Читать интересную книгу На все четыре стороны - А. Гилл

Бродя по пахнущим сосновой хвоей улицам Шимлы, я размышлял, как тактично и ненавязчиво индийцы похоронили те два столетия, которые провели с нами вместе и которыми мы так гордимся. Как мало от них осталось! И вдруг на площади неподалеку грянул военный оркестр, лучи заходящего солнца заблестели на шпиле суррейской церкви и остроконечной крыше офицерского клуба, перед которым вытянулись на карауле гуркхские стрелки[27], – и «скала времени разверзлась предо мной», как поется в одном христианском гимне, и годы откатились назад, и меня захлестнуло воспоминаниями о былом, затопило грезами о той поре и жизни, какой я в реальности никогда не жил, какая существовала лишь в книгах и на кинопленке, о белых слонах и мальчиках с опахалами, сипаях и реданах. Призрачное эхо нашего звездного часа – но его услышал только я, и это тоже характерно для Индии: все, о чем вы можете или хотите грезить, здесь есть, и все, что вам рассказывали, правда. Индия охотно принимает все мечты, все интерпретации – все они верны, но ни одна не объемлет собой всей истины, как в индуизме, этой самой привлекательной и самой раздражающей из религий. Он бесконечно покладист, но упорно фаталистичен. Он начинается с простой троицы, но потом к ней добавляются 30 миллионов, или 300 миллионов, или 3 миллиарда младших богов; все три цифры были сообщены мне как абсолютно достоверные. Массовая религия Индии ошеломляюще сложна и пугающе проста – ни одна другая страна на свете не верит ей, да и не может себе этого позволить. Нельзя обратиться в индусы, нельзя вскочить на медленно ползущий по гигантскому кругу поезд реинкарнаций на полдороге. Однако многие западники роются на этой колоссальной барахолке, отыскивая там что-нибудь полезное для себя, – например, занимаются йогой как физическими упражнениями, хотя это примерно то же самое, что в целях поправки здоровья бегать трусцой по Крестному пути.

Индии чужд здравый смысл, рациональный подход к действительности. Даже лопата, и та устроена здесь по-своему – это инструмент, предназначенный для двоих. Один держит ее за ручку, другой тянет веревку, привязанную к штыку. Как-то раз на сорокаградусной жаре я наблюдал, как пара трудяг – один с маленьким долотом, второй с киянкой – откалывала кусочки от скалы размером с купол Тадж-Махала. Они собирались сровнять ее с землей. Это была сизифова задача эпического масштаба, не поддающаяся выполнению в пределах обычной человеческой жизни. Но они действовали со спокойной неторопливостью людей, знающих, что вся жизнь лишь иллюзия и есть только карма, только ритмичное тюканье по камню в этой жизни как подготовка к следующей, в которой они, возможно, станут прорабами.

Все сойдутся на том, что вам нужно повидать Раджастан, хотя и тут новоиспеченные сагибы порекомендуют разве что самые труднодоступные места. Езда по индийским дорогам сродни аттракциону – от нее захватывает дух. Весело раскрашенные грузовики мотаются на колдобинах, и у всех сзади намалевано бодрое «гудите, пожалуйста». Восемь-девять часов на этом азиатском эквиваленте американских горок, где всем остальным водителям придают уверенности воздушные подушки реинкарнации, – нервотрепка, едва ли совместимая с отдыхом в нашем понимании этого слова. Раджастан состоит из крепостей и дворцов. Через необычайно краткий отрезок времени они сливаются в калейдоскоп ослепительной роскоши. Вы не перестаете изумляться, но утрачиваете способность внутренне реагировать на собственное изумление. Признаюсь, что моя челюсть неоднократно отвисала до упора, а глаза так и норовили вывалиться из орбит. Мантра экскурсоводов, перечисляющих невероятные факты, повторялась во второй, третий, четвертый раз: «Все из одного куска мрамора, сплошь ручная работа, все из настоящего золота, настоящего серебра, самое большое, самое широкое, самое высокое, исключительно дорогое». Вас точно без устали ослепляют ярчайшими вспышками, в результате чего вы постепенно тонете в этом восточном декадансе. Но индийцы не имеют привычки носиться со своим национальным достоянием как с писаной торбой: здесь нет и следа того трепета и придыхания, с какими англичане расписывают свои сельские усадьбы. Одно местечко оказалось неожиданно странным, выбилось из общего ряда. В гостинице нам сказали, что мы должны посмотреть самую большую в мире пушку на колесах. Честно говоря, я хотел проигнорировать эту рекламу. Я приехал в Индию вовсе не ради того, чтобы полюбоваться самой большой пушкой, однако сложилось так, что мы все же очутились перед ней – гигантским, разукрашенным декоративной резьбой куском канализационной трубы на выпуклых колесах, в тени которого дремал солдат. Менее вдохновляющую и запоминающуюся штуковину трудно себе представить. Но она находилась в месте под названием Джаггер-Форт, полуразрушенном военном лагере семнадцатого века на гребне холма, приюте голубей, зеленых попугаев и обезьян. Среди рассыпающихся каменных руин догнивали викторианские ландо и паланкины, а еще я нашел там ветхую эстраду, запущенный садик, стенд с выцветшими, загнутыми по краям фотографиями дурбаров[28] и забытых поло-матчей – все это тихо дремало в знойном мареве. Со сторожевых укреплений был виден Джайпур и коричневая пустыня, над которой парили в нагретых потоках коршуны и орлы, и дикие смоквы с баньянами медленно-медленно раздирали корнями шаткие стены. Там я пережил очередной наплыв грез и ирреальных воспоминаний.

