– И правильно сделал, – Берта улыбается. – Русские сейчас в моде… выручка позволит нам заказать у «Тредегар Айрон» новый пресс. Кстати, капитан Ханли к нам тоже заглядывал. Просил рассчитать максимальный безопасный заряд для шестовой мины. Жаль, что я ничего не понимаю в гидравлике… Очень милый человек.
Ее брат расхохотался.
– Это Хорэйс Лоусон Ханли – милый? В дамском обществе – может быть, но на верфи… Совершенно несносен! Зато инженер – что надо. Кстати, Юджин, вы с ним очень плодотворно поругались. Он переделывает минный шест, киль, башенки. Проектирует вентиляционную трубу. Не желаете взглянуть? Он оставил некоторые наброски.
Шорох бумаг. Резкие, точные штрихи, короткие примечания. Да, этот противник опасней янки и англичан, вместе взятых. Хотя бы потому, что он уже в базе. Кажется, мысли выскочили на язык. Вот мистер Уэрта-младший уже дает советы по дуэльному делу.
– А у вас так далеко зашло? Тогда – не рекомендую ходить без оружия. Лучше всего – купите «ремингтон». И несколько сменных барабанов. Ханли человек горячий, как наскочит…
– Капитан Ханли – джентльмен. Если он пожелает решить дело свинцом, он пришлет секундантов.
Когда девушка бросается защищать симпатичного ей человека – она прекрасна. Но ее брат тоже прав. Отчасти. А еще он явно привык спорить с младшей сестрой. Потому стоит на своем…
– Несомненно. Но Ханли принимает слишком близко к сердцу все, что связано с его изобретениями. Потому – «ремингтон»! С «кольтом» больше мороки, да и барабаны не меняются. Кроме того, «ремингтон» отлично пригодится при абордаже.
В том, что создатель подводной лодки – натура увлеченная и кипучая, сомневаться не приходится. Но по той же причине он явится убивать любого врага, если тот помешает работам по главному детищу. А вот доказать, что его паровозный котел с самоварной трубой – опасное оружие, пожелает почти наверняка.
– Вы правы, револьвер мне понадобится. Но – очень большой. Я не верю ни в попытку убийства, ни в дуэль по правилам. Зато, полагаю, после всех переделок мистер Ханли вздумает испытать «Ныряльщика» в атаке.
– Корабельный револьвер?
Уэрта-старший доволен. Улыбается.
– Что ж, молодой человек, у меня найдется то, что вам нужно. Только… Я прослежу, чтобы Ханли снарядил шест вместо мины чем-нибудь безобидным. Чем-нибудь, что даже сослепу не перепутать с миной. Скажем, бочонок с краской. Полагаю, условное утопление «Невского» более чем удовлетворит его честолюбие. Полагаю, вы согласитесь на условную дуэль?
И были чертежи на салфетках – потом они отольются тушью по белой бумаге. И были спор, и смех. Дотемна. Решения. Например, такое: с утра мисс Берта отправляется на рынок. Чувствует себя дура дурой. Да еще время от времени хихикает. Надо же – явиться во фруктовый ряд с циркулем для калибровки ядер! Продавцам не до смеха: еще никто так придирчиво не выбирал фрукты, равно отвергая слишком большие и слишком мелкие, прося показать товар со дна корзин и обещая за обычные плоды – если подойдут – совершенно несусветные деньги.
Вот у этой девушки, кажется, то, что надо. Персики. Самые поздние. Семь из десяти… И достаточно много: ослик, повозка гружена доверху.
– Вот эти я возьму. Тысячу наберете? Замечательно! Джеймс, проследи за погрузкой. А эта южная краса – вам.
Белокурая девчонка рассматривает портрет миссис Пикенс на казначейском билете. Сто долларов. Фермерская дочь, наверное, такой бумажки еще и не видела.
– Мисс ла Уэрта… – смущается. – Это ведь не для еды, да? Это как-то связано с пушками?
Берта понижает голос до драматического шепота:
– Угадала. Но не кричи об этом на весь рынок. Здесь полно ушей, способных этой же ночью податься на остров Морриса.
– А ваши…
– Слуги? Отец всем выписал вольные. Чем бы ни закончилась война, они при своем останутся. Смысл бегать?
– Ясно… – белокурая думает.
– Юная леди, вы желаете перещеголять меня в щедрости?
– Нет, мисс ла Уэрта! – странно, простое обращение звучит в устах девушки почти как воинское звание. Как «капитан» или даже «полковник»! – Но ведь это для флота… Денег не надо! Просто – победите.
Поворачивается и идет к пустой повозке.
