в то самое, куда его привезли после прогулки по улице.
— Мне нужно восстановить украденные документы.
В милиции его помнили. Ему дали какую-то бумагу и направили в главное управление внутренних дел. Там с ним разговаривать не стали. Но бумагу взяли:
— Сам понимаешь, не до тебя. Приходи завтра.
Он пришел на следующий день.
— Сегодня принять тебя никто не может. Приходи на следующей неделе.
47. Дама в белом
Вильма появилась утром. На ней была белая кофта и короткая белая юбка.
— Всё! Больше белое я носить не могу. Снять и забыть. Столько потратила денег. Глаза бы не смотрели!
Она сняла блузку, потом юбку и осталась в крохотном бюстгальтере и тоненьких, как школьная линейка трусиках.
— Что смотришь! — Борис, и правда, украдкой подсматривал за ней. — Тебя я голым видела. Ты производил впечатление.
Борис понял, что и она тоже должна произвести на него впечатление:
— Я знал, что ты красивая в одежде, но без одежды… Но не красна изба углами, а красна пирогами.
— Пирогами? — Вильме поговорка понравилась. — Я поняла про какие пироги ты говоришь.
— Жалко, что все остальное у тебя не белое.
— Ладно, уговорил.
Лежа в постели, Вильма проявила себя деловой и великодушной:
— А юбку и кофту продай. Тебе деньги нужны. Я о них и вспоминать не хочу. Так, темное место в биографии.
«Белое», — хотел пошутить Борис, но тут раздался звонок. Пронзительный и дребезжащий. Типичный неэлектрический звонок коммунальных квартир.
Вильма в испуге заметалась по комнате и потом выскочила на кухню, успев только крикнуть:
— Хоть умри, но на кухню никого не пускай.
48. Дама в ярко-красной юбке
Борис открыл дверь. Пред ним стояла Лимона. В руках она держала большой пакет.
— Меня мадам Ада прислала. Сказала, что у вас нет денег. Я принесла вам чего поесть. Тут жаркое, суп. Надо только разогреть, — Она вынула из пакета две коробки. — Мадам Ада просила посоветовать вам поскорее уезжать. И я тоже советую.
— Поблагодари мадам Аду. И скажи, что я скоро уеду. Как только получу документы, сразу уеду.
— А когда получите?
— Может быть, на следующей неделе.
— Правда, быстрее уезжаете. Я всё знаю и ничего не расскажу. Я вас очень уважаю.
— А что ты знаешь?
— Никому не расскажу. И мадам Ада никому не расскажет.
— Что не расскажет? — насторожился Борис.
— Ну то, что вы этого художника…
— Это не я.
— Не бойтесь. Я дала слово и не расскажу.
— Что не расскажешь?
— Мы её утопили.
— Кого утопили? — испугался Борис.
— Шпагу с вашими инициалами.
— Какими инициалами?
— «БА». Это ведь ваша шпага.
— У меня не было шпаги.
— Мадам Ада нашла её и, когда я случайно её увидела, взяла с меня слово, что я никому не расскажу, а я бы и так не рассказала.
— Это не моя шпага.
— Сама видела, на ней написано «БА». Вы ведь Борис Аристов. Но вы не бойтесь. Мы взяли лодку, отплыли и бросили её в воду.
Лимона увидала на журнальном столике белую юбку Вильмы:
— Какая красивая!
— Бери, если понравилась.
— Можно я примерю?
— Примеряй.
— Только вы не смотрите.
Она сняла с себя ярко-красную, скорее всего адину, юбку, взяла белую, но не успела начать ее примерять, как снова раздался дребезжащий звонок.
— Сегодня меня не забывают! — удивился Борис. — Не к добру это.
Лимона подбежала к окну:
— Это машина Кубика. Мне надо спрятаться.
— Иди на кухню.
И Лимона выскочила на кухню, забыв свою юбку на журнальном столике.
— Вот Вильма удивится, — подумал Борис. — Обе красавицы без юбок. Мулен Руж на дому.
49. Следствие не дремлет
Кубик поздоровался, наскоро осмотрел комнату, сел на стул:
— Как вы здесь обосновались?
— Временно. Вильма уезжает с Леонардом и мне разрешила пожить у неё.
— Да, мы их выпустили, потому как в убийстве не подозреваем ни её, ни её друга.
— И меня вы тоже больше не подозреваете?
— Сначала подозревали. На первом этапе расследования мы устанавливаем, кто мог иметь орудие убийства. Художника закололи чем-то похожим на шпагу, и сразу подозрение пало на вас. Вы актер и умеете пользоваться шпагой. А, следовательно, у вас могла быть шпага. На втором этапе мы устанавливаем, кто имел возможность убить. И тут возникли проблемы. Я проверил перемещения всех, кто находился на вилле в момент убийства, и пришел к заключению, что убить мог практически любой. И это меня огорчило. В нашей работе ничто так не огорчает, как большое количество подозреваемых.
— Я вас понимаю.
— На третьем этапе мы изучаем возможный мотив убийства. Был мотив у господина Белого: он изображал художника и мог обидеться за разоблачение. Но за это прокалывать шпагой! Хозяйка виллы. Но художник приехал по её просьбе. Пригласить специалиста и убить его до того, как он приступил к работе! Маловероятно. Остальные, и вы в том числе, не имели никакого отношения к картинам. Поэтому мотив может быть таким невероятным, что мы не сумеем его отгадать, поскольку он невероятный.
— Я вообще видел художника мельком. Не знал, что он художник.
— Поэтому мы исключили вас из числа подозреваемых и аннулировали подписку о невыезде.
— Я могу ехать, куда хочу? — обрадовался Борис.
— Можете. Но у меня к вам вопрос. Теперь, когда вас исключили из числа подозреваемых, может быть, вы скажете, что вы думаете по поводу случившегося.
— Что касается мотива преступления, тут я сказать ничего не могу. А в отношении предмета убийства, шпаги. Честно говоря, кроме меня шпагой могла владеть только хозяйка. Остальных я как-то не вижу со шпагой.
— Согласен. У вас есть номер моего телефона. Если вспомните что-нибудь интересное, позвоните.
— Непременно.
И снова звонок.
Борис пошел открывать.
Еще один неожиданный гость. На этот раз Дина.
15. Визит дамы
50. Фея на побегушках
Кубик был безупречно вежлив:
— Оставляю вас с дамой. Тем более, что мы обо всем договорились.
И он величественно удалился.
Дина вошла в комнату и первое, что ей бросилось в глаза — две юбки на журнальном столе:
— А ты здесь не скучаешь.
— Юбка белая, юбка красная. Для французского флага не хватает синей. На вас как назло синяя.
— Ты мне уже говорил о своих предпочтениях.
— Я не хотел вас обидеть.
— Через несколько дней я уеду. Но пока еще работаю в министерстве. Помочь тебе с документами не могу, они действительно пропали. Но кое-что я для тебя сделала, я закрыла дело о прогулке по улице. Что касается истории со шпагой, к тебе претензий нет.
— Вы знаете, кто художника