Сейчас вернулся муж мокрый, голодный, но гордый, как здешний волостной: он убил киика-козла [22] лет пяти, с прекрасными рогами. Он говорить, что так волновался, стреляя в стадо, что дрожавшие руки не могли справиться с ружьем и только восьмым выстрелом экспресною пулею свалил козла, который и упал на месте, словно пораженный громом. Охотники увидали стадо давно, когда еще взбирались на гору, но стрелять было неудобно; поднявшись же наверх, они потеряли было его из виду, но киргиз вскоре заметил, что киики спустились вниз и успел указать на них охотникам. М — в дал два выстрела, но промахнулся, тогда поднял пальбу и муж. Замечательно, что вначале канонады стадо не пыталось скрыться, а лишь растерянно топталось на месте и смотрело во все стороны, очевидно не понимая, в чем дело.
Пуля вошла козлу в правое плечо, которое и раздробило, так что скелет испорчен, не годится и шкура для чучела, так как убитое животное тащили волоком по камням вниз.
Зрение киргиза поразительно, как по своей дальнозоркости, так и по привычке различать предметы на громадных расстояниях: киргизы всегда первые указывали дичь и лишь тогда наши солдаты, обладающие также привычным, выдающимся зрением, замечали указанное стадо; остальным же удавалось отличить его от окружающей обстановки на более близком расстоянии.
Завтра нам предстоит, по-видимому, довольно трудный перевал через Талдык, с крутым спуском.
Бог мой, что сталось с нашими, вначале довольно приличными костюмами. Сверх истрепанных черкесок приходится от холода нацеплять на себя платье, с черкесками ничего общего не имеющее: так, для пребывания в юрте я надеваю сверху свою черную драповую кофточку с модными широкими рукавами; на голове красуется преглупая сартская тюбетейка, в которой приходится и спать; громадные мужнины охотничьи сапоги, порыжелые от дряхлости и обильно смазанные салом, также мало способствуют изяществу моего костюма, а когда я на Памирах облекусь в широчайшие кожаные чембары, в которые, по примеру туземцев, запрячу полы своей черкески, живописность последнего приспособления, вероятно, затмит собою теперешнюю. Холод и дикая обстановка решительно парализуют даже самые слабые стремления к изяществу.
7 июля. Кииков бегает по горам много и охотники решили попытать счастья еще раз. Месяц все еще умывается [23]. Для киргизов наши охоты составляют праздник, так как в вознаграждение за труды они получают целого барана, которого и съедают до косточки. Сегодня они получили, кроме барана, по 50 коп. на человека: они были в восторге, усиленно кланялись, складывая для «кулдука» [24] руки под ложечкой и с сиявшими лицами ушли есть своего барана.
Вечер сегодня выдался ясный, но сырой до такой степени, что клубы пара вырываются при дыхании и мы решили истопить юрту. С этою целью мы развели костер, который так отчаянно дымил, что не раз приходилось выбегать наружу, чтобы вздохнуть свежим воздухом; когда же он разгорался и перестал чадить, мы согрелись и при свете его принялись за чаепитие. Прислуга наша расположилась у своего костра и вскоре послышалась песня: пел Ташмет с одним из керекешей [25]. Нашему непривычному уху напев этот казался вначале совершенно непонятным, но мало-помалу выяснялся мотив унылый и своеобразно красивый, оканчивающиеся монотонно повторяющеюся нотою. Это было нечто вроде вокального состязания, так как каждый из участников по очереди пел свой куплет, при чем вводил в него некоторые варианты, не повторявшиеся другими. И как она шла ко всей обстановке, эта чуждая нам песня: её последняя звенящая нота дрожала в воздухе и хватала за душу, сливаясь с ревом верблюдов, скрипучим, рыдающим криком ослов и молитвенным призывом Алимбая, совершавшего свой вечерний намаз. Темный звездный вечер, дымящийся костер и вокруг него смуглые серьезные лица наших сартов, на минуту быть может загрустивших по родной сакле. С конца лагеря доносится лихая солдатская песня, изредка прерываемая взрывами раскатистого, здорового смеха: то наша охотничья команда развлекается в часы досуга. Минимум за эту ночь показал +0.70 С.
Глава VI.
Перевал Талдык. — Алайская долина с Хатын-Арт. — Сары-Таш. — Киргизская развлечения: улак и байга. — Бар-Даба. — Перевал Кизил-Арт. — Памирские картины. — Оз. Кара-Куль. — Свойства воздуха и признаки горной болезни. — Именинное пиршество.
8 июля. Верстах в 7 от Ак-Басаги начинается перевал Талдык (11.600 фут). Подъем к нему не особенно велик, так как Ольгин луг уже сам по себе находится на значительной высоте; к тому же, подъем этот разработан и достигает вершины перевала, сделав около 40 зигзагов. Надписи на обелиске гласят о том, что дорога устроена во время управления краем Бар. Вревским и в бытность губернатором Ферганской области генер. Королькова; названы также имена работавших инженеров. Сделав наблюдения с барометрами, отправились далее.
Вид с Талдыка не обширен: перед нами ущелье и в беспорядке разбросанные Алайские горы. Погода была отличная, не жарко, не холодно — как раз в меру; спустились к ущелью, по дну которого течет р. Талдык, узкая, с поросшими травою берегами. Перевал Талдык представляет собою водораздел между бассейнами Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, так как с него текут две реки, обе носящие название Талдык. Одна из них имеет три названия: в низовье— Куршаб, в среднем течении — Гульчинка и в верховье — Талдык.
Рис. 30. Вид на Заалайский хребет с Алайской долины.Куршаб впадает в Кара-Дарью, которая, сливаясь с Нарыном, образует Сыр-Дарью. Другая р. Талдык направляется к Алайской долине и впадает в Кизил-Су, которая в нижнем течении называется Вакшем и составляет приток Аму-Дарьи.
По мере нашего спуска все чаще раздавался свист сурков, которых на самом перевале меньше. То и дело виднелась смешная фигурка зверка, поднявшегося на задние лапки, разложившего передние на брюшке и с любопытством нас разглядывавшего. Здесь они не пугливы и довольно близко подпускают к себе. Около норы располагаются часто целыми семьями: маленькие темнее окрашены, почти бурые и очень похожи на крыс; взрослые — рыже-желтые.