А мисс ла Уэрта стоит с сотенной купюрой в руке, смотрит вслед… Дура дурой! Хорошо, Эванджелина растормошила. И постанывающий под тяжестью сочных плодов экипаж повернул – к порту. Милая, совершенно пристойная картина: патриотичная девица решила угостить союзников персиками последнего урожая.
– Всплываем! – Ханли взялся за рычаг опорожнения носовой цистерны.
– Но, сэр… Они СТРЕЛЯЮТ!
– Если бы они хотели нас утопить, они бы это сделали. Не знаю, что там стучит по обшивке – но оно явно не способно пробить даже тонкое котельное железо… Всплываем. Джентльмен должен уметь проигрывать. Опорожнение цистерн по счету три! Раз…
На этот раз – никаких ручных насосов. Шипит сжатый воздух, вытесняя воду из балластных цистерн. Вот и борт корабля, до которого так и не удалось добраться.
– Эй, на «Невском»! Чем вы стреляли, если не секрет?
– Тайну за тайну! Что у вас на шесте?
– Бочонок с краской.
– А картечницу зарядили персиками. Специально подбирали… Знаете, как нелегко было подобрать пятьсот персиков – точно под двухдюймовый калибр? Ну, остальные тоже не пропадут… Не желаете ли угоститься тем, что не пришлось по вкусу «кофемолке»?
– Нет пока. С вашего позволения я повторю атаку несколько раз. Мне все-таки нужно отработать удар под броневой пояс…
Весь день заполнен маневрированием по внутреннему рейду. Дважды в воде расплывается багряное пятно – будто под винт попал кит или крупная акула. Четырежды подводная лодка честно всплывает, не добравшись до добычи.
И вот снова – салон. Корзинка персиков на столе: некондиция. Три невеселых человека. Капитан и его помощник, узнавшие, что их великолепный корабль можно разменять на пару паровозных котлов с винтами. И третий, что до вечера успел умереть четырежды. Пусть и условно… Хорэйс Ханли недоволен детищем. И не понимает, что совершил революцию в деле защиты побережий.
– Я не слишком задел вас своей недавней напористостью, сэр? – спрашивает тускло. – Простите, капитан, но сочетание двух главных страстей – любви к техническому прогрессу и любви к отечеству – ужаснейшим образом отразились на моих манерах. И ради чего?
Неприятно смотреть, как активный, деловитый человек превращается в мямлящую тряпку. А ведь подбадривать товарищей по корпусу у кадета Алексеева когда-то получалось неплохо. Особенно если нужно было их подбить на какую-нибудь каверзу… Это вышло почти само собой, чуточку против воли: шаг вперед, ясный, дружеский взгляд в глаза, правая рука на плече собеседника – а левая за спину, и пальцы скрещены. Слова – за них потом будет стыдно.
– Вы хорошо поработали, сэр… Даже здесь, на учениях, вы потеряли тридцать шесть человек – а уничтожили более шестисот.
– Я создал оружие самоубийц…
– Нет, сэр! Оружие героев. Позвольте напомнить вам слова вашего же – американского и южного – вождя: «Дерево свободы требуется поливать кровью тиранов и патриотов». Но от вас зависит, чтобы этой крови патриотов понадобилось меньше. Потому – дорабатывайте машину! В ней нуждается не один Юг. В ближайшую встречу я поговорю с посланником Стеклем о приобретении чертежей улучшенного образца для нужд русского флота…
Теперь обе руки сложены за спиной, в голосе деловой ледок, перехваченный у того блокадопрорывателя, как его… а, Норман Сторм.
Ханли просветлел. Наговорил кучу восторженных слов, озарился несколькими гениальными идеями – о, сугубо предварительными! – и исчез за дверью. Даже надкушенный персик забыл. За ним заторопился и Мецишевский, по извечной для старшего помощника суете. Уходя, показал поднятый кверху большой палец. Поляк, шляхта. Наверняка в крови – крылья за спиной, склоненная пика, смерть или слава впереди…
Алексеев с отвращением осмотрел руки. Словно гальюн драил… Пора бы понять, что время проказ прошло. Что грозило однокашнику, послушавшему друга Женьку? Наряд-другой, не больше. В крайнем случае – самое страшное! – отняли б день от отпуска. А Ханли угробится сам и потащит за собой других. И вместо волны, красной от краски, чей-то борт лизнет волна, красная от крови.
– Ладно, – пробормотал Евгений, – сами кашу заварили – сами и расхлебаем. Думай, голова…
Новый «Александр Невский» оказался на удивление просторен. Иные матросы радовались свободным кубрикам. Унтера обживались в каморках с парусиновыми стенами – не хуже прежних офицерских кают. Так отчего бывший кондуктор по артиллерийской части, а ныне командир погонной батареи, прапорщик по адмиралтейству Гришин, оглядев офицерские хоромы, потемнел, как грозовая туча?