Читать интересную книгу Магистраль вечности (сборник) - Клиффорд Саймак

– Не только мы, – сказал Джейсон. – А индейские племена? Уклад жизни их предков уже был однажды нарушен. Это должно повториться? Они создали себе новую жизнь. Отказаться от нее теперь? А как насчет твоего народа? Вы стали бы счастливее, будь здесь больше людей? Иногда я думаю, что да.

– Некоторые из нас, возможно, – сказал Езекия. – Наше дело – служить, а здесь мало тех, кому мы можем служить. Вот если бы племена…

– Но ты же знаешь, они не хотят иметь с вами дело.

– Я собирался сказать, – продолжал Езекия, – что среди нас есть такие, кто, может быть, неблагосклонно отнесется к возвращению людей. Мне мало о них известно, они заняты каким-то проектом…

– Ты имеешь в виду строительство вверх по течению реки?

Робот кивнул.

– Вы могли бы с ними поговорить. Может, они чем-то помогут.

– Думаешь, они станут нам помогать? Захотят?

– Ходят слухи, – сказал Езекия, – о грандиозных новых идеях, о какой-то чрезвычайно интересной работе. Я ничего в этом не понимаю.

Джейсон, сгорбившись, сидел на своем камне. Его пробрала дрожь, и он плотнее завернулся в плащ. Ночь неожиданно стала как будто темнее и показалась исполненной одиночества и даже слегка пугающей.

– Спасибо, – проговорил он. – Я об этом подумаю.

Утром он отправится на берег реки и поговорит с Горацием Красное Облако. Быть может, Гораций подскажет, что делать.

Глава 14

Из записи в журнале от 18 сентября 2185 года:

…Вскоре после того, как мы начали совершать дальние поездки, собирая библиотеку и хоть какие-то произведения искусства, ко мне явились четыре робота. Я их не узнал. Собственно говоря, роботов вообще трудно отличить друг от друга. Может, они уже несколько лет работали на ферме, а может, только что пришли. Сейчас, когда я об этом пишу, я сам удивляюсь, почему не расспросил их подробнее. Возможно, оттого, что я был так изумлен – и в некотором смысле расстроен – их просьбой.

Они сказали, что их зовут Езекия, Никодемус, Ионафан и Авен-Езер и что, если я не возражаю, они хотели бы поселиться в монастыре, который расположен от нас неподалеку, и посвятить себя изучению христианства. Похоже, они решили, что человек изучил религию совершенно недостаточно, а они, как беспристрастные ученые, могут исследовать сей предмет гораздо глубже. Я не заметил в них особого религиозного пыла, хотя опасаюсь, что если они будут продолжать (а они этим занимаются уже почти тридцать лет), то в конце концов впадут в религиозный фанатизм. Даже сейчас я не уверен (пожалуй, сейчас даже менее уверен, чем тогда), что был прав, удовлетворив их просьбу. Быть может, было неправильно или неразумно допускать роботов к столь деликатному предмету. Я полагаю, фанатики занимают свою нишу в любом обществе, но мысль о фанатичных роботах (фанатичных в любой области, а религия прямо-таки плодит фанатиков) не слишком меня прельщает. Мало ли, к чему это приведет. Раз большая часть человечества исчезла, а все роботы остались, они со временем могут попытаться заполнить образовавшуюся пустоту. Они были созданы, чтобы служить нам, и по самой своей природе не могут пребывать в бездействии. Невольно задаешься вопросом: не замыслят ли они, по причине отсутствия людей, служения самим себе? Каковы их побуждения и цели? Несомненно, не человеческие, что, я бы сказал, чрезвычайно отрадно. Однако лишь с простительным опасением можно рассматривать создание новой философии и новых ценностей существами, которые были созданы чуть более века назад и не прошли периода эволюции, как человек и все остальные обитатели Земли (не будем, впрочем, забывать, что человек, при всей своей длительной истории, развивался, возможно, слишком быстро). Быть может, им потребуется-таки время на некую эволюцию, чтобы создать логическую опорную базу. Но, боюсь, период этот окажется коротким, и, как следствие, велика вероятность серьезных ошибок. Эволюция предоставляет время для того, чтобы опробовать и отбросить негодное, и потому естественным образом выпрямляются неверные изгибы. У роботов же многие из этих изгибов будут перенесены в окончательно сформировавшееся мышление.

Но я отвлекся. Возвращаюсь к тем четверым, что явились ко мне. Для их занятий, сказали они, им нужны религиозные сочинения, и поинтересовались, нельзя ли сопровождать нас, когда мы выезжаем собирать книги; они, дескать, готовы нам помогать, а мы будем предоставлять книги для их изысканий. В их помощи мы не нуждались, благо у нас достаточно своих роботов. До сих пор не понимаю, почему, но я согласился. Возможно, их планы показались мне в тот момент комичными. Я тогда даже посмеялся, хотя теперь мне совсем не до смеха.

