По моей голове начинают ползать мурашки.
– Ч-черт, – только и могу выдавить из себя я, в ужасе оглядывая открывшееся перед нами антропологическое пространство. Лешка нахмурен. Понимаем, что вляпались. Убедившись, что машина на замке и окна закрыты, осторожно отправляемся внутрь вокзала. На входе снова охрана, дальше какие-то веревки, разделяющие скопления людей. Каждая из человеческих кучек ждет своего дилижанса. Присматриваюсь – нет, профессорами и клерками мультинациональных корпораций здесь не пахнет. Пахнет совсем другим. Стараюсь взять свое волнение в руки – с этим запахом мне ехать. Через пустыни и прерии. В мир благополучия и чистоты.
Перед тем как отправиться к стойке, Лешка неуверенно спрашивает:
– Может, все-таки полетишь?
В голове быстро мелькают варианты: (1) полет-страх-потеря денег и (2) автобус-страх-потери денег нет. Выбираю второе.
Оформив билет, выходим на воздух, который даже на загазованной стоянке по сравнению с вокзалом кажется свежим. Оглядываемся – вообще-то мы планировали где-то покушать… Думалось, что рядом с автовокзалом что-то приличное обязательно должно быть. Но нет. Из «приличного» только «Макдоналдс» на другой стороне авеню. Почему бы и нет? Еще целый час до отъезда. Выруливаем «Вибулю» из парковки, чтобы не дразнить бродяг палаткой и спальными мешком, до сих пор валяющимися в машине. Переезжаем во двор через дорогу – с запахом жареной картошки фри. Паркуемся и тут же видим бродягу, который только был в другом дворе. Снова проверяем окна и защелкнутые замки. С тяжелым сердцем оставляем «Вибулю» на заднем дворе – в компании попрошайки. Войдя внутрь, обнаруживаем, что у центрального входа есть другая стоянка. Она просматривается из окна кафе. Оставляю Лешку общаться с людьми в фастфудной униформе, возвращаюсь к машине, завожу мотор. Пытаюсь выехать, но не тут-то было. Выезд мне преграждает «Форд» пикап с растерзанной мордой. Там, где должен быть бампер, вываливаются разноцветные провода, а из незастекленной кабины торчит несметное количество черных косичек. Их чернокожей хозяйке нравится стоять у меня на пути. Ей забавно: что будет делать это бледнолицее недоразумение (а на фоне ее смоляного лица я действительно выгляжу бледнолицей) в районе, где Золотые Рыбки не купаются в пруду? Ее рот растянут в улыбке, и оттуда сверкает хищная зубная белизна.
Я не люблю, когда меня дразнят. Терпеть не могу, когда надо мной смеются. В такие моменты я перестаю соображать. Понимая, что черная пантера может дернуть свою колесницу в любой из моментов и что ей ее абсолютно не жаль, я тем не менее выкручиваю колеса «Вибы» так, чтобы проскользнуть мимо разбойницы. Как ни странно, мне это удается. Под насмешливыми взглядами исследователей помойных урн я протискиваюсь в узкое пространство возможности и даю газ. Растерзанно-растрепанное чудовище остается позади.
Припарковавшись на новом месте, захожу внутрь и сталкиваюсь с Лешкой на пороге. Думая, что со мной случилось то, что всегда случается в таких районах в кино, он оставил на столе еду и бросился мне на помощь. Слава Богу, гамбургеры сцапать еще никто не успел.
– Леша, – без смеха говорю ему я, – я тебя очень прошу: доведи меня до внутренней охраны вокзала и езжай домой. Не жди. А то я буду волноваться, как ты доедешь по темноте. Хорошо?
Лешка слышит, что я не шучу. Он понимает. Это тыльная сторона лучезарного божества ЛА, и нам ее видеть совсем не нужно.
Прощальный ритуал скомкан. Объятия не ко времени и не к месту. Нежности в присутствии бдительных попрошаек кажутся извращением. Замерев на секундочку в легком намеке на объятие, мы тут же отрываемся друг от друга. Наполнив глаза слезами, я прошу Лешку:
– Пожалуйста, позвони сразу же, как только доедешь. Я буду волноваться.
Лешка кивает головой, я перехожу границу из охраны. Я внутри вокзала. В смысле жуликов и бродяг здесь уже не так напряжно. Но напряжно в другом смысле. Все незнакомо: как будто я в других Штатах. Другие люди, другие повадки, другие правила.
По расписанию я уже должна садиться в автобус. Но мой рейс не указан ни на главном табло, ни на дверях, ведущих на платформы. В какой-то момент мне кажется, что я провалилась в глухое зазеркалье, из которого нет исхода. Мне придется вечно бродить между бесконечными чемоданами и сумками, стоящими вместо людей в очереди на полу. Люди сидят на стульях, а чемоданы выполняют их миссию. Ставлю в очередь свои сумки и я. Только в ту ли очередь ставлю? Верчу головой – спросить не у кого. Решаюсь обратиться к охраннику. На мое удивление, тот знает о существовании моего рейса. Говорит, что он будет позже. Ну, спасибо и на этом.
Никакой уверенности в том, что охранник знает предмет разговора, у меня нет. Наворачиваю круги от одной двери к другой: а вдруг появится объявление о моем рейсе? В этом долгом походе меня застает Лешкин звонок. Слава Богу, он доехал до своего нового дома, и его даже впустили переночевать. Слава Богу. Потому что на этот счет у меня тоже были сомнения. Рассказываю Лешке про пропавший автобус. Пусть выполнит свою традиционную миссию по дерадикализации моей паранойи, а то мне уже кажется, что автобуса этого нет и не было никогда. Мне все приснилось. Нет на самом деле никакого океана, солнца и цветов магнолии. Есть вонь и темнота этой клоаки, откуда мне уже никогда не вырваться…
В телефонно-терапевтическом сеансе с Лешкой я провожу три долгих шестидесятиминутки с перерывами на туалет и общение с персоналом. «Пока нет, но будет», – таков общий ответ. «Когда будет?» – «Не знаем». И все заново по кругу. Приезжают и уезжают автобусы, отворяются и закрываются двери, рассасывается одна толпа и создается другая, а мои сумки все на том же месте. В какой-то момент я перестаю их переставлять. Так они и стоят посреди зала – никому не интересные, кроме меня. Как никому не интересна и моя персона, брошенная в темницу и забывая там.
Но, как говорила моя бабуля, все в конце концов заканчивается. Закончился и этот кошмар. Так думаю я, радостно прыгая в автобус. Сумки беру с собой в салон. Во-первых, они не большие. Во-вторых, все лежащее в них мне нужно. В сумках еда и питье. Бутерброды из псевдоколбасы, напоминающей нашу «варенку», вода. Как опытный путешественник, знаю: много воды в походе не бывает. Бывает мало алкоголя. Об этом я тоже позаботилась. В автобусах, конечно, пить запрещено. Но автобус ночной, дорога длинная, а я совершенно разбита. Усталостью, разлукой, и невозможностью представить что-то наперед. Мне нужно перестать думать. Нужно расслабиться и забыться. И помогут мне в этом четыре маленьких сосуда, не требующих штопорной возни. Крышки-закрутки. Сделано с пониманием и любовью. С пониманием и любовью мне эти бутылочки в сумку собственноручно уложил Лешка. Господи, я его так люблю!