Читать интересную книгу Юридические конструкции и символы в уголовном праве - Лев Кругликов

Резюмируя, можно дать следующую дефиницию квалифицированного состава: им является совокупность таких признаков преступления, которые свидетельствуют о резко повышенной или пониженной, по сравнению с отраженной при помощи признаков основного состава, общественной опасности деяния, что обусловливает выделение в законе данной разновидности состава в качестве относительно самостоятельной, с иной – повышенной или пониженной – санкцией. Логическим итогом такого выделения является необходимость новой квалификации деяний, сопровождаемых квалифицирующими обстоятельствами, и ориентация суда на новые пределы назначения наказания.

Признаки же состава преступления как родового понятия – это закрепленные в уголовном законе обстоятельства, в совокупности своей определяющие характер и типовую степень общественной опасности деяния и личности виновного, законодательную оценку вида поведения.

Применительно к квалифицирующим обстоятельствам нуждается в уточнении и сформулированное В. Н. Кудрявцевым требование, согласно которому признак состава выражает отличие соответствующего уголовно наказуемого деяния от других преступлений и правонарушений. Дело в том, что квалифицирующие признаки отражают внутриродовые различия (например, отличие кражи, совершенной по предварительному сговору группой лиц, с незаконным проникновением в помещение или иное хранилище, от «простой» кражи), т. е. отличие одного преступления от другого преступления того же рода, а не вообще от других преступлений. Что же касается их возможности отграничивать преступления от правонарушений, то ответить правильно на этот вопрос нельзя без уяснения связей основного и квалифицированного составов.

Ряд ученых считает, что между этими составами существует жесткая связь, преемственность, ибо под квалифицирующими признаками понимаются «дополнительные по отношению к основному составу и его признакам обстоятельства»[236]. Иначе рассуждал А. Н. Трайнин. Он полагал, что, допустим, применительно к краже следует говорить не о едином составе, распадающемся на ряд видов (простой, квалифицированный, особо квалифицированный), а о трех самостоятельных составах, поскольку признаки, их характеризующие, различны[237].

Думается, однако, что обе точки зрения страдают определенной односторонностью, ибо не учитывают наличия в российском уголовном законодательстве двух разновидностей конструкций состава. В Уголовном кодексе описано около 280 квалифицированных составов преступлений, которые по общему правилу расположены в части второй соответствующих статей, но нередко и в третьей, и в четвертой (особо квалифицированные и «особо» особо квалифицированные – ч. 3 и 4 ст. 150, 166, 188 УК и др.). В таких случаях они действительно по общему правилу выделяются исходя из наличия «дополнительных обстоятельств» – дополнительных по отношению либо к основному (ч. 1), либо к квалифицированному (ч. 2) составу, либо к тому и другому одновременно. Например, признак «совершение преступления организованной группой» (ч. 4 ст. 188 УК) – дополнительный к основным признакам, предусмотренным в ч. 1 ст. 188 (контрабанда в крупном размере). В то же время его нельзя считать дополнительным по отношению к признакам квалифицированного состава (ч. 3 ст. 188), ибо содеянное оценивается по правилам ч. 4 и в случаях, когда контрабанде не сопутствуют обстоятельства, названные в ч. 3 (совершение преступления должностным лицом с использованием своего служебного положения, с применением насилия).

Нередко признаки «простого» квалифицированного состава дополняют, развивают признаки основного состава, что подчеркивается начальными словами диспозиций их второй части: «Те же деяния, совершенные…» Но если квалифицированный состав слагается из признаков основного состава и квалифицирующих признаков, то можно ли противопоставлять квалифицированный состав основному и утверждать, что налицо самостоятельные составы? Характерная особенность квалифицированных составов с подобной конструкцией заключается в том, что вменение ч. 2, 3 или 4 соответствующей статьи невозможно, если не установлены (помимо квалифицирующих) признаки основного состава. Когда квалифицирующий, особо квалифицирующий и т. и. признак, вмененный виновному, не подтверждается (например, в ходе судебного следствия), он подлежит исключению. Это, однако, не влияет на вывод о природе деяния (оно остается преступным). В подобной ситуации содеянное должно быть переквалифицировано на ч. 1 соответствующей статьи.