Когда я впервые приехал в Индию, двадцать пять лет назад, перед любой вылазкой надо было наесться досыта. В общественных местах клиентов потчевали либо дрянью, либо отравой, либо тем и другим одновременно. Самая разительная перемена в Индии – то, что теперь местную пищу можно есть. Во всех гостиницах кормят вполне приемлемо, зачастую хорошо, а порой и выше всяких похвал. Еда на улицах выглядит аппетитно и пахнет крайне заманчиво, но принимать ее внутрь пока еще чересчур рискованно – не потому, что повара неряхи, а потому, что овощи по необходимости выращиваются на человечьем навозе. Наши нежные западные кишки слишком уж уязвимы. Гастрономическая ликвидность – второй по частоте вопрос, поднимаемый в разговорах об Индии, и правда, ехать туда следует только в компании людей, с которыми вы спокойно можете обсудить качество своего стула. Лично я готов обсуждать сортирную тему хоть по семь часов кряду. Индийская снедь ветрогонна – зелень и бобовые тяжело перевариваются, так что иную группу голландских туристов можно, закрыв глаза, принять за действующую мотоциклетную выставку. С их лиц не сходит выражение болезненной сосредоточенности, поскольку пукать в Индии значит играть в русскую, а точнее индийскую, рулетку с нижним бельем. Я отделался редчайшим в тропиках недугом – запором.

В Бомбее я наконец отыскал след Киплинга. Я обожаю Бомбей, эту смесь Нью-Йорка с Гоморрой, самый волнующий и приятный для гулянья город на свете. Я люблю блошиный рынок на Маттон-стрит, и район красных фонарей с его грязными улицами и евнухами в ярких сари, и толкучку на вокзале Виктория, и Дхобигат, самую большую в мире прачечную под открытым небом. Дождливый сезон еще не кончился, и после обеда полило как из ведра. Меня пригласили посмотреть здание, где родился Киплинг (ныне – художественная школа). В бурлящей канаве снаружи, присев на корточки, плескался маленький голый ребенок – грубо подрезанные черные волосы свисают до плеч, смуглое тельце извивается ужом, – и память перенесла меня в дом моей бабушки с его бенаресскими медными лампами, потертыми леопардовыми шкурами, турецкими коврами и моей любимой вечерней сказкой с чудесными рисунками пером: этот ребенок был вылитым Маугли, лягушонком, беззаботно купающимся в реке Вайнганге, хотя мимо то и дело проносились мотороллеры и такси.

Одно, последнее, замечание насчет бедности. В лондонском Сохо больше нищих, чем в Бомбее. Наши не столь выразительны, да и причин для такой жизни у них меньше, но числом они явно превосходят бомбейских. В Марокко или Неаполе больше надоедливых уличных торговцев, чем в Индии. А если вы всерьез обеспокоены проблемой бедности, тогда позвольте облапошить себя как следует. Не препирайтесь с таксистами и продавцами сувениров – вы с ними изначально в неравном положении. Страшно неловко бывает слышать от жен новоиспеченных сагибов, что бедность, конечно, ужасна, но «как вам нравится моя шаль? Мне удалось сторговать ее за полцены». Индия – бедная страна, но лишь в экономическом смысле. В любом другом она богаче фантазий самого отчаянного жадины. Любые дураки с легкостью заведут себе демократию, свободу слова и зачаточную систему социального обеспечения, если они при деньгах, но попробуйте достичь всего этого без гроша в кармане – очень сомневаюсь, что у вас получится. Индия и есть такое чудо-государство – светская демократическая теократия. И если судить о богатстве по тому, что действительно имеет значение, – семейственности, духовности, хорошим манерам, пытливости, изобретательности, сметливости, культуре, истории и еде, – тогда Индия будет председательствовать на следующей конференции «Большой восьмерки» и оказывать благотворительную помощь жителям Калифорнии. Из всех мест, куда вы не поедете из-за брезгливости, туманных опасений, лени и капризного желудка, Индия, несомненно, станет для вас самой большой потерей.