Создание библиотеки оказалось гораздо более трудной задачей, чем я ожидал. Казалось бы, проще простого сесть и написать список, имея в виду, что нам нужны Шекспир, Пруст, Платон, Аристотель, Вергилий, Гиббон, Локк, Еврипид, Аристофан, Толстой, Паскаль, Чосер, Монтень, Хемингуэй, Вульф, Стейнбек, Фолкнер и прочие писатели, которые вошли бы в любой перечень; что нам требуются учебники по математике, физике, химии, астрономии, биологии, философии, психологии и по многим другим отраслям науки и искусства, за исключением, может быть, медицины, которая, похоже, больше нам не нужна (хотя знать это наверняка невозможно). Но как быть уверенным, что ты не пропустил чего-то такого, о чем в будущем не то чтобы пожалеют – кто об этом будет знать? – но чего просто не окажется под рукой, когда в том возникнет нужда? И с другой стороны, не выяснится ли со временем, что отобранные нами книги не стоят даже места, которое занимают?

У нас еще есть возможность обрести то, что мы проглядели. Однако с течением лет сделать это будет все сложнее. Мы уже встретились с большими трудностями. Грузовики требовали постоянного ремонта, и большинство дорог сильно пострадали от дождей и холодов. Машины, разумеется, давно не на ходу. Дороги, я полагаю, разрушились еще больше, хотя, может быть, по ним еще можно проехать в повозке. Настанет пора, когда в поисках книг людям придется отправляться пешком или на лошадях по бездорожью.

Но к тому времени книги, вероятно, не сохранятся. Даже в самых лучших условиях покинутых городов до них доберутся сырость, грызуны и черви или само время нанесет им тяжелый удар.

В конце концов мы отыскали и перевезли сюда все занесенные в список книги. С предметами искусства нам было гораздо сложнее, главным образом потому, что они занимают больше места, чем книги. Приходилось отбирать их мучительно и с величайшим тщанием. Сколько картин Рембрандта, к примеру, могли мы себе позволить, зная, что каждый лишний Рембрандт лишит нас картины Курбе или Ренуара? Из-за недостатка места, при перевозке и при хранении, мы были вынуждены отдавать предпочтение полотнам меньшего размера. Тот же критерий мы применяли и ко всем другим видам искусства.

Порой плакать хочется, когда думаешь о тех великих достижениях человечества, которые нам пришлось утратить навсегда…

Глава 15

Когда белые люди ушли, Гораций Красное Облако еще долго сидел у костра. Он глядел им вслед, пока они не скрылись из виду. Утро давно прошло, но лагерь еще лежал в тени: солнце не успело подняться над вздымающимися над лагерем утесами. Вокруг было тихо, тише обычного; все поняли: что-то произошло, однако не беспокоили Красное Облако. Его не станут спрашивать, подождут, пока он сам все расскажет.

Женщины, как всегда, занимались своими делами, но старались поменьше бренчать котелками и не перекликались друг с дружкой. Они собирались в кучки, перешептывались, едва сдерживая возбуждение. Остальных в лагере не было – видимо, работали на полях или охотились и ловили рыбу. Тихо… Даже собаки примолкли.

Костер прогорел, остались зола да несколько головешек по краям, и тоненькие струйки дыма поднимались от них и из середины кострища, где прятался последний остывающий жар.

Красное Облако медленно вытянул руки и держал их над костром, потирая одну о другую, словно их умывая дымом. Он даже улыбнулся, заметив, что делает. Рефлекторное движение, наследие прошлой культуры, подумал он, но рук не убрал. Так поступали его далекие предки, совершая обряд очищения, – одно из многих бессмысленных движений, предшествовавших колдовству. Что он и все остальные утратили, отказавшись от колдовства? Разумеется, веру, а вера, возможно, имеет некоторую ценность. Но рядом с ней неизменно присутствует и обман, а хочет ли человек оплачивать ценность веры монетой обмана? Мы потеряли так мало, сказал он себе, а приобрели гораздо больше: осознание самих себя как части природной среды. Мы научились жить вместе с деревьями и ручьями, землей и небом, ветром, дождем и солнцем, со зверями и птицами, словно все они наши братья. Прибегая к их помощи, когда появляется в том нужда, но не злоупотребляя ею. Обращаясь с ними иначе, чем белый человек, не властвуя над ними, не пренебрегая, не испытывая к ним презрения.