В Особенной части действующего Кодекса существуют и второго рода конструкции, подчас ставящие теорию и практику в крайне затруднительное положение. Сказанное касается, в частности, состава умышленного уничтожения или повреждения чужого имущества (ст. 167 УК). В силу ч. 1 статьи деяния лица наказуемы, если они повлекли причинение «значительного ущерба». Повышенная наказуемость установлена за «те же деяния, совершенные… путем поджога, взрыва или иным общеопасным способом…» Возникает естественный вопрос: в тех случаях, когда уничтожение или повреждение имущества осуществляется общеопасным способом, требуется ли наличие всех признаков основного состава? Казалось бы, ответ возможен только один: да, требуется. Именно к такому выводу и пришел в конечном счете Пленум Верховного Суда РФ в абз. 1 и. 6 Постановления «О судебной практике по делам о нарушении правил пожарной безопасности, уничтожении или повреждении имущества путем поджога либо в результате неосторожного обращения с огнем» от 5 июня 2002 г. № 14. В нем сказано, что уголовная ответственность по ч. 2 ст. 167 УК возможна «только в случае реального причинения потерпевшему значительного ущерба. Если в результате указанных действий, непосредственно направленных на поджог чужого имущества, предусмотренные законом последствия не наступили по причинам, не зависящим от воли виновного, то содеянное при наличии у него умысла на причинение значительного ущерба должно рассматриваться как покушение на умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества путем поджога»[238].

Приведенное разъяснение в ряде отношений сомнительно. Во-первых, неясно, почему в нем речь идет лишь об одной разновидности общеопасного способа – поджоге? Разве при иных разновидностях этого способа (скажем, уничтожении имущества путем взрыва, затопления) подход к уголовно-правовой оценке мыслится уже другой? Во-вторых, до этого разъяснения практика по конкретным делам[239], да и Пленум Верховного Суда РФ, придерживались прямо противоположного мнения: уголовная ответственность за умышленное уничтожение или повреждение имущества, совершенное путем поджога, «наступает независимо от того, является ли причиненный ущерб значительным»[240]. Что же произошло? В комментариях и пояснениях к последнему из упомянутых постановлений еще до выхода в свет нового Постановления 2002 г. мотивом изменения позиции послужило следующее: «Статья 167 Уголовного кодекса Российской Федерации существенно отличается от статей 98 и 149 Уголовного кодекса РСФСР, действовавших в момент принятия постановления Пленума Верховного Суда СССР от 2 марта 1989 г. В соответствии с частью 1 статьи 167… умышленное уничтожение или повреждение имущества влечет уголовную ответственность лишь в том случае, если эти деяния повлекли причинение значительного ущерба. Поскольку в части 2 этой статьи речь идет о «тех же деяниях», совершенных путем поджога, взрыва или иным общеопасным способом, следует признать, что уголовная ответственность и по части 2 статьи 167…наступает при причинении значительного ущерба»[241].

Но так ли это? Прежде всего путем сопоставления прежнего и ныне действующего кодексов нетрудно убедиться, что конструкции основного состава в них совпадают: в обоих случаях составы материальные, обязательным признаком состава признается причинение значительного ущерба. Неизменной по сути (в интересующей нас части) осталась и конструкция квалифицированного состава: «те же деяния» (ч. 2 статьи в действующем УК) – «действия, предусмотренные частью первой» (ч. 2 ст. 149). О том, что под деянием законодатель имел в виду действие (бездействие), а не описанное в ч. 1 ст. 167 УК РФ преступление в целом, свидетельствует редакция ч. 1: «Умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества, если эти деяния (курсив наш. – Л. К.) повлекли причинение значительного ущерба». Следовательно, говоря в ч. 2 «те же деяния, совершенные… либо повлекшие…», законодатель имел в виду действие или бездействие, и только это. По мысли законодателя, выходит, общеопасный способ поведения (равно как и хулиганские побуждения, и тяжкие последствия) настолько повышает уровень общественной опасности поведения субъекта, что для констатации посягательства оконченным реального причинения вреда в виде значительного ущерба уже не требуется.