свободной руки у тебя не остаётся. Мама вышла из оцепенения и помогла мне. Я снова почувствовал себя маленьким ребёнком. Ведь такие простые действия, как надеть куртку или застегнуть молнию, до сих пор давались мне с трудом.
– И куда же вы пойдёте? – поинтересовалась мама.
– Подышать свежим воздухом. Ведь каждый день – это праздник, подарок судьбы, – поспешно ответил я, прежде чем Мартинская дочка успела бы проболтаться о склепе, который меня так интересовал.
Но Матильда удивила меня ещё больше. Одновременно со мной она выпалила:
– На углу улицы открылся новый цветочный магазин. И везде так чудесно цветут подснежники.
«Вот-вот, чудесно».
Я проковылял вниз и уселся в кресло-коляску с таким видом, будто всю жизнь интересовался исключительно цветущими подснежниками.
– Что ж, тогда хорошей прогулки! До скорого, – нежно сказала мама, но меня было сложно провести. Она смотрела на меня точно так же, как много лет назад, первого сентября в первом классе, когда я хотел зайти в класс без неё. – Подышите свежим воздухом. А я тем временем вернусь к своей капусте. Если что, позвоните, телефоны у вас с собой?..
Улыбнувшись, она закрыла за нами дверь.
Матильда покатила меня к тротуару:
– Мне кажется, ей очень хотелось пойти с нами, как думаешь?
«Да уж, бедная мама. В последний раз, когда я вышел без неё из дома, история закончилась реанимацией».
– С тех пор как случилась та авария, ей стоит больших усилий оставить меня одного, – сказал я. – Лучше не будем рассказывать ей о кладбище и могилах. Она ещё больше начнёт тревожиться.
– Понятно.
Тем временем мы уже перебрались на тротуар и взяли курс на кладбищенские ворота, прижавшись к живой изгороди так, чтобы мама не могла нас увидеть из окна, если вдруг решит выглянуть из кухни на улицу. В еловой изгороди из иголок составились два лица, сначала они разглядывали друг друга, а потом меня. Я старался не обращать на них внимания.
Кто-то за моей спиной окликнул:
– Матильда?
Матильда пробормотала: «Чёрт возьми» – и ускорила шаг. Я попытался повернуть голову, насколько это было возможно в моей ситуации, и посмотреть назад. Там стояла какая-то кудрявая девчонка и изо всех сил размахивала руками:
– Матильда, это ты? Матильда-а-а!
– Слышишь, тебя зовут, – сказал я, – один из твоих двойников. («Просто кошмар, насколько они все похожи».)
– Это всего лишь моя двоюродная сестра Ябеда-Марихен.
– Какое милое церковное имечко.
– Да, в честь святой Ябеды, конечно.
Матильда на полном ходу въехала на кладбище и резко свернула направо на гравийную дорожку, которая шла вдоль нашего сада. Здесь находилась могила Германа Кранца. Я тут же забыл о двойниках Матильды.
– «Твои дни сочтены», – прочёл я вслух.
– Как по мне, довольно невежливо по отношению ко всем живым, писать на надгробной плите такое, – пропыхтела Матильда, задыхаясь от быстрой ходьбы, и мы тут же стремительно повернули налево на широкую аллею. Я чувствовал себя так, будто участвую в автогонках. – Вон на той могиле надпись ещё более оптимистичная: «Скоро обретёшь покой и ты». Почему бы не написать сразу: «Здесь могло быть твоё имя». Но кто знает? Может, это такой призыв к действию: «Не трать время по пустякам, наслаждайся жизнью, смерть найдёт тебя слишком рано, и моя история тому лучшее доказательство».
Она снова замедлила шаг, и моя коляска тут же перестала скрипеть и ходить ходуном, будто вот-вот развалится. Всё-таки она была не приспособлена для езды по пересечённой местности на высокой скорости.
У меня тоже голова шла кругом от такой поездки, но при этом я чувствовал себя отлично, словно пробудился после долгого сна. Может, всё дело в весеннем солнце, которое поднялось уже довольно высоко; его согревающие лучи проникали сквозь пока ещё безлистые ветки и наполняли аллею теплом и светом.
– Кажется, мы оторвались, – сказала Матильда.
– От Ябеды-Марихен? – довольно спросил я.
– Да, от неё и от этого мрачного типа, который весь день прохаживается по улице из стороны в сторону.
«Что?»
– Какого такого типа? – Я в панике обернулся.
– Ты что, не видел? Когда мы с тобой вышли, он стоял перед домом Гейгеров, пряча руки в карманы пальто. А когда я обернулась, он следовал за нами.
– Он был в шляпе? Как у стариков, которые выгуливают такс на поводках?
Матильда захихикала:
– Точно, в такой мерзкой коричневой шляпе в клеточку. Может, какой-то вор, выискивающий пустой дом для кражи. Или он уже стоит на стрёме, пока его подельник орудует в чьём-то доме. А может, это частный детектив. Или взломщик, который хочет казаться частным детективом.
«Или кое-кто похуже. Гораздо хуже».
Улыбка сползла с моего лица. Сейчас дедули в шляпе видно не было, но меня не отпускало чувство, что за нами кто-то следит. Кто-то с жёлтыми волчьими глазами. Значит, он никакая не галлюцинация, раз Матильда тоже его видела.
– Вот мы и пришли. – Она объехала лужу и остановилась посреди аллеи. – Смотри, это склеп семейства Кёниг.
На этом участке аллеи один за другим в ряд выстроились несколько склепов. Благодаря колоннам и аркам они напоминали маленькие греческие храмы, обветшавшие и поросшие мхом. Склеп Кёнигов немного выделялся из общего ряда. Он казался больше остальных, с сужающимися воротами из тёсаного камня и дверью посередине, которую обрамляли две колонны с каменным фронтоном, где была высечена фамилия Кёниг. Склеп украшали многочисленные рельефы, а наверху красовался ангел размером с ребёнка. Он прислонился к птице с женской головой. Массивные когти птицы крепко вцепились в парапет.
– Знакомьтесь. Та самая мрачнейшая женщина-птица. Выглядит почти так же, как на твоей картинке. – Матильда подкатила меня ещё чуть ближе. – Только волосы у неё тут гораздо красивее: изящная плетёная коса из камня и мха.
Я задрал голову и уставился на скульптуру. В моей памяти вдруг отчётливо всплыли высокие пронзительные крики, которые преследовали меня в ту ночь, пока я перепрыгивал с крыши одного гаража на крышу другого.
Меня захлестнула волна ярости: «Какие шансы, скажите на милость, у меня могли быть против такого зверя? Сейчас у дедули в шляпе и его монстра задача вообще упростилась – я даже не могу подняться со своей инвалидной коляски. И виноваты в этом они».
На каменном лице не дрогнул ни один мускул, сколько бы я ни сверлил его мрачным взглядом. Зато на другой могиле краем глаза я уловил какое-то движение и тут же резко повернул голову. Но это оказалась лишь ещё одна статуя в человеческий рост: мужчина в цилиндре, монокле и фраке из бронзы. Казалось, будто он поднял руку и постучал пальцем по полям цилиндра.