Конечно, и без технологических тонкостей правящая партия полностью контролировала профсоюзы и общественные организации и не допускала выдвижения нежелательных кандидатов. Однако полностью она не могла исключить их выдвижения на предвыборных собраниях трудящихся. Ведь в стране существовала сила, не подконтрольная правящей партии. А. А. Жданов в докладе о подготовке выборов на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году назвал такой силой Церковь, все еще располагавшую, несмотря на активную атеистическую пропаганду, немалым влиянием в массах. Хотя Церковь еще в 1927 году формально признала советскую власть, призвала верующих к лояльному отношению к власти и исполнению гражданских обязанностей и даже не помышляла выступать в качестве политической силы на выборах, недоверие к ней было велико.
Безусловно, шансы правящей партии на победу на выборах были неоспоримы, но партийное руководство стремилось показать всему миру максимальную поддержку режиму со стороны избирателей в условиях всеобщих выборов с тайным голосованием. Для обеспечения такой поддержки, чтобы не разбивать голоса, Жданов предложил на пленуме идею блока коммунистов и беспартийных, чтобы в каждом избирательном округе от блока был выдвинут один кандидат. Так фактически и сложилась система «один кандидат – один депутат», хотя ни в Конституции, ни в Положении о выборах такая система не предусматривалась.
Система «один кандидат – один депутат» была закреплена в резолюции «Об организационной и агитационно-пропагандистской работе партийных организаций в связи с выборами в Верховный Совет СССР» Пленума ЦК ВКП(б), состоявшегося 11–12 октября 1937 года. В этой резолюции, а также в утвержденной на ее основе инструкции, ответственность за организацию и исход выборов на местах была возложена на местные партийные организации. Хотя участие в выборах по закону было свободным, то есть неявка избирателя на выборы не влекла за собой его ответственности, инструкция предусматривала меры, обеспечивавшие «гражданскую активность» избирателей. При каждом избирательном участке партийными организациями учреждений и предприятий создавались агитпункты и агитколлективы. За каждой группой избирателей закреплялся агитатор, который отвечал за «гражданскую активность» своих подопечных, а руководитель агитколлектива и секретарь парткома парторганизации, от которой был выделен данный агитколлектив, отвечал за «активность» на выборах всех избирателей данного избирательного участка. Обычно в день выборов уже с 9–10 часов утра агитаторы обходили «своих» избирателей и напоминали им об их гражданском долге.
Все эти организационные меры в сочетании с тем, что Жданов назвал «известным нажимом», и мощным воздействием огромного пропагандистского аппарата и государственных средств массовой информации обеспечивали высокий уровень участия избирателей в выборах. На выборах 12 декабря 1937 года в Верховный Совет СССР участвовало 96, 8% избирателей, в то время как на выборные собрания в 1934–1935 годах, проводившиеся в последний раз по прежней Конституции, явилось 85% граждан, имевших право голоса. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и фактор страха. Ведь именно в 1937 году массовые репрессии достигли своего апогея. Только по официальным данным в 1937 году было арестовано не менее 780 000 человек, большинство из них погибло в тюрьмах и лагерях[46]. Однако в ходе выборов доминировал не только страх, но и отчаяние, когда граждане, пользуясь тем, что местные партийные и советские руководители в буквальном смысле головой отвечали за явку избирателей на выборы, требовали немедленного решения каких-либо вопросов (ремонта жилья, назначения пенсий и т. д.), угрожая не явиться на голосование. По большей части эти требования удовлетворялись.
Следует сказать и о том, как происходил отбор кандидатов в депутаты. Он проводился на местах обкомами партии (по выборам в Верховный Совет СССР и верховные советы союзных республик) по разнарядке ЦК ВКП(б), в которой указывалось, сколько должно быть среди депутатов представителей различных социальных групп (рабочих, крестьян, служащих, интеллигенции, женщин, молодежи) и национальностей. Отобранные обкомами кандидатуры за несколько месяцев до начала избирательной кампании представлялись в ЦК на утверждение. И лишь утвержденные ЦК кандидатуры выдвигались на местах.
