разрушал дома, семьи и жизни бесчисленного множества людей. Мои руки пролили столько крови, что её хватило бы, чтобы затопить этот край да, и, наверное, окрасить горы алым.
По мере того, как Хаджар говорил, люди бледнели, сливаясь лицами со снежным покровом. Некоторые прижимали к себе своих детей, а другие и вовсе закрывали им уши.
Глава 1789
— И правда в том, — продолжил генерал. — что мне сложно даже испытывать к вам сострадание. Я бывал среди многих народов. Видел смерть целых рас. И когда я исцелю свою подругу, Лэтэю, дочь Галенона, то уйду отсюда. Отправлюсь дальше. А вы останетесь. С последствиями моего выбора. Несправедливо ли это по отношению к вам? Да. Сожалею ли я о том, что сделал? Да. Если бы у меня было возможность что-то изменить поменял бы я свой выбор? Нет.
Хаджар вытянул ладонь и Синий Клинок лег в неё, а вокруг взвились вихри ветра, готового сорваться в яростной буре тысячи мечей, стоило лишь генералу подумать об этом.
— И я мог бы сказать, что принимаю ваш суд, — взгляд Хаджара обернулся сталью, а голос — клинком. — Но правда в том, что ваши жизни оборвутся прежде, чем вы ощутите последствия крушения лабиринта. Пройдут века до того, как сюда придут первые странники из внешнего мира. И, скорее всего, к этому моменту эти земли придут в такое запустение, что адепты отыщут лишь развалены и могилы. Я пришел сюда лишь из уважения к вашим обычаям и потому, что так мне велит закон гостеприимства и я не стану очернять себя перед праотцами тем, что нарушил его. Но это не значит, что вы можете меня судить. Тот мир, от которого вы огородились, живет по простому правилу — выживает сильнейший. И если среди вас есть тот, кто хочет бросить мне вызов — я приму его, и мы будем биться с честью. Если же нет — мне надо отыскать лекарство для подруги.
В абсолютной тишине, нарушаемой лишь воем стальных ветров, Хаджар прождал несколько мгновений, после чего, все в том же молчании, убрал меч в ножны и направился на выход.
Те люди, что остались позади, он состарятся и умрут прежде, чем Хаджар сможет запомнить их имена и…
Может Хельмер прав.
Может быть, Хаджар действительно поумнел.
Либо постарел.
А может и все сразу.
В любом случае — эта деревня и её жители — лишь очередная остановка в непрекращающейся гонке со временем и…
— Я буду биться с тобой, чужеземец, — когда Хаджар уже почти покинул арену, на ледяной покров спрыгнул молодой мужчина, держащий в руках огромный топор. Настолько большой и тяжелый, что было удивительно, как даже такой гигант, как этот воин, мог его удержать. — Меня зовут Бадур, сын Адура. Между нами нет крови, но ты должен её моему народу, и ты уплатишь свой долг.
Хаджар только вздохнул… что же, Бадур сдержал свое слово. Пусть его встретил и не он сам, а его правнук.
Генерал обнажил клинок и пошел обратно на арену.
Бадур был человеком внушительного роста. Возвышаясь, почти два метра, он невольно заставлял остальных чувствовать себя сродни Албадурту. А шириной плеч воин мог поспорить с раскидистыми оленьими рогами. Но в его телосложении при этом не обнаруживалось ничего лишнего.
Это легко было оценить, учитывая, что воин скинул шубу и куртку, подставив плоть жадному морозу.
Его голый торс представлял собой мозаику шрамов, каждый из которых рассказывал историю борьбы со сталью и когтями.
И все же, несмотря на устрашающую внешность, глаза Бадура удивляли. Изумрудного цвета, они излучали неожиданную теплоту и доброту, противореча суровой конституции его тела. И это тепло не было направлено конкретно на Хаджара, а, скорее, на весь окружавший их мир.
Странно видеть такие глаза у того, кто прожил не больше тридцати зим. Хаджар помнил, что с таким же взглядом Орун некогда прыгнул под меч. Он тоже не испытывал ни злобы, ни ненависти.
— Я не стану сдерживаться, Бадур, — покачал головой Хаджар. — у меня нет ни времени, ни желания, в очередной становиться участником театрального фарса.
— И не надо, — покачал головой Бадур, чьи косы были стянуты в тугой пучок. — с детства я помню истории деда, который рассказывал о том, как его отец, мой прадед, повстречал в горах Безумного Генерала. Того, кто ради своего друга отправился в земли Духов, а затем бился со стаей сыновей Феденрира. Из-за этих историй я стал воином, Хаджар, сын Хавера. И узнал, что у каждой такой истории есть обратная сторона.
Бадур перекинул топор и направился в сторону генерала.
— На моем теле полно шрамов от тех, кого я отправил к праотцам, но каждый из них хранит память о тех, кому я не смог помочь вернуться к родителям и жене, — с каждым шагом вокруг воина начинала закипать какая-то сила. Она чем-то напоминала терну… нет, даже являлась ею! Но только куда более плотной и крепкой, чем у Хаджара. — Мы будем биться, прославленный генерал, потому что ты должен нам кровь. А если на то будет воля праотцев и ты выживешь в битве, то, возможно, однажды мы снова будем сражаться, но уже плечом к плечу.
— Ты…
— Я лучше десять раз умру с оружием в руках, — перебил Бадур. — Чем состарюсь в ледяной пустоши, где моя жена будет мне родственницей, а мои дети будут питаться корой и шишками. Если бы не ты — я бы сам отправился разрушить эту проклятую клеть. Но хватит слов, пришло время битвы.
И одновременно с этим Бадур взмахнул топором. Хаджар мгновенно, повинуясь воли инстинктов, поднял меч в защитной стойке. Он успел как раз вовремя, потому как в следующее мгновение в плоскость Синего Клинка ударил сияющий разрез терны, внутри которого содержалась мощь невообразимая для простого смертного.
Да какое там — Хаджар был уверен, что если бы не осознал правило, то не смог бы удержать вес удара Бадура без использования техник драконьей медитации и Черного Генерала.
И все это — с расстояния в двадцать шагов.
— Достойно, Хаджар! — смеясь, выкрикнул Бадур и рванул в мощном рывке.
Из-под его ног поднялась лавина снежной пыли, но не потому, что он не мог контролировать эхо энергии. Нет, энергии Реки Мира здесь, все так же, не было. То, что одним шагом Бадур создал ледяную