничего есть не станет. Ну а все остальное для тебя. Главное, не показывайся никому на глаза…
— Да, да… не шуметь в окна не выглядывать, двери никому не открывать.
— Вот именно.
— Когда ты уйдешь?
— Завтра, на рассвете. Путь предстоит не близкий. В деревне я уже предупредил кого нужно. А твой старый друг обещался приглядеть за домом издали, если что.
Она осторожно приподняла котенка и положила поближе к себе.
— Я…. позабочусь о нем для тебя. Хоть это и не привычно, но… я постараюсь.
— Хорошо. Сделаешь мне одолжение. И…. еще одно.
Кузнец достал из кармана небольшой предмет причудливой формы. Толи браслет, толи ремешок из прозрачного тонкого материала. В любом случае, для украшения, вид у него был мало привлекательный.
— Это тебе. На всякий случай.
— Зачем?
— Если вдруг что-то случится — я узнаю. С этим браслетом, я смогу тебя найти. Отец делал так, когда я был маленьким. У меня такой же.
Он показал ей свою руку, и дева смогла разглядеть на коже причудливое переплетение тончайших золотистых нитей под еле заметной матовой пленочкой на его коже.
— А что может случиться?
— Не важно. Думаю, ничего, но мне так будет спокойнее.
— Ну, хорошо…
— Его можно носить на руке или ноге. Нет разницы. Но, когда я его застегну, снять ты его не сможешь. Сначала будет немного неприятно, но это быстро пройдет. Когда я вернусь, мы его сразу снимем. Если ты захочешь. Хорошо?
Сольвейг пожала плечами и осторожно протянула запястье.
— Не бойся….
Кузнец сжал ремешок в кулаке, потом хорошенько размял его в руках и посмотрел на Сольвейг.