этом месте, ставшем тебе домом.
Съехав с автострады, мы направились по длинной прямой улице мимо зданий, пестрящих яркими красками и информацией. Я ожидала увидеть этот город более воздушным и приветливым, представляя, как лучи легендарного солнца Калифорнии будут пылко целовать каждую клеточку кожи, как бы вселяя уверенность в тех, кого они озаряют, что они любимы и достойны счастья. Вместо этого солнечный свет освещал убогий уличный пейзаж, скопление машин на дороге и людей на тротуаре. Среди прохожих я заметила персонажа в костюме Бэтгёрл и какого-то затертого Губку Боба.
– Вот мы и приехали, – объявила ты. – Это Голливудский бульвар. Я бы остановилась, но тут не припаркуешься. В следующий раз мы вернемся и посмотрим Аллею Славы.
Мы проехали оставшуюся часть Голливуда, которая оказалась грязной и какой-то грузной, с вереницей винных магазинов, автомобильных моек и кафе фастфуда. Люди, стоящие на остановках с пакетами продуктов в ожидании своих автобусов, в плоских лучах солнца выглядели угрюмыми. Мы продолжили путь по бесконечному бульвару, наблюдая за плотным движением машин.
– Вот мы и на месте, – сказала ты, указывая на зеленую лужайку с табличкой «Беверли-Хиллз».
– Это Беверли-Хиллз?
– Ну, с улицы не очень хорошо видно.
Тем не менее место не производило особого впечатления. Родео Драйв, неимоверно короткая и вымытая до блеска, представляла собой наспех построенную съемочную площадку. На тротуаре стояли несколько туристов, похоже, ошеломленных столь явной пустотой. Мне стало интересно, можем ли мы пройти в «Гуччи» или «Праду», но, как будто читая мои мысли, ты сказала: «Я здесь ничего не покупаю».
Вместо этого по одной из бесконечных артерий города мы снова выехали на автостраду и очутились в месте, которое ты назвала Венецией. Здесь стояли небольшие дома, повсюду были яркие цветы и много велосипедистов. Припарковавшись у обочины на одной из сонных улочек возле чьего-то бунгало, мы направились на главный бульвар.
– Бульвар Эббот Кинни – мое любимое место для прогулок, – пояснила ты, когда мы зашли в один из модных дизайнерских магазинов.
Наверное, я ожидала, что на публике ты будешь идти сутулясь, дабы избежать лишнего внимания, но ты шла, расправив плечи, выставляя свою славу напоказ, словно светящийся плащ. Пока ты внимательно рассматривала вещи, некоторые покупатели оборачивались. Было очевидно, что они узнавали тебя. Сложно представить, чего тебе стоило оставаться спокойной и сосредоточенной на выборе товаров, будь то рассматривание какой-нибудь лампы или ощупывание коврика. Если бы этот плащ славы был моим, уверена, я бы рухнула вниз под его тяжестью.
Стоя в магазине винтажной одежды, ты тщательно перебирала вешалки с платьями, одно за другим прикладывая их к себе.
– Как тебе это? – спросила ты, указывая на свободное платье с крошечным цветочным рисунком.
– Думаю, на тебе это смотрелось бы прекрасно, – честно ответила я.
Перекинув платье через руку, ты продолжила подыскивать вещи.
– Я пытаюсь сделать свой образ мягче, – объяснила ты. – Сейчас столько резких и жестких людей. Я хочу быть нежнее.
Ты сдвинула вешалки на одну сторону, и они загремели.
– Как насчет этого? Для тебя.
Взяв в руки черную прозрачную шаль, прошитую серебряными нитями, ты, не говоря ни слова, накинула ее мне на плечи и подвела к большому зеркалу. Я увидела себя такой, какой, должно быть, я выглядела в твоих глазах.
– Думаешь, мне пойдет? – спросила я.
– М-м… да. Тебе хорошо. – Твои глаза засверкали. – Тебе действительно идет черный цвет, а серебро придает легкую пикантность. Ты чертовски хороша в этом.
Я посмотрела на свое отражение в зеркале.
– Да, – ты удовлетворенно кивнула. – Ты похожа на кинорежиссера-бунтаря.
Мое лицо вспыхнуло. Я не была до конца уверена, что ты не шутишь.
– Мне кажется, я больше похожа на ведьму, – пробормотала я.
– Ну что же, думаю, тут может помочь стрижка.
Выйдя из магазина, ты взяла меня за руку. Как только первое напряжение спало, меня охватило нечто вроде замешательства. Моя рука будто бы обмякла в твоей. Я определенно понимала, что твое появление в моей компании может плохо повлиять на твой имидж. На фоне тебя я выглядела полноватой и низкой, даже в этих злополучных сандалиях на танкетке. Но ты, словно собака-поводырь, повела меня прямо по тротуару и втащила в парикмахерскую, усадив в кресло и объяснив стилисту, что делать. Я вышла оттуда с четким каре, рассекающим линию моего подбородка. Обрамляя простое круглое лицо, мои волосы выглядели как дорогой парик. Даже если я и не стала красивой, как это подразумевала стрижка, то по крайней мере была достойна внимания.
Возвращаясь к машине, я заметила, как двое мужчин, шедших по тротуару впереди нас, резко развернулись. Я остановилась как вкопанная. Потребовалось какое-то время, чтобы понять, что они стали доставать не оружие, а фотоаппараты. Ты даже не дрогнула. Вместо этого ты продолжала идти прямо по направлению к мужчинам, как бы заставляя их отступать назад, делая кадры. Не улыбаясь и не позируя, ты просто и в естественной манере шагала вперед – ничего необычного, просто леди ходит по магазинам с подругой. От напряжения мое лицо натянулось как струна. Я мелкими шагами семенила вслед за тобой, пытаясь нащупать в сумочке свои солнцезащитные очки. Послышалось непрерывное щелканье затворов фотоаппаратов.
– Элиза! – позвал тебя один из фотографов.
Ты продолжала идти в том же темпе, хотя я уловила еле заметную паузу в твоем шаге, как будто ты раздумывала, стоит ли отвечать.
– Элиза! – повторил второй фотограф.
Холодно улыбнувшись, ты увеличила скорость.
– Извините, – сказала ты равнодушно. Я поспешила за тобой.
– Извините, – повторила ты и, схватив меня за руку, свернула на другую улицу. Мимо с бешеной скоростью проносились машины, но в первые же секунды ты вклинилась в поток, чтобы быстро скрыться.
Глава четвертая
Следующие несколько дней ты моталась по встречам и кинопробам, а я бродила по дому, как сторожевой пес. Иногда днем заглядывал Рафаэль, но чаще всего он приходил по ночам. Однажды, когда уже стемнело, я услышала, как он трясет ключами у двери и поднимается по ступенькам в твою спальню. После этого я не слышала ни звука. Тихо повернув ручку двери, я побрела по коридору. Я стояла у дверей твоей спальни и прислушивалась. В своем воображении я представила вас вместе, сочетание твоей нежности и его мужественности, и мое собственное тело начало пульсировать. Звуки, которые ты издавала, были восхитительны, мелодия удовольствия настолько чистая, что без единого прикосновения я приближалась к оргазму.
Во вторник, накануне нашего седьмого дня, проведенного вместе, мы заказали тайскую еду и засиделись допоздна