Выдвижение кандидатом в депутаты во второй половине 30-х годов таило немалую опасность для кандидата. Дело в том, что перед утверждением списка кандидатов в депутаты запрашивались данные на них из НКВД. А ведь тогда, в момент разгула массовых репрессий, никто не мог быть уверен, что тот или иной кандидат в будущем не будет арестован и объявлен «врагом народа». А тогда ответственность бы ложилась на работников НКВД. Поэтому они нередко предпочитали сами в превентивном порядке арестовывать потенциальных кандидатов, почему-либо показавшихся им подозрительными, чтобы избежать ответственности впоследствии.
Первые выборы в Верховный Совет СССР состоялись лишь через год после принятия Конституции СССР 1936 года (такая неторопливость лишь подтверждает тот факт, что он был отнюдь не главным органом власти, а декорацией), приступил же он к работе еще позже. Обычно Верховный Совет собирался всего на три-четыре дня два раза в год и утверждал единогласно без серьезных прений проекты законов, указы своего Президиума, проекты бюджетов на год. Такая периодичность работы Верховного Совета СССР была предопределена закреплением в Основном Законе 1936 года его компетенции по остаточному принципу. Хотя он и провозглашался в статье 30 высшим органом государственной власти, тем не менее указывалось, что Верховный Совет СССР осуществляет все права, присвоенные Союзу Советских Социалистических Республик. Однако перечень этих прав, согласно статье 14 Конституции, был весьма невелик по сравнению с правами Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР, министерств и ведомств.
Подобная конструкция ставила под сомнение общую ситуацию с подотчетностью перечисленных государственных органов Верховному Совету. Если Верховный Совет не мог вмешиваться в решение вопросов, попавших в полномочия Президиума Верховного Совета, Совета Министров и министерств, то и отчета по этим вопросам он требовать был не вправе, поскольку через требование отчета, заслушивания его и обсуждения с высказыванием мнений можно оказать определенное влияние на решение самого вопроса. Как бы то ни было, никаких отчетов ни от кого Верховный Совет СССР в тот период не требовал и довольствовался тем, что ему решали сообщить.
Таким образом, к началу 1930-х годов первоначальная советская форма правления окончательно переродилась, а принятие Конституции СССР 1936 года показало, что от нее окончательно отказались не только по сути, но и по форме. Сохранение названий органов государственной власти – Советов – не должно вводить в заблуждение, ведь понятие «совет» – вполне устоявшееся в русском языке для обозначения коллегиального органа. До 1917 года, например, в России действовали Государственный совет и Совет министров, однако вряд ли кто-то будет утверждать, что наличие этих советов означает существование в России советской власти при царизме. Однако чисто внешне, по формальным признакам, форма правления в СССР по Конституции 1936 года может быть охарактеризована как парламентарная республика, хотя на деле орган, похожий на парламент, – Верховный Совет – не играл той роли, какую он играет в парламентских государствах, а наиболее важные решения принимались вне этого представительного и коллегиального органа.
Подводя итоги, можно отметить, что уже в начале 30-х годов партийный аппарат подмял под себя и фактически слился не только с государственным аппаратом Советов, министерств и ведомств, но и аппаратом профсоюзных комсомольских и других массовых общественных организаций в единую партийно-государственную управленческую систему. Эта управленческая система полностью контролировалась ЦК ВКП(б). Советы превратились по существу в декоративные учреждения. Партийно-государственная управленческая вертикаль стала важнейшей характеристикой установленного Сталиным режима личной власти.
Глава 3 Новейший период в развитии институтов российского народовластия
3. 1. Развитой социализм и общенародная демократия
В канун 60-летия советской власти была принята очередная Конституция СССР. Необходимость принятия нового Основного Закона обосновывалась тем, что в соответствии с марксистско-ленинским учением советское государство стало общенародным. На этом основании было объявлено о построении в СССР зрелого, развитого социализма. КПСС становилась «руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций». Пожалуй, это были главные, скорее теоретические постулаты, нежели новые конституционно-правовые принципы в регулировании институтов государственности и демократии. Принятие брежневской Конституции не было обусловлено сколько-нибудь значительными переменами в социально-политической жизни российского общества и государства, поэтому изменения, произошедшие в конституционном регулировании, в общественной жизни оказывались весьма незначительными.